никто не пришел ей на помощь. Она постаралась отбросить эту мысль. Это
недостойно ее, недостойно выбранного ею пути и, уж конечно, недостойно тех
обещаний, которые она дала Господу больше сорока лет назад. Сейчас у нее
возникли сомнения относительно этих обещаний, но она никому не признавалась
в этом, даже на исповеди. Такое нежелание обсуждать возникшие сомнения
беспокоило ее даже больше самих сомнений, хотя она смутно сознавала, что
священник мягко отнесется к ее греху - если это был грех. Но грех ли это? -
думала она. И все равно он исповедовал бы и простил ее, потому что он
отпускал грехи всем, возможно, потому, что у него самого были сомнения, да и
к тому же оба они достигли возраста, при котором человек оглядывается назад
и задумывается о том, какой могла бы стать жизнь, несмотря на всю пользу,
принесенную людям за многие десятки лет неустанной работы.
занятие в жизни и стала бабушкой, и сестра Жанна-Батиста не раз задумывалась
над тем, что бы это значило. Она сделала выбор очень давно, еще в юности,
насколько ей удавалось припомнить, и подобно всем таким решениям сестра
приняла его без долгих размышлений, импульсивно, каким бы правильным не
оказался потом этот выбор. Тогда все казалось таким простым. Их, монахинь,
женщин в черном, уважали. Она вспоминала, как в далекой молодости немецкие
солдаты из оккупационных войск почтительно кивали им, встретив на улице,
несмотря на широко распространенные подозрения, что женщины в черном
помогали спасаться летчикам союзных войск и, может быть, даже евреям. Все
знали, что монахини их ордена обращались со всеми справедливо и достойно,
потому что того требовал Господь, не говоря уже о том, что раненым немцам
тоже требовалась медицинская помощь, поскольку выжить в госпитале ордена у
них было больше шансов, чем в любом другом. Монахини с гордостью соблюдали
древние традиции, и хотя гордыня тоже являлась грехом, женщины в черном
говорили себе, что Господь, наверно, не обратит на это особого внимания,
потому что грех совершался во славу Его святого имени. Словом, когда пришло
время, она приняла решение - раз и навсегда. Некоторые сестры не выдержали
тяжести службы и покинули орден, но у нее не возникло сомнений - тогда,
сразу после войны, было трудное время и пациенты нуждались в уходе, а мир
еще не настолько изменился, чтобы она могла увидеть другие возможности,
открывавшиеся перед ней. Мельком она было подумала о том, чтобы оставить
орден, но отказалась от этой мысли и продолжила работу.
она приехала еще в то время, когда она была колонией ее европейской державы,
и осталась здесь после того, как бывшая колония обрела независимость. Все
это время сестра исполняла свои обязанности как обычно, квалифицированно и
умело, несмотря на политические перемены, которые проносились мимо нее
подобно урагану. Она не обращала внимания на то, кем являются ее пациенты -
европейцами или африканцами. Однако сорок лет работы в качестве медсестры,
причем более тридцати в одном госпитале, давали о себе знать.
почти шестьдесят пять, и это немало, особенно когда у тебя слишком мало
помощников, а потому часто приходится работать по четырнадцать часов кряду,
лишь изредка отрываясь на молитву. Это благоприятно сказывалось на душе, но
было очень утомительно для тела. В молодости она была крепкой - хотя и не
особенно сильной - и здоровой, врачи прозвали ее "сестра Скала", однако они
приезжали и уезжали, а она оставалась, продолжала ухаживать за пациентами,
но ведь и скалы со временем изнашиваются. А усталость приводит к ошибкам.
проявлять осторожности, если хочешь остаться в живых. В течение многих
столетий христианство пыталось утвердиться на этом континенте, но, хотя ему
удалось добиться некоторых успехов, окончательная победа ускользала от него.
Одной из проблем была неразборчивость в сексуальных отношениях, местная
традиция, которая привела ее в ужас сразу по прибытии - почти два поколения
назад, - а сейчас казалась просто.., нормальной. Не то чтобы нормальной,
скорее распространенной, но слишком часто приводившей к смертельному исходу.
Треть пациентов госпиталя страдали от того, что на местном диалекте
называется "болезнью исхудания", а в остальном мире известно как СПИД.
Предосторожности, направленные на то, чтобы избежать этой болезни, были
простыми и понятными, и сестра Жанна-Батиста говорила о них на своих курсах.
Печальная правда, однако, заключалась в том, что, как это случалось и с
ужасными морами древности, единственное, что могли сделать медики с этой
"чумой современности", - это предохранить самих себя.
лет - слишком рано для активной половой жизни. Он был красивым, отлично
сложенным и умным, прекрасно учился в соседней католической школе и
прислуживал в церкви. Может быть, со временем он услышит глас Божий и станет
священником - для африканцев это было проще, чем для европейцев, потому что
церковь, молча уважая местные обычаи, не требовала от священников обета
безбрачия - секрет мало кому известный в остальном мире. Но мальчик заболел.
