Артур Конан-Дойль

Случай в интернате

Наша скромная сцена на Бейкер-стрит знавала много
драматических эпизодов, но я не припомню ничего более
неожиданного и ошеломляющего, чем первое появление на ней
Торникрофта Хакстейбла, магистра искусств, доктора философии2 и
т.д. и т.п. Визитная карточка, казавшаяся слишком маленькой для
такого груза ученых степеней, опередила его на несколько
секунд; следом за ней появился и он сам, человек рослый,
солидный, величественный -- олицетворение выдержки и твердости
духа. И вот, не успела дверь закрыться за ним, как он оперся
руками о стол, медленно осел на пол и, потеряв сознание,
растянулся во весь свой могучий рост на медвежьей шкуре у нас
перед камином.

Мы вскочили с мест и минуту молча, удивленно смотрели на
этот внушительный обломок крушения, занесенный к нам бурей,
разыгравшейся где-то далеко, в безбрежном океане жизни. Потом
Холме быстро подсунул ему подушку под голову, а я поднес к его
губам рюмку коньяку. Полное бледное лицо незнакомца бороздили
глубокие морщины; под опухшими глазами лежали синеватые тени;
уголки приоткрытого рта были скорбно опущены; на двойном
подбородке проступала щетина. Видимо, он приехал издалека, так
как воротничок и рубашка у него загрязнились, нечесаные волосы
прядями падали на высокий, красивый лоб. Перед нами лежал
человек, которого постигла какая-то большая беда. -- Что с ним,
Уотсон? -- спросил Холме. -- Полный упадок сил... вероятно, от
голода и усталости, -- ответил я, держа пальцы на его кисти,
где тоненькой, еле ощутимой ниточкой пульсировала жизнь.

-- Обратный проезд до Мэклтона. Это на севере Англии, --
сказал Холме, вынимая у него из кармашка для часов
железнодорожный билет. -- Сейчас еще нет двенадцати. Раненько
же ему пришлось выехать!

Припухшие веки нашего гостя дрогнули, и его серые глаза
уставились на нас бессмысленным взглядом. Минутой позже он с
трудом поднялся на ноги, весь красный от стыда.

-- Простите меня, мистер Холме. Этот обморок -- следствие
нервного потрясения. Нет, благодарю вас... Стакан молока с
сухариком -- и все пройдет. Мистер Холме, я приехал сюда с тем,
чтобы увезти вас с собой. Мне казалось, что никакая телеграмма
не даст вам должного представления о неотложности этого дела.
-- Когда вы окончательно оправитесь... -- Я чувствую себя
отлично. Просто не понимаю, что это со мной приключилось.
Мистер Холме, я прошу вас выехать в Мэклтон первым же поездом.
Холме покачал головой:

-- Мой коллега, доктор Уотсон, подтвердит вам, что мы с
ним очень заняты. Мне уже выдан аванс на расследование пропажи
документов Феррера, а кроме того, на днях начинается слушание
дела об убийстве в Абер-гавенни. Выехать из Лондона меня может
заставить только что-нибудь сверхважное.

-- Сверхважное! -- Наш гость воздел руки. -- Неужели вы не
слышали о похищении единственного сына герцога Холдернесса?

-- Герцога Холдернесса? Бывшего министра? -- Да. да! Мы
приложили все силы, чтобы это не попало в газеты, но во
вчерашнем "Глобусе" уже промелькнули кое-какие слухи. Я думал,
что до вас они тоже дошли.

Холме протянул свою длинную, худую руку и снял с полки том
энциклопедического справочника на букву "X".

-- "Холдернесс, шестой герцог, кавалер Ордена подвязки,
член Тайного совета..." и так далее, до бесконечности. "Барон
Боверли, граф Карстон..." Боже мой, сколько титулов!
"Председатель суда графства Хэллемшир (с 1900). Женат на Эдит,
дочери сэра Чарльза Эпплдора (1888). Единственный сын и
наследник лорд Солтайр. Владелец двухсот пятидесяти тысяч акров
земли. Рудники в Ланкашире и Уэлсе. Адрес: Карлтон-хаус-террас;
Холдернесс-холл, Хэллемшир; замок Карлстон, Бангор, Узле. Лорд
Адмиралтейства3 (1872), министр..." Словом, известный человек,
пожалуй, один из самых известных в нашей стране.

-- Один из самых известных и, может быть, самых богатых.
Насколько я знаю, мистер Холме, вы далеко не ремесленник в
своей области и сплошь и рядом беретесь за дело ради самого
дела. Но разрешите вам сказать, что его светлость обещает
вручить чек на пять тысяч фунтов тому, кто укажет
местонахождение его сына, и дополнительную тысячу фунтов, если
ему назовут похитителя или похитителей.

