Чтение 5–й страницы книги ~Вор~

тела...

Впрочем, Ващанов подозревал, что далеко не у него одного был Виктор Палыч
тенью, но проверить некоторые свои подозрения оперативным путем Геннадий
Петрович не решался - слишком хорошо уже понимал, чем может закончиться для
него такая проверка в случае малейшего прокола... Временами накатывал на
Ващанова липкий ужас, мерещились ему в кошмарных снах лагеря Нижнего Тагила,
и вспоминал тогда Геннадий Петрович то беззаботное и чистое время, когда он
еще не знал Антибиотика... Но эти периоды депрессии проходили быстро, и ни
разу офицер милиции по большому счету не пожалел о своем выборе, потому что
хорошо знал, каким боком оборачивалась судьба к тем, кто честно и безоглядно
тянул свою лямку в розыске, - примеры были, как говорится, перед глазами...
Эти бессребреники, как правило, так и оставались операми, не поднимаясь в
званиях выше подполковничьих погон, к концу службы у них были большие
проблемы со здоровьем от полученных ранений и увечий, нервных перегрузок и
бессистемного питания, от злоупотребления алкоголем - единственным доступным
им средством для снятия чудовищных стрессов...

Семьи таких офицеров разваливались - какая жена выдержит сумасшедшую
работу мужа, помноженную на хроническое безденежье, - оставались эти служаки
одни, поэтому домой вовсе не стремились, для них смыслом жизни был розыск, а
раскрытие преступлений становилось своеобразным наркотиком. После того как
их с почетом провожали на "заслуженный отдых", они долго не жили, быстро
спивались и умирали в своих маленьких запущенных квартирках, всеми забытые и
никому не нужные...

Такой судьбы Геннадий Петрович страшился еще больше, чем ментовской зоны.
К тому же он четко знал - полного бессребреничества и кристальной чистоты в
грязной милицейской работе не бывает: не раз и не два за время службы тем же
самым бессребреникам приходилось на многое закрывать глаза и поступать не по
совести - как, например, в декабре 1990 года, когда произошло "покушение" на
известного питерского репортера. Розыскники быстро тогда установили, что
никакого покушения не было, была чистой воды инсценировка в рекламных целях,
но... Много было этих самых "но" в работе уголовного розыска, и только
кретины могли надеяться, что од-ьажды удастся проломить стену головой. Как
правило, ломались головы - и, естественно, судьбы обладателей этих голов...

Со временем Ващанов создал для себя целую оправдательную философскую
базу. Преступность, мол, полностью искоренить не удастся никогда, она все
время будет видоизменяться, мутировать и приспосабливаться к новым условиям.
А раз так, то и задачи нужно ставить для органов реальные: не бороться с
преступностью, а ограничивать, держать в разумных рамках, контролировать. И
может быть, даже не снаружи, а изнутри. Геннадий Петрович полагал, что так
принесет гораздо больше пользы обществу, и именно в этом ракурсе
рассматривал свой многолетний контакт с Антибиотиком, - ведь Виктор Палыч
вовсе не защищал весь преступный мир Питера. Наоборот, он частенько подводил
под посадку целые группы и шайки, претворяя в жизнь старое правило: чтобы
властвовать, нужно уметь разделять... Во многом карьера Гены Ващанова
сложилась именно благодаря тому, что ему, а не кому-то другому отдавал
Антибиотик мешавших ему беспределыциков и конкурентов. А что в этом
плохого?

В каком-то смысле Геннадий Петрович считал себя идейным борцом за то,
чтобы родная преступность становилась более цивилизованной, более
человечной, если угодно... Жаль только, что все эти соображения приходилось
держать при себе - слишком много еще в органах было тех, кого Ващанов про
себя называл не иначе как тупыми фанатиками...

Геннадий Петрович очнулся от своих тяжелых дум, ощутив в животе некое
томление. Это обстоятельство настроение подполковника улучшить не могло.
Была в организме Ващанова одна особенность, весьма, в общем-то, для него
полезная: как только в жизни офицера милиции намечались какие-то сложности,
непонятки или неприятности, нападала на Геннадия Петровича "медвежья
болезнь". Как у хорошего солдата перед боем. Сбоев не было ни разу, вот и на
этот раз прихватило - значит, разговор с Виктором Палычем предстоял
действительно серьезный, с самыми любопытными последствиями...

Ващанов ракетой влетел в свой персональный туалет и вышел оттуда только
минут через двадцать, тяжело отдуваясь, как после трудной работы.

Физическое облегчение способствовало общему выравниванию настроения,
вообще каждое посещение персонального клозета было для Геннадия Петровича
делом приятным - оно напоминало подполковнику о том, что он уже достиг
"степеней известных", которые избавили его от печальной необходимости
захаживать в общий сортирчик, где писсуары и унитазы постоянно засорялись и
выходили из строя...

Ващанов походил по кабинету, постепенно успокаиваясь, наконец не выдержал
и извлек из шкафа свой подполковничий китель. Примерив мундир, Геннадий
Петрович придирчиво осмотрел себя в зеркале клозетного предбанничка (там
стоял у него маленький холодильник с напитками для "нужных людей") и остался
доволен. Китель украшали две медали "За беспорочную службу" - второй и
третьей степеней, - университетский значок и пятиконечный, старого образца
знак "Отличник милиции". Характерным жестом Ващанов закинул назад падавшую
на лоб челку, за которую называли его в ОРБ за глаза Чуби-ком, и втянул
живот.

