Андрей Константинов

Сочинитель

При участии Николая Сафронова

OCR Leo & Sergius

К65 Сочинитель: Роман.- М.: ОЛМА-ПРЕСС; СПб.: НЕВА, 1998.- 703 с.

ISBN 5-224-00001-7

Роман "Сочинитель" завершает трилогию, начатую книгой "Адвокат"

и продолженную романом "Журналист". Как и в предыдущих

произведениях Андрея Константинова, главная тема - проблема

нравственного выбора героев, каждому из которых приходится

платить за отстаивание своей позиции. Эта книга рассказывает о

том, какой страшной ценой иногда приходится оплачивать свой выбор

- даже в том случае, когда выбор, казалось бы, был единственно

возможным.

ББК 84Р7
Книга первая

Пролог

Ленинград, март-апрель 1983 года

Капитан милиции Алексей Кольцов бодро шагал по Невскому проспекту, мурлыча
себе под нос "Арлекино" и улыбаясь встречным симпатичным женщинам. Весь его
вид категорически опровергал известную каждому питерскому менту присказку:
"Вот идет сотрудник УР [УР - уголовный розыск], вечно пьян и вечно хмур".

Настроение у Кольцова и впрямь было просто замечательным, и вовсе не
благодаря горячительным напиткам - если и бродил в его крови легкий хмель,
так только от весеннего воздуха, от яркого утреннего солнца, которое
обещало много тепла и света впереди. Для русского человека (а особенно -
живущего в северном городе) наступление весны - это даже не праздник, это
всегда начало нового этапа в жизни, это какая-то детская подсознательная
убежденность в том, что все пакости и проблемы остались позади, в пережитой
холодной и темной зиме с ее непременной эпидемией гриппа и утомительным
чередованием морозов и слякотных оттепелей...

Вот и эта весна принесла Алексею Валентиновичу в подарок надежду на скорые
перемены в его жизни к лучшему - в кармане капитана лежало новенькое
удостоверение инспектора уголовного розыска. Новичком в сыскном деле
седеющий капитан, конечно, не был - как-никак, двадцать третий год уже
лямку в ментовке тянул - просто два дня назад состоялся наконец-то приказ
по РУВД о переводе Кольцова с должности участкового инспектора на должность
инспектора уголовного розыска, в том же самом отделении, кстати... И не то
чтобы капитан не уважал работу участковых, нет, просто Алексей Валентинович
был сыскарем, розыскником от Бога, как говорится... Ну, а то, что он к
сорока трем годам выше капитана не поднялся - так этим раскладом никого в
милиции не удивишь. Только работники кадровых аппаратов и политотделов (те,
которые по самые яйца разными значками да медальками увешаны) идут от
звания к званию ровно и уверенно, да еще те "отсосы", которые подле
генералов трутся. А для нормального опера самое верное звание -
капитанское. На капитанах, вообще, вся ментура держится, в угрозыске этот
закон хорошо знают.

Кольцов попал в Систему давно, работу свою любил (как впоследствии
выяснилось - даже больше чем жену, по крайней мере именно об этом
свидетельствовал результат однажды выдвинутого ей ультиматума: "Или я - или
твоя проклятая работа!") и никогда не стремился особо занять командные
должности. И не сказать, что у Алексея Валентиновича честолюбия напрочь не
было, нет, просто он реализовывал это чувство по-другому - не карьерой, а
красивыми раскрытиями и профессиональными задержаниями. Наивысший кайф
Кольцов испытывал, когда удавалось ему "поднять" те дела, которые коллеги
считали безнадежными "глухарями" [Глухарь - нераскрытое уголовное дело
(жарг.)]. При этом Алексей Валентинович старался всегда работать так, чтобы
всем казалось, будто получается у него все легко и словно само по себе. В
этой манере и проявлялось своеобразное пижонство его натуры - тяжелый,
кропотливый, зачастую неблагодарный труд оставался подчас невидимым даже
для собратьев оперов, многие из которых считали, что Кольцову просто "фарт
прет". Да Кольцов и сам считал, что на удачу ему грех жаловаться - был бы
менее везучим, так уже на том свете бы кувыркался, а так только две отметки
на шкуре остались - одна от пули из нагана, а вторая от финки. А карьера...

Карьера, кстати, поначалу тоже не так плохо складывалась, в семьдесят
четвертом Алексея Валентиновича в главк перевели, в УУР [Управление
уголовного розыска], и все бы хорошо было, но... Этим самым маленьким "но",
в которое все уперлось, был строптивый характер Кольцова. Не умел он
начальником угождать - все умел, а вот задницы вылизывать так и не
научился... За гордыню свою непомерную капитан и поплатился в семьдесят
девятом - "слили" его из элитного главка на "землю" [Земля, работа на земле
- районное отделение, работа в райотделе МВД] простым участковым. Кольцов
оказался непонятливым (и даже туповатым, как считали некоторые коллеги),
потому что за долгую свою службу в милиции никак он не хотел осознать
простую истину: в родной советской державе мирно сосуществуют два Закона -
один для сильных мира сего, а второй для прочих разных людишек.

