Артур Конан Дойл

Подрядчик из Норвуда

-- С тех пор, как погиб профессор Мориарти, -- сказал
как-то за завтраком Шерлок Холмс, -- Лондон для криминалистов
потерял всякий интерес.

-- Боюсь, мало кто из добропорядочных лондонцев согласится
с вами, -- засмеялся я.

-- Да, конечно, нельзя думать только о себе, -- улыбнулся
мой друг, вставая из-за стола. -- Общество довольно, всем
хорошо, страдает лишь один Шерлок Холмс, который остался не у
дел. Когда этот человек был жив, утренние газеты были
источником неистощимых возможностей. Едва уловимый намек,
случайная фраза -- и мне было ясно: гений зла опять замышляет
что-то; так, увидев дрогнувший край паутины, мгновенно
представляешь себе хищного паука в ее центре. Мелкие кражи,
необъяснимые убийства, кажущиеся бессмысленными нарушения
закона -- но, зная Мориарти, я видел за всем этим единый
преступный замысел. В те дни для того, кто занимается изучением
уголовного мира, ни одна столица Европы не представляла такого
широкого поля деятельности, как Лондон. А сейчас... -- И Холмс
с шутливым негодованием пожал плечами, возмущаясь результатом
своих собственных усилий.

Эпизод, который я хочу рассказать, произошел через
несколько месяцев после возвращения Холмса. По его просьбе я
продал свою практику в Кенсингтоне и поселился с ним на нашей
старой квартире на Бейкер-стрит. Мою скромную практику купил
молодой врач по имени Вернер. Он, не колеблясь, согласился на
самую высокую цену, какую у меня хватило духу запросить, --
объяснилось это обстоятельство через несколько лет, когда я
узнал, что Вернер -- дальний родственник Холмса и деньги ему
дал не кто иной, как мой друг.

Те месяцы, что мы прожили вместе, вовсе не были так бедны
событиями, как это представил сейчас Холмс. Пробегая свои
дневники того времени, я нахожу там знаменитое дело о
похищенных документах бывшего президента Мурильо и трагедию на
борту голландского лайнера "Фрисланд", которая едва не стоила
нам с Холмсом жизни. Но гордой, замкнутой душе моего друга
претили восторги толпы, и он взял с меня клятву никогда больше
не писать ни о нем самом, ни о его методе, ни о его успехах.
Запрещение это, как я уже говорил, было снято с меня совсем
недавно.

Высказав свой необычный протест, Шерлок Холмс удобно
уселся в кресло, взял газету и только что принялся неспешно ее
разворачивать, как вдруг раздался резкий звонок и сильные
глухие удары, как будто в дверь барабанили кулаком. Потом
кто-то шумно ворвался в прихожую, взбежал по лестнице, и в
нашей гостиной очутился бледный, взлохмаченный, задыхающийся
молодой человек с лихорадочно горящими глазами.

-- Простите меня, мистер Холмс, -- с трудом выговорил он.
-- Ради бога не сердитесь... Я совсем потерял голову. Мистер
Холмс, я -- несчастный Джон Гектор Макфарлейн.

Он почему-то был уверен, что это имя объяснит нам и цель
его визита и его странный вид, но по вопросительному выражению
на лице моего друга я понял, что для него оно значит ничуть не
больше, чем для меня.

-- Возьмите сигарету, мистер Макфарлейн, -- сказал Холмс,
подвигая ему свой портсигар. -- Мой друг доктор Уотсон, видя
ваше состояние, прописал бы вам что-нибудь успокаивающее. Какая
жара стоит все это время! Ну вот, а теперь, если вы немножко
пришли в себя, садитесь, пожалуйста, на этот стул и
рассказывайте спокойно и не торопясь, кто вы и что привело вас
сюда. Вы назвали свое имя так, будто я должен его знать, но,
уверяю вас, кроме тех очевидных фактов, что вы масон, адвокат,
холосты и что у вас астма, мне больше ничего не известие.

Я был знаком с методами моего друга и потому, взглянув
повнимательнее на молодого человека, отметил и небрежность
одежды, и пачку деловых бумаг, и брелок на цепочке от часов, и
затрудненное дыхание -- словом, все, что помогло Холмсу сделать
свои выводы. Но наш посетитель был поражен.

-- Да, мистер Холмс, вы совершенно правы, к этому можно
только добавить, что нет сейчас в Лондоне человека несчастнее
меня. Ради всего святого, мистер Холмс, помогите мне! Если они
придут за мной, а я не кончу рассказывать, попросите их
подождать. Я хочу, чтобы вы узнали все от меня. Я пойду в
тюрьму со спокойной душой, если вы согласитесь помогать мне.

