дурочка, уже готовая влюбиться, тут же выкинула их из головы.
лестничной клетке у окна и поджидал меня. Не помню, куда я шла в тот вечер,
но в любом случае до своей цели я так и не добралась...
по-хозяйски, иногда бывал жесток, но я все равно безумно его любила. И надо
сказать, от относился ко мне довольно бережно: в свои дела никогда не
посвещал, на уголовные сходки не водил, с приятелями не знакомил и делал
щедрые подарки. Наверное, это были довольно счастливые два года. Только вот
с мамой мы ссорились постоянно. Она невзлюбила Диму с первой встречи и всеми
силами пыталась отвадить меня от него, но добилась лишь того, что от нее
отдалилась я.
исчез - и все. Я звонила ему по многу раз на дню, часами ждала под дверью
его квартиры, но безрезультатно. В конце концов я не выдержала и спросила о
нем у соседа: если Диму на чем-то поймали и посадили в тюрьму, Григорий
Кузьмич должен был знать. Но он только сочувственно посмотрел на меня и
покачал головой.
вздрагивала от каждого звонка. А потом случилось несчастье с мамой, и мне
стало не до сердечных мук. Мама - она у меня молодая и очень красивая -
спускалась зимой с моста, поскользнулась, упала на лестницу и повредила
позвоночник. У нее отказали ноги. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось
все это вынести и не сойти с ума. Мама не хотела жить. За ней нужен был
постоянный уход. У нас катастрофически не хватало денег, и мне приходилось
работать до изнеможения, а в перерывах между сеансами бегать домой, кормить
маму, разговаривать с ней, утешать, следить, чтобы у нее под рукой не
оказалось ничего опасного... Словом, на другие душевные переживания уже не
оставалось сил, и мой роман как-то сам собой забылся.
мной, и лица я видеть не могла, но фигура, походка, посадка головы... все
было его. Я прибавила шагу, крикнула: "Дима!" - а когда он обернулся,
обомлела. Лицо было совсем чужое: другие губы, брови, нос, разрез глаз,
подбородок, линия волос - словом, ничего общего с Вадимом. Дима всегда
казался мне красивым, а человек, стоявший передо мной, имел прямо-таки
отталкивающую внешность. Он неприятно улыбнулся и сказал: "Вы ошиблись. Я не
Дима. Но очень хотел бы им оказаться". Я пробормотала: "Извините" и как
можно быстрее перешла через улицу.
не помогу ли я ему разобрать название улицы, записанное в его записной
книжке. Я наклонилась, и он прыснул мне в лицо какой-то гадостью из
баллончика. Очнулась я на тахте, в незнакомой квартире, связанная и с кляпом
во рту. Напротив меня в кресле сидел давешний прохожий.
глаза.
усмехнулся и заговорил снова:
считали покойником. А ты можешь спутать мне карты. Собственно говоря, надо
было бы тебя пришить, но это оказалось труднее, чем я думал. Поэтому я готов
предоставить тебе выбор между быстрой и сравнительно легкой смертью и
пожизненным заключением.
догадались, теперь звали Львом, ничуть не преувеличивал. Наверное, в тюрьме
мне было бы легче. С того самого вечера я ни на минуту не оставалась одна.
Мой тюремщик срочно нанял по телефону сиделку для мамы, заставил меня
позвонить ей и наврать про скоропалительный роман с состоятельным
бизнесменом. На следующий день мы отправились в загс, где подкупленная
служащая тут же проштамповала нам паспорта и вручила свидетельство о браке.
если бы Лев хоть чуть-чуть напоминал Диму, которого я любила. Но он
преобразился не только внешне. Страх перед разоблачением изменил его и
внутренне. Прежде всего он боялся выдать себя манерой разговора или
незнанием чего-то, что должен был знать человек, чьи документы он присвоил.
Вадим никогда не отличался болтливостью, а Лев был настоящим бирюком. Он
молчал всегда, даже со мной наедине, а когда выводил меня на люди, следил,
чтобы я тоже как можно реже открывала рот. В его отсутствие за мной по пятам
ходил громила по имени Вася. У Васи какая-то слабовыраженная форма
дебилизма, и разговаривать он не мастак, но Левины приказы исполнял до буквы
- не отставал от меня ни на шаг и отпугивал всех, кто пытался ко мне
обратиться. Одним словом, я жила в полной изоляции. Через год такой жизни
меня все чаще стало посещать сожаление, что я не выбрала тогда первый
вариант...
