советских специалистов и переводчиков было крайне мало, книги и газеты
поступали редко, телевидение в гостинице транслировало только две
зануднейшие ливийские программы, поэтому единственным действенным средством
для развеивания скуки, естественно, был "антигрустин" - спирт, сливавшийся с
родных "МиГов", и самогон, изготовленный по древним российским рецептам.
Однако в тихих локальных пьянках тоже мало веселого и интересного, поэтому
постепенно в гостинице сложилась устойчивая группа человек из пятнадцати,
которые превратили застолья в некий ритуал и тщательно к ним готовились:
ловили мурен в Средиземном море, коптили их, жарили на крыше шашлыки,
красиво сервировали столы и во время самой пьянки обязательно произносили
длинные речи и тосты.
смешную речь о "великой бенгазийской алкогольной революции", Вождем - он
действительно несколько напоминал Ленина и к тому же звали его Владимиром
Ильичом. Прозвище прилипло, а потом вдруг все начали играть в такую игру,
что, мол, совместные застолья - это не просто пьянка, а заседание Совета
Алкогольной Революции, возглавляемого Вождем. Ветераны движения немедленно
получили чины и звания: Совет выбрал своих "министра обороны", "главкома
ВВС", "начальника генеральногоштаба". Преподаватель из летной школы на
"Бенине" Регимантас Соколовскас получил должность "командира литовского
полка", а главный самогонщик в гостинице сварщик дядя Миша - титул
"хранителя революционной жидкости". Обнорский был назначен "начальником
особого отдела", а поскольку у него была гитара, на которой он тренькал во
время "заседаний Штаба", Вождь присвоил ему еще и почетное звание Певец
Алкогольной Революции. Особую остроту "заседаниям" придавало то
обстоятельство, что в Ливии действовал сухой закон, на который, впрочем,
русские просто чихать хотели. "Заседания" всегда открывались одинаково - во
главе стола вставал Вождь с маленькой кружечкой в руке и, картавя
по-ленински, объявлял:
мечтали хабиры и переводчики города Бенгази, продолжается!"
- об открытии новых вакансий в "Штабе", о деятельности тайных членов
организации в условиях подполья в городке для семейных, о "продразверстке",
под которой понималось пополнение запасов "революционной жидкости". В общем,
все было очень весело, постепенно в "Штаб" вступила чуть ли не половина
обитателей гостиницы, и тогда Вождь, который уже просто не просыхал от этой
самой "революционной жидкости", объявил "диктатуру опохмеляющихся".
"Диктатура" эта, правда, свелась к тому, что члены "Штаба" потребовали,
чтобы им в гостиничной столовой разрешили сдвигать во время ужинов столики в
один большой стол. Это требование было удовлетворено, поскольку
администраторами, официантами и поварами в этой столовой работали советские
женщины - жены тех счастливцев, которые жили в городке для семейных.
однообразие бенгазийских будней и выходных, Андрей не пропускал практически
ни одного "заседания". Уезжая в отпуск в Союз и зная, что в Бенгази скорее
всего не вернется, он испытывал странное щемящее чувство грусти, расставаясь
с измученными тоской по родине "алкогольными революционерами".
конечно, при желании докопаться можно и до фонарного столба... Несмотря на
то что в Ливии пили практически все советские специалисты и переводчики,
официально все же употребление спиртных напитков было запрещено... Но опять,
таки вопросами борьбы с пьянством занимался политотдел, а никак не
контрразведка... Поэтому на вопрос Радченко Обнорский неопределенно пожал
плечами:
вы знаете об этой организации...
время убить, вот и выдумали этот "Штаб", - усмехнулся Андрей. - Можно, я
закурю, товарищ подполковник?
все же хотелось бы, чтобы вы подробно вспомнили все - у кого какие должности
и звания были, как часто проходили заседания, что именно на них
обсуждалось... Давайте начнем по порядку...
этим? Ведь "Штаб" - просто баловство, шутка... - наконец спросил Андрей,
поднимая глаза на особиста.
Мы получили сигнал, что этот "Штаб" далеко не так безобиден, как может
показаться с первого взгляда. И под прикрытием якобы шуточек там ведется
определенная идеологическая обработка вовлеченных в него людей...
сигаретным дымом. - Простите, товарищ подполковник, но это полная ахинея...
