же понимать... Вдруг он взбрыкнет? Или - от ужаса кондратий его хватит? Мне
надо как следует все продумать. Такие вещи с бухты-барах-ты не делаются...
Обидно ведь будет, если все, что так хорошо начиналось, вдруг из-за
какого-нибудь пустяка сорвется...
был состояться только через неделю, и он не знал, как лучше поступить -
ничего не делать до появления в Триполи стюардессы, которой можно было
передать копию кассеты, чтобы она спрятала ее где-нибудь в Союзе, или
попытаться расколоть Выродина сразу же... Логика подсказывала, что первый
вариант, конечно, разумнее, но ведь кроме разума были еще и чувства: ему не
хотелось подвергать Лену лишнему риску, к тому же Андрей был настолько
вымотан трехмесячной погоней за разгадкой гибели Ильи, что хотел уже только
одного - скорее бы все закончилось. Очень трудно было жить в таком
постоянном нервном напряжении, которое не отпускало Обнорского ни днем, ни
ночью. Андрей чувствовал инстинктивно приближение финала, и каждые новые
сутки ожидания были для него настоящей мукой.
собой, причем довольно неожиданно. Один день Обнорский потратил на
"подбирание хвостов" - исправил индикатор на видеокамере и вернул ее с
благодарностью Завьялову, притащил домой взятый все у того же Завьялова
видеомагнитофон и сделал копию видеокассеты (один видеомагнитофон у него в
блоке уже был - Андрей забрал его у Шварца, сказав, что хочет переписать для
себя фильм "Однажды в Америке", который с русским переводом ходил по
советскому контингенту в Триполи), уничтожил исходную аудиокассету с записью
своего интервью с Рыжовой... А на следующий вечер Обнорского неожиданно
вызвал к себе на беседу полковник Радченко, особист из Аппарата.
от него особисту? Несанкционированных контактов с иностранцами в Триполи у
Обнорского не было, антисоветской агитацией и пропагандой он не занимался,
доллары на динары по черному курсу в лавках не обменивал... Но не в шашки же
особняк зовет играть? А если Обнорский всюду чист, как олимпийский снег,
значит, остается только один вариант - Андрей где-то допустил ошибку в своем
расследовании, где-то наследил, и контрразведчик зацепился за что-то,
показавшееся ему странным...
прокол, Андрей отправился к Радченко, готовясь, на всякий случай, к самому
худшему.
предпочитал вызывать к себе людей вечерами - наверное, он сам был совой, а
может быть, утро и день у него занимали другие, более неотложные дела.
Правда, злые языки поговаривали, что особист просто спал каждый день чуть ли
не до двенадцати и самой главной его задачей в Триполи было не свихнуться от
скуки. Но так на то они и злые языки, чтобы возводить напраслину на честных
и мужественных "бойцов невидимого фронта".
контрразведчики действовали грубыми, подчас просто топорными методами. Часто
их волновал не реальный результат, а статистика, отчетность, что порождало
иногда просто самую настоящую липу. Например, в Краснодаре, где служил
Андрей, в задачу особистов входило помимо всего прочего выявление среди
иностранных курсантов и офицеров "антисоветски настроенных элементов". То ли
у контрразведчиков существовал какой-то план-разнарядка на этих
"антисоветчиков", то ли им просто нужны были дополнительные средства на
"оперативные нужды", и чтобы выбить их, они завышали показатели, но порой
работа особняков выглядела так: в особый отдел вызывался какой-нибудь
переводчик, и контрразведчик начинал с ним беседу - много ли, дескать,
антисоветчиков в той группе, где этот переводчик лекции толмачит? "Да нет, -
пожимает плечами переводяга, - вроде все ребята нормальные, никаких таких
антисоветских настроений не замечено..." - "Поня-ятно, - тянет нехорошим
голосом особист и задает новый вопрос:
поехать? Оформились уже? Эт хорошо, эт правильно... А скажите, это не вы,
случайно, сидели третьего дня в ресторане "Кавказ" вдребезги пьяным за
четвертым столиком справа? У вас, кажется, еще на носу колечко от репчатого
лука было... Не вы? Эт хорошо... Так сколько, говорите, в вашей группе не
совсем правильно ориентированных курсантов?"