Однажды в задержанном капитаном за сбыт наркотиков ублюдочного вида
пареньке распознали, к ужасу начальства, племянника секретаря горкома
партии... Ситуация была предельно ясной, но Кольцов, как позже было
записано в его личном деле, "не сумел правильно квалифицировать
происшествие" и засунул отпрыска благородного семейства в ИВС [ИВС -
изолятор временного содержания]... Хорошо, правда, что не все офицеры
милиции были такими тупыми, как Кольцов - вскоре племянник укатил на
"Волге", исходя матерными ругательствами в адрес "вонючей мусорни", а
Алексея Валентиновича пригласили в "большой кабинет на толстый ковер".
Когда позже капитан вспоминал, как орали на него в этом кабинете, то сразу
начинал тосковать и думать о водке... Слава Богу, хватило Кольцову ума,
стоя на ковре, рта не раскрывать и права не качать, а иначе - вылетел бы он
вовсе из милиции.

"С сумой походишь!" - рявкнул Алексею Валентиновичу на прощание хозяин
большого кабинета и слово свое сдержал - пришлось капитану Кольцову
действительно переодеться в форму (оперативники-то мундиров отродясь не
носили, предпочитая "гражданку") и нацеплять на плечо нелепую
сумку-планшет, положенную участковому, а ходить с портфелем или, скажем, с
"дипломатами" им запрещалось... Другой бы на месте Кольцова спился, или
озлобился бы на людей, но Алексей Валентинович выдержал, рассудив просто -
участковые, если разобраться, может быть, самые главные фигуры в милиции,
просто эти фигуры очень для битья удобные... С одной стороны - без
участкового ни одно дело не "поднимешь", а с другой - именно на участкового
инспектора всегда все и свалить можно в случае неудачи или просчета
какого-нибудь. Опять же - участковый, он самый близкий людям милиционер...

Так рассуждал капитан Кольцов, чтобы не прорвались наружу боль и обида,
потому что в глубине души он все-таки прекрасно понимал: ставить его,
оперативника с огромным опытом (и, между прочим, с юрфаком Ленинградского
университета за плечами), участковым - это все равно, что микроскопом
гвозди заколачивать... Спору нет, гвоздь забить - это тоже дело полезное,
но... А с другой стороны, "микроскопов" в России одним больше, одним меньше
- не оскудеет держава талантами...

Однако всему приходит конец - вот и капитан Кольцов распрощался все-таки со
злосчастной сумкой участкового. В восемьдесят третьем году началась
знаменитая андроповская "чистка", затронувшая и верноподданную милицию.
Кого посадили, кого просто уволили из органов, а вот Алексея Валентиновича
перевели обратно на самую любимую и интересную для него работу -
оперативную. Правда, не в главк, а в отделение - но и то хорошо... Конечно,
в УУРе дела были более громкими и значительными, но Кольцов тосковал не
столько по славе и победным фанфарам, сколько по обычной оперской жизни с
ее вечными запутками, головоломками и охотничьим азартом.

При этом капитан не был прекраснодушным романтиком, и уж кто, как не он,
хорошо знал, насколько эта жизнь отличается от того слащаво-геройского
"горения" сыщиков-всезнаек, которых показывали в кинофильмах, выходивших
каждый год штабелями - по заказу "партии и правительства". Нет, диссидентом
Кольцов не был, он понимал, что работу правоохранительных органов надо
пропагандировать - но ведь не так топорно же... В реальной оперской жизни
все было совсем не так красиво, как в кино. Настоящим сыщикам с "земли"
зачастую приходилось ломать головы не над тем, как раскрыть преступление, а
над тем, как, по сути, укрыть его. И не по злому умыслу, не для того, чтобы
злодеям пособить, а исключительно затем, чтобы не испортить высокий процент
раскрываемости, который обязан был неуклонно расти - под руководством все
той же партии и того же правительства...

Вот и получалось частенько, что если хозяйка вынесла во двор ковер выбить и
отошла на минутку с соседками посудачить, а вернувшись, ковра не обнаружила
- то имела место никак не кража, просто внезапно налетевший ветер ковер
унес... И у зазевавшегося велосипедиста никто велосипед не крал - подростки
озорующие взяли покататься без злого, естественно, умысла. Были и такие
опера, которые могли зареванную девчушку убеждать в том, что никто ее не
насиловал, чего уж там - сама давала, сгоряча да не подумавши...

Все это Кольцов хорошо знал и никакими иллюзиями себя не тешил. Но ведь
была еще и настоящая работа - тяжелая, нервная, рутинная, однако выводящая
в конце концов на след преступника, до поры неведомого... И были слова
благодарности от тех людей, которым удавалось помочь. Не так уж часто
приходилось их слышать Кольцову (люди, они странные, многие считают, что,
когда у них что-нибудь крадут, это событие из ряда вон, а когда милиция
вора задерживает - это само собой разумеющееся дело), но когда слышал, то
аж весь светился изнутри.

Именно поэтому так рвался на оперскую должность седеющий капитан Кольцов -
словно мальчишка. А, по правде говоря, в чем-то Алексей Валентинович и был
мальчишкой, возраст ведь не только прожитыми годами измеряется, есть еще и
никем официально не признанный "коэффициент неугомонности души". Так вот -