Какая еще идеологическая обработка? Там вся идеология, простите, в стакан
упирается... И знаете почему? Потому что людям больше заняться нечем! Если
уж кого-то так заботит моральный и идеологический облик наших людей - то
почему бы не обеспечить им нормальные условия жизни и отдыха? А ведь там в
гостинице - ни книг, ни газет, ни телевидения... Даже спортзала нет. Летом
еще можно ходить на море купаться после работы, а зимой, когда шторма
начинаются, чем ораве взрослых мужиков заняться? Мы же не свиньи, чтобы поев
сразу спать заваливаться... А всех развлечений - только карты, нарды и
домино... Если уж на то пошло, то идеологической обработкой занимаются те,
кто так "тепло" о нас заботится... Нет, в самом деле, товарищ подполковник,
мы же для родины деньги зарабатываем, причем немалые... А нам в ответ...
даже академики не получают, За такую зарплату, наверное, можно потерпеть
кое-какие неудобства... Впрочем, давайте не будем дискутировать и вернемся к
нашему конкретному вопросу...
конечно, слышал, но в тонкости его иерархии никогда не вникал, дескать, он и
был-то всего на паре "заседаний" - и то случайно. Но оказалось, что Радченко
владел абсолютно полной информацией и по членам, как он говорил,
"организации", и по "должностям", которые они занимали. Наверняка кто-то
стучал ему. Вместе со всеми поднимал стакан во славу Алкогольной Революции -
и стучал. Вопросы особиста были очень конкретны, и отвечать на них
Обнорскому вскоре стало достаточно трудно, потому что Андрей совсем не хотел
случайно навредить кому-нибудь из "революционеров". Эх, знать бы, кто
стучал, можно было бы на эту сволочь такого понавешать - но как его
вычислишь, сидя в Триполи в кабинете Радченко?
вроде "да", "нет", "не помню", "забыл", "не уверен", "мне кажется"...
Радченко, однако, никуда не торопился и допрашивал Андрея подробно и
тщательно - казалось, он действительно хочет узнать подноготную обо всех
членах "Штаба". Во втором часу ночи Обнорский уже совершенно одурел, и
Радченко наконец отпустил его домой, однако попросил на следующий вечер
снова явиться для продолжения беседы... Что мог ему возразить Андрей?
Сказать, что у него по вечерам масса дел: Кирилла Выродина, например, колоть
пора, опять же - любовница-стюардесса, она же связная и фактическая
соучастница никем не санкционированного расследования, скоро прилетает?
пахал, как папа Карло, в пехотной школе, а вечером шел, как на работу, к
товарищу Радченко, который, видимо, решил просто доконать его монотонно
повторявшимися вопросами. Слух о том, что Андрея постоянно зачем-то дергает
к себе особист, моментально разнесся по советскому контингенту, и вокруг
Обнорского сразу же образовался некий вакуум: его начали сторониться, как
прокаженного, потому что одни заподозрили его в стукачестве, а другие
решили, что раз вокруг парня явно сгущаются тучи, то лучше от него держаться
подальше. Во всем этом был лишь один положительный момент - Марина Рыжова
теперь даже и не думала доставать Андрея своими понуканиями, наоборот,
увидев его где-нибудь на улице, она шарахалась в сторону, словно испуганная
коза. Не изменил своего отношения к Обнорскому только Шварц, который,
расспросив о причинах визитов к особисту, заметил философски:
главное, перетерпеть и не сорваться. А потом ему самому надоест дурью
страдать...
но с расспросами никто не лез...
бдений с Радченко. Подполковник словно издевался над ним, запуская обоймы
вопросов по четвертому и пятому разу. Андрею все труднее и труднее удавалось
сдерживаться, возможно, он уже день на третий психанул бы и наговорил
подполковнику разных разностей, послав его куда подальше вместе со "Штабом"
- и будь что будет, но ведь нужно было довести до конца свое личное
расследование... Не мог он идти на скандал с особистом - власти у Радченко
вполне могло хватить, чтобы выслать Андрея из страны...
На шестой вечер, как раз накануне прилета Лены, Радченко вдруг сказал, что)
больше не имеет никаких вопросов к Обнорскому. Андрей, которому уже
казалось, что этот кошмар будет продолжаться бесконечно, даже не поверил
своим ушам:
пришлось причинить вам некоторые неудобства. Зато теперь я могу с чистой
совестью считать, что детально разобрался в ситуации с этим вашим "Штабом
Революции". Пожалуй, вы были правы - ничего серьезного во всем этом нет. Но
работа у нас такая: если поступают сигналы - мы обязаны на них реагировать и
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Андреев Николай
Березин Федор