человека, и тем не менее разговор стал известен в "Сакура-кай". Мнение
Инукаи вызвало гневное возмущение молодых офицеров. Но премьер продолжал
свою политику. Он не остановился даже перед тем, чтобы тайно отправить
своего личного посла Кояно в Китай к Чан Кай-ши для переговоров. В
секретной телеграмме Кояно известил премьера, что китайцы не возражали бы
начать переговоры. Эту телеграмму перехватили работники военного
министерства. Они еще больше насторожились. Речь премьер-министра в
парламенте окончательно решила его судьбу: Инукаи восхвалял демократию,
осуждал фашизм, который вызывал все большее одобрение японской военщины.
крайними взглядами того же Окава Сюмей. Вместе с Хасимота, который отбыл
свои двадцать пять дней на городской гауптвахте за участие в путче, Окава
создал повое общество и назвал его именем первого императора Дзимму. Окава
Сюмей, идеолог, философ могучих промышленных кругов, высказывал взгляды,
диаметрально противоположные мнению Инукаи. В стране надо избавляться от
растлевающего влияния демократизма, укреплять дух нации, утверждал Окава.
Он ставил в пример фашистскую партию в Германии...
закончилась сессия парламента, директор Южно-Маньчжурской компании передал
подполковнику Хасимота тяжелый сверток, завернутый в нарядный фуросика -
шелковый платок цвета фиолетовых ирисов. В городе наступил "фиолетовый"
сезон - на берегах токийских прудов, каналов, дворцовых рвов распускались
ирисы, и токийцы носили фуросика такого же фиолетового цвета. Обычно в
платках лежали самые безобидные вещи, и кто бы мог подумать, что в
фуросика Окава лежали несколько пистолетов и запас боевых патронов.
резиденцию Инукаи и в упор застрелили премьера. Все они исповедовали закон
Бусидо и не считали преступлением политическое убийство. Так говорил им
Окава...
пятнадцатое политическое убийство в японской столице.
полицейский участок. Они сдали оружие дежурному и сообщили, что произошло
в резиденции премьера. Офицеры не скрывали того, что они совершили.
генерал Койсо, снабдившие оружием заговорщиков, конечно, не явились в
полицию. Они предпочли остаться в тени. В тот день, когда хоронили
премьера Инукаи, они обедали в доме барона Харада. Здесь был еще маркиз
Кидо, старший секретарь лорда хранителя печати императора. Барон Харада
сказал:
второе и третье убийство... Не так ли, Окава-сан?
здесь никто не говорил о личной причастности к покушению на премьера.
кабинета в продолжение очень короткого срока были еще три премьера:
Хамагучи, Вакацуки и Инукаи. Двоих из них убили, а третий - Вакацуки -
случайно избежал смерти. Военные шли напролом, любыми путями добиваясь
власти. Они ощущали могучую поддержку со стороны промышленных трестов,
которым все теснее становилось на островах. Представителей дзайбацу никто
никогда не видел, никто не мог бы изобличить их в соучастии, они только
давали деньги, а деньги не пахнут... Разве только Окава Сюмей действовал
более открыто, поддерживая связь между военными и промышленно-финансовыми
кругами, но и он вел себя осторожно.
завершено, когда Тайный совет в присутствии императора задним числом
одобрил то, что уже сделано. Все так же сидели за длинными столами и так
же вставали, принимая решение. Так же безмолвствовал император,
присутствием своим как бы благословляя все, что происходило здесь, на
Тайном совете. Председатель сказал:
Маньчжурии, которое управляло бы государством. Квантунская армия считает,
что было бы целесообразно возвести на трон Генри Пу-и. Эту просьбу
направил командующий Квантунской армией генерал Хондзио.
советников. - Теперь мы это можем спокойно сделать. Наше решение не
приведет к международному кризису, как это могло быть еще год назад.
который предусматривает уважение и неприкосновенность нового государства.
