на друга. Потом подполковник взял сигарету из пачки и долго мял ее в желтых
пальцах. Чиркнул спичкой, прикурил и сказал, выдыхая дым:
письменного стола. Около минуты он рылся в каких-то бумагах, что-то
недовольно бормотал себе под нос. За его спиной в тощеньком солнечном луче
роились пылинки.
плотный картон. Несколько секунд разглядывал ее.
видно было и Сашке и ему). Шестьдесят восьмой год. Без малого тридцать
человек нас тут. Вот я - второй слева в среднем ряду. Похож?
Уточкин - помер. Слава. Шредер - ну, Славка нормально, полковник. Семен
Крюков - спился... Мишка - спился... Федоров - сидит. Игорь Карасђв...-
Игорь - ладно, в главке. Дальше - Саня Крытов - помер... сидит... помер...
спился... помер... спился.
рассыпался серым прахом.
тридцати человек - трое! Из тридцати - трое!.. Думай.
подполковник. Луч света за его спиной погас, и танец пылинок прекратился.
номер, сказал Сашке: "Нет зама на месте. Я тебя напрямую к операм
отправлю". И в трубку:
Фамилия? - он повернулся к Сашке... Зверев... Студент Техноложки. Сыщиком
хочет стать. Так пусть он у тебя покрутится. Покажите, что можно... так,
чтобы понял - с гражданским дипломом нечего у нас жизнь гробить. Понял? Ну,
лады, будь здоров.
Но он уже парил над землей, уже рвался в бой и в кабинете капитана
Сухоручко оказался через минуту после разговора с начальником розыска. В
этом кабинете стояли три стола, сейфы, древнего вида пишущая машинка и
необъятных размеров старинный шкаф. Шкаф занимал треть помещения,- при
одном взгляде на него становилось ясно, что такое "недвижимость".
столами сидели три мужика без пиджаков и дружно что-то строчили. На полу
возле окна сидел еще один человек. Его правая рука была прикована
наручником к батарее.
тридцати до пятидесяти".
были позвонить...
Зашиваетесь, говорят, товарищ Сухоручко? Так мы вам пришлем студента. На
выручку, значит.
Зверева.- Проходи, садись.
да и ростом не выделялся. Не грозно выглядел, не по-оперски... Позже Зверев
узнает, что ему круто повезло с наставником. Дмитрий Михайлович Сухоручко
был опер по жизни. В своем районе он знал весь "контингент". И его все
знали. Без оружия, с одной ксивой и авторитетом, капитан в одиночку входил
в притоны. Ни хрена он не боялся. А его боялись. И уважали. Так все и было
до поры до времени... Но "времена" изменятся очень быстро!
отвечал: нет, мол, не дурак. А хочу работать в розыске.
магнитофон с Дзержинского сорок один.
Какие увлечения? О, кандидат в мастера? Вольная борьба? О, молодец! Ну, а к
нам-то чего?
подначки, сказал один из оперов.- Ежели у тебя дурь романтическая в жопе
играет... ну, это скоро пройдет.
мужика с почти что высшим образованием, просить неловко. Неуважительно
как-то... а давай-ка, брат, приходи по вечерам - посмотришь нашу романтику
вблизи. Может, понятым пригодишься. А там посмотрим. Глядишь - поумнеешь, и
вопрос сам собой отпадет.
неделю. Двадцать седьмое отделение находится в самом центре города. В ста
метрах - Невский, с другой стороны - крупнейший в Ленинграде универмаг...
Да что там! Со всех сторон - магазины, кабаки, театры, памятники культуры.
Это автоматически притягивало и провинциальных лохов, и фирмачей. Для
мошенников, спекулянтов, фарцовщиков, валютчиков, кидал, катал, карманников
и проституток - рай земной. А в самом центре этого рая стоит двадцать
седьмое отделение. Но его сотрудники свою жизнь райской не считают. День и
ночь они выявляют, пресекают, устанавливают, задерживают... день и ночь. Из
года в год. Вчера, сегодня, завтра. Но завтра упорно повторяется то, что
было сегодня и вчера, и год назад...
к чему можно допустить: к мелочевке. Сашка понимал, что к нему
присматриваются, и не обижался. Сам пришел - что ж обижаться?.. Чаще всего
ему приходилось выступать понятым. Иногда - сгонять куда-то с разовым
поручением типа: вот, получи-ка адресок и лети туда, посмотри - есть ли
свет в окнах такой-то квартиры. Да и повестки, хоть и "не уважительно", но
разносить случалось. Иногда он думал, что это напоминает обряд послушания в
монастырях. Я выдержу, говорил себе Зверев. Он уже начинал чувствовать, что
принадлежит к особой касте - операм УР.
произносились даже во время пьянок, именно так себя оперативники ощущали.
Деление на свой-чужой было безусловным. Свой - это мент. И не всякий
мент... нет, не всякий, а только тот, кто всегда на острие. Тот, кто
рискует. И в любой момент может получить удар ножом в спину или заряд
картечи в упор. Тот, кто пашет за полторы сотни в месяц и не спрашивает про
сверхурочные... Они действительно были кастой. И испытывали по отношению к
"прочим" те же чувства, что фронтовики по отношению к штабистам. Они были
далеки от идеала: почти все - пьющие, не сильно образованные, иногда
озлобленные. Но, безусловно, незаурядные.
документам - тем более. Но все же в начале декабря настал день, когда
Сухоручко спросил у Зверева:
чистым. Перед Гостиным устанавливали огромную елку.
сигаретой во рту шел быстро, поглядывал по сторонам.
спекулирует, сама пьет. Сто раз ее предупреждали, случалось - прихватывали.
Но - двое детей: шесть лет и три года. Куда ее сажать? А?
стерву, не достать... Молодой еще. Он с ней и по-хорошему беседовал, и по
"тунеядке" прессовал. На один завод приведет - она: "Ох, не могу, у меня на
пыль аллергия". На другой завод - "Ох, не могу, у меня на запах мигрень..."
Короче,- тварь, каких мало. А теперь эта стерва детей в приют определила.
Понял? Завелся у нее хахаль, и - все! Дети лишние. Так что будем закрывать.
Ты там ни во что не вмешивайся, но посматривай. И помни - мы вежливо. Мы на
"вы" и - вежливо. Это, Саня, наш железный принцип.
шагнул в темный подъезд. Внутри сильно пахло мочой. Зверев едва поспевал за
невысоким Сухоручко.
согласно УПК,- с уважением к личности. Понял?