дня, вздыхал и шел писать отчет на шести страницах убористым почерком, по
которому выходило, что чуть ли не вся группа каких-нибудь иракцев или
эфиопов - законченные, матерые антисоветчики, засланные в Союз с особым
заданием - пытаться подмечать слабости советского строя и вести агитацию
среди советских офицеров для ослабления боевой мощи нашей непобедимой и
легендарной армии. Про такие истории Обнорский слышал не раз и не два,
никогда в их реальности не сомневался, только недоумевал: зачем военные
контрразведчики занимаются такой откровенной дурью? Кому нужны эти дутые
цифры потенциальных шпионов и "практически установленных антисоветски
настроенных элементов" ?
например, всегда с теплотой вспоминал майора со смешной фамилией Пенечек, с
которым ему пришлось поработать в 1987 году в одном маленьком городке на
Украине, куда Обнорского послали в командировку обеспечивать сопровождение и
обучение на военном заводе группы сирийских офицеров. С майором Пенечком,
местным особистом, Андрей познакомился, естественно, в день прибытия в
городок, а уже на следующий день они, сев у Пенечка дома культурно
"выпить-закусить", скатились в чудовищный недельный запой, плюнув на разом
осиротевшую сирийскую группу. Пенечек только что вернулся из Афганистана,
где был дважды ранен, а у Обнорского не развеялись еще йеменские
воспоминания. В общем, им было о чем поговорить за стаканом... "Поговорили"
они с Пенечком хорошо - помимо того что сами пропились, что называется до
рубля, так еще и "агентурные" деньги просадили и потом вместе ломали тяжелые
с похмелья головы - как писать отчеты о потраченных средствах?
редко, и подполковник Радченко, судя по всему, к ним не относился. Он с
самого начала беседы с Обнорским был подчеркнуто сух, официален и все время
буравил Андрея своими немигающими рыбьими глазами, словно хотел
загипнотизировать. Обнорский долго не мог понять причины, по которой
подполковник заставил его явиться, потому что на первом этапе разговор шел о
всякой ерунде: где Андрей учился, кто у него родители, чем занимаются жены -
бывшая и, так сказать, действующая... Радченко, похоже, никуда не торопился,
задавая вопросы, он тянул между ними долгие паузы, сам рассказывал какие-то
маловразумительные байки, перескакивал с одной темы на другую... Все это
выводило Обнорского из себя, он нервничал, но, внутренне сжимаясь,
переламывал раздражение и отвечал особисту на все вопросы подробно и
любезно.
Андрея (которые, кстати сказать, и так были хорошо известны, поскольку
содержались в его офицерском личном деле) Радченко перешел наконец к тому,
ради чего и вызывал Обнорского:
совсем недавней работы в Бенгази...
возможно, особист интересуется той историей с эскадрильей "МиГов", из-за
которой, собственно, Обнорскому и пришлось перебраться в Триполи. Но при чем
здесь Радченко? Вопросами, которые были так или иначе связаны с внешней
разведкой, занимались совсем другие люди, и особый отдел не имел к ним
никакого отношения.
"некоторыми подробностями" совсем не тему с пропавшими самолетами. Радченко
не спеша закурил, походил по кабинету мягкими, кошачьими шагами и наконец,
видя, что Андрей молчит и ждет дополнительных "вводных", пояснил:
участии в гостинице для холостых советских специалистов и переводчиков в
Бенгазии.
комсомольцев всего одиннадцать человек было...
компетенции политотдела... Я слышал, правда, что у вас возникли там какие-то
осложнения с членскими взносами?
возраста в Бенгази, пользуясь волной "демократизации", поднявшейся в Союзе,
решили по-тихому перестать платить комсомольские взносы - надоело кормить
жирных цековских мальчиков, разъезжающих по всему свету на валюту,
поступавшую в ЦК ВЛКСМ из разных стран с отчислений от заработков таких же,
как Обнорский, переводяг и специалистов. Летом 1990 года казалось, что
партийно-комсомольский аппарат действительно доживает последние дни, потому
и решили комсомольцы-бенгазийцы просто перестать платить взносы и таким
образом через три месяца по-тихому автоматически выбыть из ВЛКСМ. Однако уже
в самом начале января девяносто первого в Союзе поднялась мощная волна
коммунистического "ренессанса", и затаившиеся было замполиты и партработники
вновь подняли головы и начали показывать зубки. Обнорский не сомневался, что
ему еще аукнется эта история с членскими взносами, хотя сначала складывалось
впечатление, что до нее никому не было дела...
организация под названием, если не ошибаюсь, "Штаб Революции". Припоминаете?
если он был "особой, приближенной к Вождю" и имел официальный титул Певец
Революции и должность "начальник особого отдела" ?