гадала. Правда открылась постепенно и в немалой степени случайно. Дело в
том, что иногда, чтобы расслабиться, Лев выпивал на ночь добрый стакан
виски. И тогда он начинал разговаривать во сне... Постепенно обрывки фраз
сложились в единое целое. Но Лева обладал поистине звериным чутьем: скоро он
догадался, что мне о нем кое-что известно, и заставил открыться. А поняв,
как много я знаю, сам рассказал остальное. Наверное, ему необходимо было
выговориться.
вертолета, вывозившего золото с прииска. Работавший на прииске механик,
которого шантажом склонили к соучастию, при помощи некоего хитрого
устройства добился того, чтобы в определенное время отказал винт вертолета.
Зная время аварии, Вадим приблизительно знал и место падения машины. Поэтому
ему с дружками удалось добраться до вертолета и до золота гораздо раньше,
чем властям. Золото захоронили в тайнике, и сообщники, замаскировавшись под
залетных охотников, разбежались в разные стороны, с тем чтобы позже
вернуться и поделить добычу.
"кукурузнике", и тот помог в тот же день перевезти золото в более
цивилизованные края. Расплатившись с летчиком, Вадим подарил ему фляжку с
хорошим коньяком. До своего аэродрома "кукурузник" не долетел...
них раскололся и начал "петь". Вскоре выяснилось, что тайник, где захоронили
золото, пуст. Так у Вадима появилось пять смертельных врагов, трое из
которых остались на свободе. Это означало, что ему вынесен смертный
приговор.
спасении. Еще до ограбления он раздобыл подлинные документы давно убитого
человека, тело которого никто не опознал. Нет нужды говорить, что торговец
документами после заключения сделки прожил всего несколько минут...
в Томске. Судя по документам из проданного Вадиму чемоданчика (а их был
полный комплект: паспорт, военный билет, диплом, трудовая книжка,
водительские права и множество других бумажек), Ломов потерял работу, продал
квартиру и поехал устраиваться в Москву. Там-то сразу по приезде его
ограбили и убили.
согласился сделать подпольную косметическую операцию и придать лицу пациента
сходство с фотографией, а заодно свести татуировки. Спрятав золото в
надежном тайнике, Вадим немедленно поехал к хирургу. После операции
благодарный пациент угостил врача и его помощницу-медсестру хорошим
коньяком...
бизнесменом. Свою деятельность он начал, скупив по дешевке несколько
контрольных пакетов акций убыточных предприятий. Он нанял первоклассных
специалистов, завез импортное оборудование, и заводы из убыточных
превратились в процветающие. У бывшего уголовника неожиданно обнаружился
недюжинный организаторский талант. Наверное, благодаря этому мой муж не
сошел с ума от нечеловеческого напряжения, в котором жил, постоянно ожидая
расправы. Он боялся носить оружие, чтобы не привлекать к себе внимания,
боялся водить машину, чтобы не угодить в какой-нибудь дорожный инцидент
(ведь в ходе его расследования могло выясниться, что настоящий Лев Ломов, к
примеру, страдал астигматизмом или был левшой), боялся пить, боялся сказать
лишнее слово или сделать характерный жест, боялся уснуть в поезде или
самолете, чтобы не заговорить во сне. В кармане его пиджака всегда лежали
капсулы с быстродействующим ядом и ядом медленного действия - на случай
встречи с людьми, которые подозрительно на него покосились бы. Он боялся
всего и всех, и в первую очередь меня. Думаю, он давно бы от меня избавился,
если бы не неизбежное следствие...
в моих взаимоотношениях с мужем и понял, что я несчастна. Но он видел, что
Лев никого ко мне не подпускает, а я боюсь лишний раз взглянуть на любого
мужчину. Однако Борис был не из тех, кто легко сдается, и познакомился с
моей мамой.
неделю сиделка брала выходной, и я ездила ухаживать за мамой. Сам Лев ни
разу не показался ей на глаза - боялся, что она его узнает. Терпеть же
присутствие Васи в своем доме мама категорически отказалась. Когда он пришел
со мной в первый раз, она устроила грандиозный скандал, и Лев неохотно
приказал Васе впредь дожидаться меня под дверью. При этом он в подробностях
описал мне, какой страшной смертью умрет мама, если я позволю себе хотя бы
намекнуть ей, что в нашей семейной жизни не все гладко.
на то и мама, чтобы чувствовать, когда у дочери что-то неладно. Да и упорное
нежелание моего мужа предстать пред очи тещи вызывало самые дурные
предчувствия.