-- Вы пойдете в тюрьму! -- воскликнул Холмс. -- Да это
просто замеча... просто ужасно. Какое обвинение вам
предъявляют?

-- Убийство мистера Джонаса Олдейкра из Лоуэр-Норвуда.

На лице моего друга отразилось сочувствие, смешанное, как
мне показалось, с удовольствием.

-- Подумать только! -- заговорил он. -- Ведь всего
несколько минут назад я жаловался доктору Уотсону, что
сенсационные происшествия исчезли со страниц наших газет.

Наш гость протянул дрожащую руку к "Дейли телеграф", так и
оставшейся лежать на коленях Холмса.

-- Если бы вы успели развернуть газету, сэр, вам не
пришлось бы спрашивать, зачем я к вам пришел. Мне кажется, что
сейчас все только и говорят обо мне и о моем несчастье. -- Он
показал нам первую страницу. -- Вот. С вашего позволения,
мистер Холмс, я прочту. Слушайте: "Загадочное происшествие в
Лоуэр-Норвуде. Исчез местный подрядчик. Подозревается убийство
и поджог. Преступник оставил следы". Они уже идут по этим
следам, мистер Холмс, и я знаю, они скоро будут здесь! За мной
следили с самого вокзала. Они, конечно, ждут только ордера на
арест. Мама не переживет этого, не переживет! -- Он в отчаянии
ломал руки, раскачиваясь на стуле.

Я с интересом разглядывал человека, которого обвиняли в
таком страшном преступлении: лет ему было около двадцати семи,
светло-русые волосы, славное лицо с мягкими, будто смазанными
чертами, ни усов, ни бороды, испуганные голубые глаза, слабый
детский рот; судя по костюму и манерам -- джентльмен, из
кармана летнего пальто торчит пачка документов, подсказавших
Холмсу его профессию...

-- Воспользуемся оставшимся у нас временем, -- сказал
Холмс. -- Уотсон, прочтите, пожалуйста, статью.

Под броским заголовком, который прочитал нам Макфарлейн,
было напечатано следующее интригующее сообщение:

"Сегодня ночью, точнее, рано утром, в Лоуэр-Норвуде
случилось происшествие, которое наводит на мысль о
преступлении. Мистер Джонас Олдейкр хорошо известен в округе,
где он в течение многих лет брал подряды на строительство.
Мистер Джонас Олдейкр -- холостяк, пятидесяти двух лет, его
усадьбы Дип-Дин-хаус в районе Сайденхема и неподалеку от
Сайденхем-роуд. По словам соседей, он человек со странностями,
скрытный и необщительный. Несколько лет назад он оставил дело,
на котором нажил немалое состояние. Однако небольшой склад
стройматериалов у него остался. И вот вчера вечером, около
двенадцати часов, в пожарную охрану сообщили, что за его домом
во дворе загорелся один из штабелей с досками. Пожарные
немедленно выехали, но пламя с такой яростью пожирало сухое
дерево, что погасить огонь было невозможно, и штабель сгорел
дотла. С первого взгляда могло показаться, что происшествие это
ничем не примечательно, но скоро выяснились обстоятельства,
указывающие на преступление. Всех поразило отсутствие на месте
происшествия владельца склада, -- его стали искать, но нигде не
нашли. Когда вошли к нему в комнату, то увидели, что постель не
смята, сейф раскрыт, по полу разбросаны какие-то документы,
всюду следы борьбы, слабые пятна крови и наконец в углу дубовая
трость, рукоятка которой тоже испачкана кровью. Известно, что
вечером у мистера Джонаса Олдейкра был гость, которого он
принимал в спальне. Есть доказательства, что найденная трость
принадлежит этому гостю, которым является Джон Гектор
Макфарлейн-младший, компаньон лондонской юридической конторы
"Грэм и Макфарлейн", 426. Грешембилдингз, Восточно-центральный
район. По мнению полиции, данные, которыми она располагает, не
оставляют сомнений в мотивах, толкнувших его на преступление.
Мы уверены, что в самом скором времени сможем сообщить нашим
читателям новые подробности.

Более позднее сообщение. -- Ходят слухи, что мистер Джон
Гектор Макфарлейн уже арестован по обвинению в убийстве мистера
Джонаса Олдейкра. Достоверно известно, что приказ об его аресте
подписан. Следствие получило новые улики, подтверждающие самые
худшие предположения. Кроме следов борьбы, в спальне
несчастного обнаружено, что, во-первых, выходящая во двор
стеклянная дверь спальни оказалась открытой, во-вторых, через
двор к штабелю тянется след от протащенного волоком тяжелого
предмета и, наконец, в-третьих, в золе были обнаружены