видеть перед собой это кольцо и, умирая, думать лишь о
преступлении, за которое он понес кару. Я не расставался с этим
кольцом и преследовал Дреббера и его сообщника на двух
континентах, пока не настиг обоих. Они надеялись взять меня
измором, но не тут-то было. Если я умру завтра, что очень
вероятно, то умру я с сознанием, что дело мое сделано и сделано
как следует. Я отправил их на тот свет собственной рукой. Мне
больше нечего желать и не на что надеяться.
за ними по свету. Когда я добрался до Лондона, у меня не
осталось почти ни гроша; пришлось искать хоть какую-нибудь
работу. Править лошадьми и ездить верхом для меня так же
привычно, как ходить по земле пешком; я обратился в контору
наемных кэбов и вскоре пристроился на работу. Я должен был
каждую неделю давать хозяину определенную сумму, а все, что я
зарабатывал сверх того, шло в мой карман. Мне перепадало
немного, но кое-что удавалось наскрести на жизнь. Самое трудное
для меня было разбираться в улицах -- уж такой путаницы, как в
Лондоне, наверное, нигде на свете нет! Я обзавелся планом
города, запомнил главные гостиницы и вокзалы, и тогда дело
пошло на лад.
справлялся везде и всюду и наконец выследил их. Они
остановились в меблированных комнатах в Камберуэлле, на той
стороне Темзы. Раз я их нашел, значит, можно было считать, что
они в моих руках. Я отрастил бороду -- узнать меня было
невозможно. Оставалось только не упускать их из виду. Я решил
следовать за ними повсюду, чтобы им не удалось улизнуть.
следить за ними, куда бы они ни отправлялись. Иногда я ехал в
своем кэбе, иногда шел пешком, но ехать было удобнее -- так им
трудно было бы скрыться от меня. Теперь я мог зарабатывать
только рано по утрам или ночью и, конечно, задолжал хозяину. Но
меня это не заботило; самое главное -- они были у меня в руках!
опасались слежки, поэтому никогда не выходили поодиночке, а в
позднее время и вовсе не показывались на улице. Я колесил за
ними две недели подряд и ни разу не видел одного без другого.
Дреббер часто напивался, но Стэнджерсон всегда была настороже.
Я следил за ними днем и ночью, а удобного для меня случая все
не выпадало; но я не отчаивался -- что-то подсказывало мне, что
скоро наступит мой час. Я боялся только, что эта штука у меня в
груди лопнет и я не успею сделать свое дело.
Торки-Террас -- так называется улица, где они жили, -- и
увидел, что к их двери подъехал кэб. Вскоре вынесли багаж,
потом появились Стэнджерсон и Дреббер, сели в кэб и уехали. У
меня екнуло сердце -- чего доброго, они уедут из Лондона! Я
хлестнул лошадь и пустился за ними. Они вышли у Юстонского
вокзала, я попросил мальчишку присмотреть за лошадью и пошел за
ними на платформу. Они спросили, когда отходит поезд на
Ливерпуль; дежурный ответил, что поезд только что ушел, а
следующий отправится через несколько часов. Стэнджерсон, как
видно, был недоволен, а Дреббер вроде даже обрадовался. В
вокзальной сутолоке я ухитрился незаметно пробраться поближе к
ним и слышал каждое слово. Дреббер сказал, что у него есть
маленькое дело; пусть Стэнджерсон подождет его здесь, он скоро
вернется. Стэнджерсон запротестовал, напомнив ему, что они
решили всюду ходит вместе. Дреббер ответил, что дело его
щекотливого свойства и он должен идти один. Я не расслышал слов
Стэнджерсона, но Дреббер разразился бранью и заявил, что
Стэнджерсон, мол, всего лишь наемный слуга и не смеет ему
указывать. Стэнджерсон, видимо, решил не спорить и договорился
с Дреббером, что, если тот опоздает к последнему поезду, он
будет ждать его в гостинице "Холлидей". Дреббер ответил, что
вернется еще до одиннадцати, и ушел.
были в моих руках. Пока они держались вместе, я бы не мог с
ними справиться, но, очутившись врозь, они были бессильны
против меня. Я, конечно, действовал не наобум. У меня заранее
был составлен план. Месть не сладка, если обидчик не поймет, от
чьей руки он умирает и за что несет кару. По моему плану тот,
кто причинил мне ало, должен был узнать, что расплачивается за
старый грех. Случилось так, что за несколько дней до того я
возил одного джентльмена, он осматривал пустые дома на
Брикстон-роуд и обронил ключ от одного из них в моем кэбе. В
тот же вечер он хватился пропажи, и ключ я вернул, но днем
успел снять с него слепок и заказать такой же. Теперь у меня
имелось хоть одно место в атом огромном городе, где можно было
не бояться, что мне помешают. Самое трудное было залучить туда
Дреббера, и вот сейчас я должен был что-то придумать.