Правительство Маньчжоу-го объявило о своей независимости и отделении от
остального Китая. Это их внутреннее дело. Мы не нарушаем международных
законов, признавая Маньчжоу-го. Что касается секретных статей соглашения с
Маньчжоу-го, об этом никто не узнает...
правительство протест, если императорская Япония признает Маньчжоу-го.
Государственный секретарь ответил, что у них нет намерения вмешиваться в
наши дела, тем более созывать по этому поводу международную конференцию,
Лигу наций или тому подобное. Наш посол предполагает, что Вашингтон
благожелательно принимает выход Японии на континент к границам Советской
России.
председателем.
выполнить просьбу Квантунской армии - сделать Пу-и правителем Маньчжурии.
Генерал Хондзио прямого участия в этом не принимал, доверившись работникам
своего штаба. Только раз он заглянул в отдел по пути к своему кабинету.
Офицеры встали при появлении командующего.
вплоть до государственного флага. При Чжан Сюэ-ляне он был голубым с белым
солнцем посередине. Его решили сменить, чтобы ничего не напоминало о
старом. Сошлись на пятицветном флаге, причем для каждого цвета определили
символику. Получалось внушительно: красный - преданность и
верноподданство, синий - благоденствие, белый - справедливость, желтый -
приветствие, а вот к черному цвету так ничего и не придумали...
содержание двора, о министрах, советниках, о названии эры царствования
императора. По поводу премьер-министра решили сразу - главой правительства
пусть будет Чэн Сяо - дворецкий из Тяньцзиня. Важнее с умом подобрать
японских советников. Остановились на двух генералах из жандармерии:
Иосиока станет личным министром двора императора, а генерал Таракасуки -
советником. Его сделать еще синтоистским епископом... Жандарм-епископ!
Таракасуки к тому же следует поручить еще управление опиумной торговлей,
которая дает основной доход Квантунской армии. Но Итагаки возразил:
опиеторговлю пусть возьмет на себя Доихара...
императором. Генри Пу-и самому уже не терпелось занять место на троне. К
нему приезжал недавно атаман Семенов наниматься на службу. Как-никак -
пятнадцать тысяч сабель не валяются на сопках. Японцы поддержали Семенова,
и атаман начал перебрасывать свою конницу ближе к Амуру.
императору написать письмо военному министру Японии по поводу трона: пусть
посодействует - он согласен. Генри Пу-и написал такое письмо в
соответствии с обычаем - на желтом шелке, и Чэн Сяо скрепил послание
красной императорской печатью. Итагаки торжествовал - пусть посмеют теперь
поддержать версию, что императора похитили! Пу-и сам рвался к
императорскому трону, просил о поддержке...
возраст исчисляют с момента зачатия, он унаследовал трон Цинской династии,
и отец повел его в храм Неба в Пекине, чтобы сообщить предкам о
знаменательнейшем событии. Пу-и не помнил, какие слова он повторял шепотом
в храме перед алтарем среди громадных золоченых колонн. Ему запомнилась
только фиолетовая синева трехъярусной крыши, будто слитой с цветом неба,
да белый пьедестал храма, окруженный мраморной кружевной балюстрадой.
круглой, снежно-белой террасе. Мальчика-императора привели сюда и
поставили в центре, подсказав произнести фразу:
Пу-и произнес это слабеньким, детским голоском и вдруг испугался, услышав
собственный громоподобный голос: "О Небо, я пришел к тебе!.." От могучих
раскатов, казалось, обрушатся небесные своды.
того момента возомнил себя великим из великих, ощутил в себе императора -
ведь он говорил с небом, и его голос гремел как гром...
шел в храм, одетый, как того требует ритуал, в древние маньчжурские
одеяния, шел, чтобы поклониться алтарю, известить предков о своем
назначении. Но сейчас у него не возникало ощущения торжественности,
которое он испытал тогда в храме Неба. На душе было как-то обычно,
буднично...