-- Щедрое вознаграждение! -- сказал Холме. -- Уотсон,
пожалуй, мы с вами отправимся на север Англии вместе с доктором
Хакстейблом. А вы, доктор, выпейте молока, а потом расскажите
нам, что произошло, когда произошло, где произошло и, наконец,
какое отношение имеет к этому доктор Торникрофт Хакстейбл,
директор интерната под Мэклтоном, и почему он только через три
дня после происшествия -- о чем сужу по вашему небритому
подбородку -- обращается ко мне, веря в мои скромные
способности.

Наш гость выпил стакан молока и горячо, не упуская ни
одной подробности, повел свой рассказ. Взгляд его сразу ожил,
щеки порозовели.

-- Должен вам доложить, джентльмены, что я основатель и
директор школы-интерната под Мэклтоном. "Комментарии к
Горацию"4 Хакстейбла, может быть, напомнят вам, с кем вы имеете
дело. Мой интернат для мальчиков несомненно самое лучшее и
самое привилегированное учебное заведение в Англии. Лорд
Леверстоук, граф Блэкуотер, сэр Кэткарт Соумс -- вот кто
доверяет мне своих сыновей. Но вершины славы моя школа достигла
три недели назад, когда лорд Холдернесс передал мне через
своего секретаря, мистера Джеймса Уайлдера, что десятилетний
лорд Солтайр, его единственный сын и наследник, будет учиться у
меня в школе. Мог ли я думать тогда: вот прелюдия, за которой
последует величайшее несчастье моей жизни!

Лорд Солтайр приехал первого мая, к началу летнего
семестра. Этот очаровательный мальчик очень скоро освоился с
нашими порядками. Должен заметить -- и, надеюсь, никто не
обвинит меня в нескромности, ибо умалчивать об этом было бы
нелепо, -- мальчику жилось дома не сладко. Ни для кого не
секрет, что супружеская жизнь герцога оставляла желать много
лучшего и по взаимному согласию супруги разъехались, причем
герцогиня поселилась на юге Франции. Все это произошло совсем
недавно, а сыновние чувства мальчика, как нам стало известно,
были всецело на стороне матери. Он затосковал после ее отъезда
из Холдернесс-холла, и тогда герцог решил определить его ко мне
в интернат. Через две недели маленький лорд Солтайр совсем
обжился у нас и, судя по всему, чувствовал себя прекрасно.

Последний раз его видели вечером тринадцатого мая, то есть
в понедельник. Отведенная ему комната была на втором этаже, а в
большой смежной спали два других мальчика. Эти мальчики ничего
не видели и не слышали ночью, следовательно, лорд Солтайр вышел
из своей комнаты не через дверь. Окно у него было открыто, а
стену в этом месте густо увивает плющ с очень толстыми ветками.
Следов на земле мы не обнаружили, но можно не сомневаться, что
он вылез в окно.

Беглеца хватились во вторник, в семь часов утра. Кровать
его была не застлана. Перед уходом он успел одеться в школьную
форму -- черную итонскую курточку и серые брюки. Ночью в
комнату к нему никто не входил, а если бы оттуда доносились
крики или звуки борьбы, Контер, старший из мальчиков в смежной
спальне, разумеется, услышал бы шум, так как он спит чутко.

Как только исчезновение лорда Солтайра было обнаружено, я
созвал весь интернат -- мальчиков, учителей, слуг. И тут мы
убедились, что лорд Солтайр бежал не один. Отсутствовал
Хайдеггер -- преподаватель немецкого языка. Комната Хайдеггера
была в противоположном крыле второго этажа, но тоже выходила
окнами на лужайку. Кровать и у него стояла неубранная, однако
одеться как следует ему, видимо, не пришлось, потому что его
рубашка и носки валялись на полу. Он вылез в окно и спустился
вниз, цепляясь за ветки плюща, о чем свидетельствовали следы на
земле. Его велосипеда, обычно стоявшего в небольшом сарае в
конце лужайки, на месте не оказалось.

Хайдеггер поступил ко мне в школу два года назад с самыми
лучшими рекомендациями, но человек он был молчаливый, хмурый и
не пользовался особенной любовью ни среди школьников, ни среди
учителей.

Сегодня у нас четверг, и со вторника мы не узнали ничего
нового о беглеце. Разумеется, первое, что я сделал, -- я снесся
с Холдернесс-холлом. Поместье герцога находится всего в
нескольких милях от школы, и у нас была надежда, что,
затосковав по дому, лорд Солтайр вернулся к отцу, но там его не
оказалось. Герцог страшно взволнован, а что касается меня, так
вы сами могли убедиться, до чего доводят человека тревога и
чувство ответственности за своего питомца. Мистер Холме, умоляю
вас, не щадите своих сил! Это дело заслуживает того, чтобы вы