в другую -- во второй он пробыл больше получаса. Оттуда он
вышел пошатываясь -- видно, здорово накачался. Впереди меня
стоял кэб: он сел в него, а я поехал следом, да так близко, что
морда моей лошади была почти впритык к задку его кэба. Мы
проехали мост Ватерлоо, потом колесили по улицам, пока, к
удивлению моему, не оказались у того дома, откуда он выехал.
Зачем он туда вернулся. Бог его знает; на всякий случай я
остановился ярдах в ста. Он отпустил кэб и вошел... Дайте мне,
пожалуйста, воды. У меня во рту пересохло.
примерно с четверть часа, и вдруг из дома донесся шум, будто
там шла драка. Потом дверь распахнулась, выбежали двое --
Дреббер и какой-то молодой человек -- его я видел впервые. Он
тащил Дреббера за шиворот и на верхней ступеньке дал ему такого
пинка, что тот кувырком полетел на тротуару "Мерзавец! --
крикнул молодой человек, грозя ему палкой. -- Я тебе показу,
как оскорблятьь честную девушку!" Он был до того взбешен, что я
даже испугался, как бы он не пристукнул Дреббера своей
дубинкой, но подлый трус пустился бежать со всех ног. Добежав
до угла, он вскочил в мой кэб. "В гестницу "Холлидей"!" --
крикнул он.
радости, что я начал бояться, как бы моя аневризма не
прикончила меня тут же. Я поехал медленно, обдумывая, что
делать дальше. Можно было завезти его куда-нибудь за город и
расправиться с ним на безлюдной дороге. Я было решил, что
другого выхода нет, но он сам пришел мне на выручку. Его опять,
видно, потянуло на выпивку -- он велел мне остановиться возле
питейного заведения и ждать его. Там он просидел до самого
закрытия и так надрался, что, когда вышел, я понял -- теперь
все будет по-моему.
Конечно, это было бы только справедливо, но к такому убийству у
меня не лежала душа. Я давно уже решил дать ему возможность
поиграть со смертью, если ой того захочет. Во время моих
скитаний по Америке я брался за любую работу, и среди всего
прочего мне пришлось быть служителем при лаборатории
Нью-Йоркского университета. Там однажды профессор читал лекцию
о ядах и показал студентам алкалоид -- так он это назвал, --
добытый им из яда, которым в Южной Америке отравляют стрелы.
Этот алкалоид такой сильный, говорил он, что одна крупица его
убивает мгновенно. Я приметил склянку, в которой содержался
препарат, и, когда все разошлись, взял немножко себе. Я неплохо
знал аптекарское дело и сумел приготовить две маленькие
растворимые пилюли с этим алкалоидом и каждую положил в
коробочку рядом с такой же по виду, но совсем безвредной. Я
решил, что, когда придет время, я заставлю обоих моих
молодчиков выбрать себе одну из двух пилюль в коробочке, а я
проглочу ту, что останется. Алкалоид убьет наверняка, а шуму
будет меньше, чем от выстрела сквозь платок. С того дня я
всегда носил при себе две коробочки с пилюлями, и наконец-то
настало время пустить их в ход.
темная, ненастная, выл ветер, и дождь лил как из ведра. Но,
несмотря на холод и мрак, меня распирала радость -- такая
радость, что я готов был заорать от восторга. Если кто-либо из
вас, джентльмены, когда-нибудь имел желанную цель, целых
двадцать лет только о ней одной и думал и вдруг увидел бы, что
она совсем близка, вы бы поняли, что со мной творилось. Я
закурил сигару, чтобы немного успокоиться, но руки у меня
дрожали, а и висках стучало. Я ехал по улицам, и в темноте мне
улыбались старый Джон Ферье и милая моя Люси -- я видел их так
же ясно, как сейчас вижу вас, джентльмены. Всю дорогу они были
передо мной, справа и слева от лошади, пока я не остановился у
дома на Брикстон-роуд.
кроме шума дождя. Заглянув внутрь кэба, я увидел, что Дреббер
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр