Артур Конан-Дойль

Берилловая диадема

-- Посмотрите-ка, Холмс, -- сказал я. -- Какой-то
сумасшедший бежит. Не понимаю, как родные отпускают такого без
присмотра.

Я стоял у сводчатого окна нашей комнаты и глядел вниз, на
Бейкер-стрит.

Холмс лениво поднялся с кресла, встал у меня за спиной и,
засунув руки в карманы халата, взглянул в окно.

Было ясное февральское утро. Выпавший вчера снег лежал
плотным слоем, сверкая в лучах зимнего солнца. На середине
улицы снег превратился в бурую грязную массу, но по обочинам он
оставался белым, как будто только что выпал. Хотя тротуары уже
очистили, было все же очень скользко, и пешеходов на улице было
меньше, чем обычно. Сейчас на улице на всем протяжении от
станции подземки до нашего дома находился только один человек.
Его эксцентричное поведение и привлекло мое внимание.

Это был мужчина лет пятидесяти, высокий, солидный, с
широким энергичным лицом и представительной фигурой. Одет он
был богато, но не броско: блестящий цилиндр, темный сюртук из
дорогого материала, хорошо сшитые светло-серые брюки и
коричневые гетры. Однако все его поведение решительно не
соответствовало его внешности и одежде. Он бежал, то и дело
подскакивая, как человек, не привыкший к физическим
упражнениям, размахивал руками, вертел головой, лицо его
искажалось гримасами.

-- Что с ним? -- недоумевал я. -- Он, кажется, ищет
какой-то дом.

-- Я думаю, что он спешит сюда, -- сказал Холмс, потирая
руки.

-- Сюда?

-- Да. Полагаю, ему нужно посоветоваться со мной. Все
признаки налицо. Ну, прав я был или нет?

В это время незнакомец, тяжело дыша, кинулся к нашей двери
и принялся судорожно дергать колокольчик, огласив звоном весь
дом.

Через минуту он вбежал в комнату, едва переводя дух и
жестикулируя. В глазах у него затаилось такое горе и отчаяние,
что наши улыбки погасли и насмешка уступила место глубокому
сочувствию и жалости. Сначала он не мог вымолвить ни слова,
только раскачивался взад и вперед и хватал себя за голову, как
человек, доведенный до грани сумасшествия. Вдруг он бросился к
стене и ударился о нее головой. Мы кинулись к нашему посетителю
и оттащили его на середину комнаты. Холмс усадил несчастного в
кресло, сам сел напротив и, похлопав его по руке, заговорил так
мягко и успокаивающе, как никто, кроме него, не умел.

-- Вы пришли ко мне, чтобы рассказать, что с вами
случилось? -- сказал он. -- Вы утомились от быстрой ходьбы.
Успокойтесь, придите в себя, и я с радостью выслушаю вас, что
вы имеете сказать.

Незнакомцу потребовалась минута или больше того, чтобы
отдышаться и побороть волнение. Наконец он провел платком по
лбу, решительно сжал губы и повернулся к нам.

-- Вы, конечно, сочли меня за сумасшедшего? -- спросил он.

-- Нет, но я вижу, что с вами стряслась беда, -- ответил
Холмс.

-- Да, видит Бог! Беда такая неожиданная и страшная, что
можно сойти с ума. Я вынес бы бесчестье, хотя на моей совести
нет ни единого пятнышка. Личное несчастье -- это случается с
каждым. Но одновременно и то и другое, да еще в такой ужасной
форме! Кроме того, это касается не только меня. Если не будет
немедленно найден выход из моего бедственного положения, может
пострадать одна из знатнейших персон нашей страны.

-- Успокойтесь, сэр, прошу вас, -- сказал Холмс. --
Расскажите, кто вы и что с вами случилось.

-- Мое имя, возможно, известно вам, -- проговорил
посетитель. -- Я Александр Холдер из банкирского дома "Холдер и
Стивенсон" на Тренидл-стрит.

Действительно, имя было хорошо знакомо нам; оно
принадлежало старшему компаньону второй по значению банкирской
фирмы в Лондоне. Что же привело в такое жалкое состояние одного
из виднейших граждан столицы? Мы с нетерпением ждали ответа на
этот вопрос. Огромным усилием воли Холдер взял себя в руки и
приступил к рассказу.