Животик Геннадия Петровича немного удручал, но ничего поделать с его
ростом подполковник не мог - не мальчишка же он в конце-то концов, чтобы
мучить себя в спортзале. А то, что некоторые остряки оэр-бэшные называют
первого зама подполковником с запасом, так это от зависти, не иначе... И не
такой уж большой живот, кстати говоря, - в куртке, например, практически
незаметен.

Ващанов глянул на часы и заторопился - ему пришло в голову, что можно еще
заскочить к Светлане - перед встречей с Антибиотиком будет даже полезно
немного расслабиться, стравить, так сказать, лишний , пар...

Должность позволяла Геннадию Петровичу уходить с работы в любое время и
не ставить при этом в известность никого, кроме непосредственного шефа,
начальника ОРБ полковника Кузьменко, но Дед Кузя (так прозвали опера
полковника) как раз приболел - он вообще стал часто болеть в последний год,
так что Ващанов практически постоянно был сам себе хозяином. Служебную
машину подполковник решил не брать - все-таки не домой собирался ехать, а к
любовнице... Оно, конечно, не восьмидесятые годы на дворе, и с внебрачной
половой жизнью у милицейской номенклатуры стало попроще; разводы и адюльтеры
уже не ломали карьеры с таким смачным хрустом, как в недавние партийные
времена, но все же... Как говорит тот же Виктор Палыч, главное - не бор-зеть
и не зарываться, и в этом старик, несомненно, прав. Дело ведь не только в
том, что у первого заместителя начальника ОРБ есть любовница, - у кого их
нет, любовниц-то, дело, как говорится, житейское... Вопрос в том, кто она,
эта любовница. Одно дело - какая-нибудь учительница, или врачиха, или
следачка из прокуратуры, словом, баба непритязательная и "социально
близкая". И совсем другое дело, если пассия танцует в шоу-программе в
"Тройке", если ноги у нее такие, как у девочек на японских календарях, да и
грудь с задницей не хуже... Такую ляльку открыто держать в постоянных
любовницах - это все равно что на работу внагляк приезжать на личном
"мерседесе", только самый тупой не задумается: а откуда, собственно, у
честного - и, стало быть, бедного - мента средства на приобретение и
содержание такого шикарного "аппарата"?

Поэтому Геннадий Петрович, выскочив из Большого дома, сел на автобус,
переехал на нем Литейный мост и, выйдя на улице Лебедева, поймал такси.

К Светлане он прибыл за полчаса до назначенного им самим срока -
танцовщица не ждала его так рано и встретила в халате.

- Ой, Гена, ты же сказал, что в семь приедешь... - залепетала женщина,
открыв дверь Ващанову.

- Реализация у нас сегодня внеплановая, Светик, - буркнул в ответ
Геннадий Петрович, быстро снимая куртку в прихожей.

Света даже, что называется, ойкнуть не успела, как Ващанов затащил ее в
комнату, наклонил к дивану, задрал халат и, приведя таким образом "аппарат"
в рабочее состояние, пристроился сзади, не снимая ботинок. А что делать,
если времени в обрез? Ментов-ский секс - это, как правило, быстро и угрюмо.
Зато от души...

Через десять минут обалдевшая от неожиданного напора Светочка убежала на
кухню ставить кофе, а разомлевший Геннадий Петрович раскинулся на диване,
довольно почесывая живот. Лихой кавалерийский наскок напомнил Ващанову
бурные дни милицейской молодости. Эх, какие они в лейтенантские годы с
ребятами фортеля выкидывали! И пили, и трахались, и не боялись никого. А
сейчас... Геннадий Петрович почувствовал, как настроение снова начинает
портиться, но в этот момент в комнату впорхнула Света с дымящейся чашкой
кофе и бутербродами на подносе. Проехавшись взглядом по ее формам, Ващанов
снова повеселел.

- Не бережешь ты себя, Геночка, - укоризненно покачала головой Светлана.
По-бабьи подперев щеку, она облокотилась на стол и наблюдала, как
подполковник торопливо заглатывает угощение. - Нельзя же так... Опять небось
целый день голодный...

- Служба, Светик, служба, - глубокомысленно промычал с набитым ртом
Геннадий Петрович и взглянул на часы. - Ото! Время-то как бежит!

Ващанов завозился на диване, собираясь встать, но Светлана обиженно
надула губы:

- Уже уходишь? Гена, у тебя на все время есть, кроме меня! Я жду, жду, а
ты появляешься, как всегда, на минуточку! Я ведь женщина все-таки! Между
прочим, ждущая и любящая, а ты меня только "минуточками-минеточками"
кормишь! А мне мало этого, понимаешь, мало!

В голосе Светы отчетливо прорезались неподдельные рыдающие нотки, и
Геннадий Петрович самодовольно улыбнулся: что говорить, приятно, когда такая
роскошная женщина страдает из-за скоротечности и редкости свиданий...

- Ну пойми ты, Светик-семицветик, работа у меня такая, - ласково начал
увещевать танцовщицу Ващанов, залезая рукой за вырез тонкого шелкового
халата Светланы (а там было что потрогать - как говорится, полная запазуха).
- Думаешь, я не скучаю, не хочу побыть с тобой подольше? Потерпи, скоро все
устаканится... Кстати, что ты там говорила несчет минеточки? Успеем