Его доставил сюда всего несколько часов назад, в полночь, отец, уважаемый
человек, занимающий видный пост в местном правительстве и владеющий
автомобилем. Дежурный врач сразу поставил диагноз: церебральная малярия,
однако этот диагноз, занесенный в историю болезни, не подтвердился обычными
лабораторными тестами. Возможно, образец крови, взятый у больного, был
утерян. Приступы сильной головной боли, рвота, озноб, путанное сознание,
лихорадка. Церебральная малярия. Она надеялась, что это не очередная
вспышка. Церебральная малярия поддавалась лечению, однако проблема
заключалась в том, чтобы убедить население лечиться.
скорее ранним утром - самое приятное время в этой части мира. Воздух
прохладен - таким он бывает лишь в это время суток, было безветренно и тихо
- такими же тихими были и ее спящие пациенты. В данный момент наибольшую
опасность для мальчика представляла лихорадка, поэтому сестра подняла
простыню и протерла влажной губкой его потное тело. Это, казалось, принесло
ему облегчение, и Жанна-Батиста воспользовалась предоставившейся
возможностью, чтобы осмотреть его юное тело в поисках других симптомов
заболевания. Врачи лучше разбирались в болезнях, а она была всего лишь
медсестрой, зато работала с больными очень долго и знала, что следует
искать. На теле мальчика не было ничего особенного, если не считать старой
повязки на левой руке. Почему же врач не обратил на это внимания? -
удивилась Жанна-Батиста. Она вернулась к столику дежурной сестры, где
дремали два санитара. Вообще-то это было их дело, но сестра решила не будить
мужчин. Она вернулась к кровати мальчика со свежими бинтами и
дезинфицирующим раствором. В Африке нужно проявлять особое внимание к
инфекции. Медленно и осторожно она сняла грязную повязку. Ее руки дрожали от
усталости и в глазах двоилось. Укус, увидела она, похожий на укус маленькой
собаки.., или обезьяны. Сестра задумалась. Укусы в этой местности могут
оказаться заразными. Ей следовало бы вернуться к столику и надеть резиновые
перчатки, но до столика было сорок метров, у нее болели ноги, а пациент
лежал неподвижно. Жанна-Батиста откупорила пузырек с дезинфицирующим
раствором, затем осторожно повернула руку мальчика, чтобы увидеть всю ранку.
Когда она встряхнула пузырек, несколько капель раствора выплеснулись из-под
ее большого пальца, закрывавшего горлышко, и попали на лицо пациента.
Мальчик внезапно приподнял голову и чихнул во сне. Крохотное облачко
вырвалось в воздух. Сестра Жанна-Батиста вздрогнула от неожиданности, но не
прервала работы; она вылила раствор на кусочек ваты и медленно протерла
ранку, затем заткнула пузырек пробкой, поставила его на тумбочку,
забинтовала руку мальчика стерильным бинтом и лишь после этого вытерла лицо
тыльной стороной руки, даже не обратив внимания на то, что, когда пациент
чихнул, его рука дернулась, капля крови попала ей на руку, и она, вытирая
лицо, мазнула кровью мальчика по своим глазам. Так что и резиновые перчатки
не предохранили бы ее - слабое утешение, даже если бы она вспомнила об этом
через три дня.
***
по мраморным ступеням чудом сохранившегося восточного крыла в сопровождении
агентов Секретной службы и морских пехотинцев. Они поднимались по лестнице,
по-прежнему держа в руках автоматы и пистолеты, окруженные множеством
пожарных, не зная, что предпринять. Протянувшиеся повсюду пожарные рукава
продолжали лить воду на дымящиеся обломки, и нередко на них попадали брызги,
обжигая холодом до костей. Здесь огонь был уже сбит водой, и хотя пожарные
все еще продолжали поливать обломки, спасатели уже начали пробираться в
развалины зала. Не нужно было обладать большим опытом, чтобы понять, что они
там обнаружат. Спасатели двигались молча - никаких жестов, поднятых рук или
возгласов. Мужчины - и женщины, хотя на таком расстоянии отличить их было
невозможно, - больше беспокоились о собственной безопасности - не было
необходимости рисковать жизнью ради трупов.
американцы, нет. Джек увидел, что целая секция галереи обрушилась в зал
заседаний. Насколько он помнил, это была галерея, отведенная для дипломатов.
Там сидели высокопоставленные представители разных стран со своими семьями,
люди, с которыми он был знаком, которые пришли в Капитолий, чтобы
присутствовать при церемонии принесения им присяги. Виноват ли он в их
смерти?
крайней мере так ему показалось. Теперь он не был уверен в этом. Может быть,
просто не мог остаться на месте? Или его притягивала к себе сцена
катастрофы, как и тех, что молча стояли сейчас вокруг Капитолийского холма,
не зная, как и он, что предпринять, и просто глядя на происходящее.
Оцепенение не оставило его. Райан пришел сюда, надеясь увидеть и сделать
что-то, и добился лишь того, что почувствовал лишние страдания.
на вас льется вода, - решительно произнесла Прайс.
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Эриксон Стивен
Соломатина Татьяна
Жюль Верн
Шилова Юлия