-- Я понимаю, что нельзя терять ни минуты. Как только
полицейский инспектор порекомендовал мне обратиться к вам, я
немедленно поспешил сюда. Я добрался до Бейкер-стрит подземкой
и всю дорогу от станции бежал: по такому снегу кэбы движутся
очень медленно. Я вообще мало двигаюсь и потому так запыхался.
Но сейчас мне стало лучше, и я постараюсь изложить все факты
как можно короче и яснее.

Вам, конечно, известно, что в банковском деле очень многое
зависит от умения удачно вкладывать средства и в то же время
расширять клиентуру. Один из наиболее выгодных способов
инвестирования средств -- выдача ссуд под солидное обеспечение.
За последние годы мы немало успели в этом отношении. Мы ссужаем
крупными суммами знатные семейства под обеспечение картинами,
фамильными библиотеками, сервизами.

Вчера утром я сидел в своем кабинете в банке, и кто-то из
клерков принес мне визитную карточку. Я вздрогнул, прочитав
имя, потому что это был не кто иной, как... Впрочем, пожалуй,
даже вам я не решусь его назвать. Это имя известно всему миру;
имя одной из самых высокопоставленных и знатных особ Англии. Я
был ошеломлен оказанной мне честью, и когда он вошел, хотел
было выразить свои чувства высокому посетителю. Но он прервал
меня: ему, видно, хотелось как можно быстрее уладить неприятное
для него дело.

-- Мистер Холдер, я слышал, что вы предоставляете ссуды.

-- Да. Фирма дает ссуды под надежные гарантии, -- отвечал
я.

-- Мне совершенно необходимы пятьдесят тысяч фунтов
стерлингов, и притом немедленно, -- заявил он. -- Конечно,
такую небольшую сумму я мог бы одолжить у своих друзей, но я
предпочитаю сделать этот заем в деловом порядке. И я вынужден
сам заниматься этим. Вы, конечно, понимаете, что человеку моего
положения неудобно вмешивать в это дело посторонних.

-- Позвольте узнать, на какой срок вам нужны деньги? --
осведомился я.

-- В будущий понедельник мне вернут крупную сумму денег, и
я погашу вашу ссуду с уплатой любого процента. Но мне крайне
важно получить деньги сразу.

-- Я был бы счастлив безоговорочно дать вам деньги из
своих личных средств, но это довольно крупная сумма, так что
придется сделать это от имени фирмы. Элементарная
справедливость по отношению к моему компаньону требует, чтобы я
принял меры деловой предосторожности.

-- Иначе и быть не может, -- сказал он и взял в руки
квадратный футляр черного сафьяна, который перед тем положил на
стол возле себя. -- Вы, конечно, слышали о знаменитой
берилловой диадеме?

-- Разумеется. Это -- национальное достояние.

-- Совершенно верно. -- Он открыл футляр -- на мягком
розовом бархате красовалось великолепнейшее произведение
ювелирного искусства.

-- В диадеме тридцать девять крупных бериллов, -- сказал
он. -- Ценность золотой оправы не поддается исчислению. Самая
минимальная ее стоимость вдвое выше нужной мне суммы. Я готов
оставить диадему у вас.

Я взял в руки футляр с драгоценной диадемой и с некоторым
колебанием поднял глаза на своего именитого посетителя.

-- Вы сомневаетесь в ценности диадемы? -- улыбнулся он.

-- О, что вы, я сомневаюсь лишь...

-- ...удобно ли мне оставить эту диадему вам? Можете не
беспокоиться. Мне эта мысль и в голову не пришла, не будь я
абсолютно убежден, что через четыре дня получу диадему обратно.
Пустая формальность! Ну, а само обеспечение вы считаете
удовлетворительным?

-- Вполне.

-- Вы, разумеется, понимаете, мистер Холдер, что мой
поступок -- свидетельство глубочайшего доверия, которое я питаю
к вам. Это доверие основано на том, что я знаю о вас. Я
рассчитываю на вашу скромность, на то, что вы воздержитесь от
каких-либо разговоров о диадеме. Прошу вас также беречь ее
особенно тщательно, так как любое повреждение вызовет скандал.
Оно повлечет почти такие же катастрофические последствия, как и
пропажа диадемы. В мире больше нет таких бериллов, и, если
потеряется хоть один, возместить его будет нечем. Но я доверяю
вам и со спокойной душой оставляю у вас диадему. Я вернусь за
нею лично в понедельник утром.