капитана Исимото услали в отдаленный, глухой район северо-западной
Маньчжурии, где он бесследно исчез. Были ноты, ультиматумы, угрожающие
требования к китайской стороне, но Исимото не находился. Тогда на поиски
пропавшего капитана послали войска. Они оккупировали весь этот район, а
Исимото живой и здоровый давно уже вернулся в Мукден. Он сам по наущению
Доихара инсценировал свое похищение, чтобы дать повод японским
экспедиционным войскам быстрее оккупировать нужную территорию...
Рихард сопоставил с недавней заметкой, появившейся на страницах "Нью-Йорк
трибюн". В ней говорилось:
возобновила попытки расширить границы Маньчжоу-го за счет Внешней
Монголии. В Панчене строится аэродром для разведывательной службы
Квантунской армии".
народной Монголии. Видимо, японцам удалось склонить на свою сторону принца
Тэ-юаня, который еще недавно хотя и робко, но возражал против
вмешательства в его дела. Ныне Тэ-юань становился одной из главных фигур в
японской игре на монгольской границе.
вагона-ресторана, бросали фиолетовые, красные, зеленые блики на шелковые
куртки пассажиров, и черный шелк переливался всеми цветами радуги. Поезд
пересекал широкую равнину, за окном медленно кружили, откатываясь назад,
квадратики полей, глинобитные хижины, обнесенные такими же глинобитными
"семейными" крепостными стенами для защиты от набегов хунхузов. А далеко
впереди, без всякого перехода, без предгорий, как-то вдруг на краю плоской
долины поднимались из земли отвесные, зубчатые скалы.
гусеницей ползла Великая китайская стена. Она начиналась где-то здесь, в
центре Азиатского материка, и обрывалась далеко на востоке, у берегов
Ляодунского залива, протянувшись на четыре тысячи километров. Рихард
вспомнил: несколько лет назад по дороге в Москву он проезжал через
Шанхайгуань, где стена, воздвигнутая для того, чтобы защищать Китай от
набегов кочевников, обрывалась у моря. Стена, стоявшая тысячелетия, не
смогла защитить страну, только отгородила ее от внешнего мира... Теперь
Рихард видел противоположный край этой великой и ненужной стены.
можно проникнуть в монгольские пустыни и степи. Кругом на сотни километров
непроходимые горы. Мысли Исимото работали все в одном направлении - где бы
поудобнее пролезть в чужой огород... Рихард подумал: "Веками,
тысячелетиями соплеменники Чингисхана рвались через ущелье на юг, теперь
японцы здесь стремятся на север..."
Поезд миновал Нанькоу с древней крепостью, запирающей тесный горный
проход, нырнул в ущелье, и в вагоне стало сумрачно. В глубине ущелья
лежали густые, прохладные тени. Только вершины скал, теснившихся у полотна
железной дороги, были освещены прямыми лучами солнца. Вскоре поезд исчез в
тоннеле, и в вагоне, под потолком, вспыхнули электрические лампочки. Так
повторялось несколько раз. Наконец поезд вырвался из последнего, самого
длинного тоннеля, и яркий свет вновь залил вагон-ресторан. На шелковых
одеяниях богатых пассажиров снова заиграли разноцветные блики.
чувствовался, по перрону мела колючая песчаная поземка, в воздухе носились
тучи красноватой пыли. На вокзале их встретил штабной офицер японской
военной комендатуры. В защитных очках, предохранявших глаза от пыли,
японец походил на марсианина с иллюстрации старого фантастического романа
- маленький, крупноголовый, с выпирающими изо рта зубами и застывшей
улыбкой. Он почтительно, с заискивающей вежливостью представился Зорге и
доверительно, как со старым знакомым, заговорил с Исимото.
сразу после завтрака поехал с визитом к начальнику японского гарнизона. На
несколько минут задержались у первого попавшегося магазинчика, где
купец-китаец торговал всякой всячиной: мехами, кожами, кусками цветной
материи, клетками с певчими птицами... Здесь нашли и окуляры, с дымчатыми
стеклами, столь необходимые приезжим в этом ослепляюще пыльном городе.
домами без единого оконца, - дома выходили на проезжую дорогу своей
тыльной стороной. Казалось, что машина идет по сплошному желтому
лабиринту. Всюду одни стены, отгораживающие соседей друг от друга, страну
от внешнего мира...
каменистое русло, по дну которого бежал мутный поток. Совсем недавно в
этих домиках, обнесенных традиционными стенами, была резиденция китайского
генерала, а несколько дней назад их заняли японцы. Зорге приехал в Калган
в разгар событий, взбудораживших этот тихий и сонный, забытый богом город.
Трудно было сказать, кому он теперь принадлежит - японцам или китайцам. До
недавнего времени в городе стоял штаб 29-й китайской дивизии, но всеми
делами в Чахаре заправлял японский консул, которому Рихард также нанес
визит вежливости в день своего приезда.
двух японских офицеров, ехавших на легковой военной машине. Японцы
отказались предъявить документы, их задержали и под конвоем препроводили в
штаб соседней дивизии. Китайский генерал извинился перед японцами, тотчас
их отпустил. Казалось бы, на том делу и кончиться, но японский консул
усмотрел в происшествии оскорбление японской армии. Он заявил строгий
протест китайским властям, обвинил командира дивизии в превышении своих
полномочий и потребовал, чтобы были принесены официальные извинения.
сместить командира дивизии, вывести части 29-й китайской дивизии из
района, где произошел инцидент, и прекратить всякое передвижение китайских
войск в провинции Чахар. Доихара предъявил ультиматум от имени штаба
Квантунской армии, пригрозил перевести резиденцию Пу-и из Синьцзина в
Пекин, что означало бы распространение власти маньчжурского императора и
на провинции Северного Китая.
автономном чахарском правительстве. Снова возникли разговоры о создании
"Да-юань-го" - великого монгольского государства, по примеру уже
состряпанного Маньчжоу-го. В городе об этом только и говорили, но
намеками, невнятно и ждали дальнейших событий. Рассказывали также о том,
что из Барги от панчен-ламы приезжал доверенный человек, что принц Тэ
заключил тайный договор с императором Пу-и и в скором времени монгольский
принц станет главой автономного правительства, которое распространит
влияние на всю Монголию - Внешнюю и Внутреннюю - от Кяхты до Калгана. Это
были слухи, но слухи упорные, и в них следовало разобраться. Во всяком
случае, то, что увидел здесь Зорге, ясно говорило о японских устремлениях
выйти с юга к границам Монгольской Народной Республики...
Японии в Маньчжоу-го, именно в эти дни пребывания Рихарда Зорге в
Чахарской провинции, телеграфировал министру Арита:
время в осуществлении нашей политики во Внутренней Монголии достигнут
значительный прогресс. Принц Тэ вместе с начальником японской
разведывательной службы Танака Хисахи встретились с представителем
панчен-ламы и провели конференцию по созданию великомонгольского
государства. Принято решение о слиянии Внешней и Внутренней Монголии и
установлении монархии".
Калгана, ощущая знойное дыхание Гобийской пустыни. Он осматривал китайские
кумирни, монгольские храмы, монастыри, соседствующие с опиекурильнями,
хозяевами которых были японцы. Он словно перенесся в эпоху раннего
средневековья, во времена Чингисхана, прах которого и поныне покоится в
древней кумирне, заброшенной среди безлюдных таинственных песков пустыни
Ордос - пустыни среди пустынь на запад от Калгана. На улицах все те же
древние арбы с тяжелыми, как жернова, колесами, те же оранжевые и красные
одеяния ламаистских монахов, крепостные люди монгольских князей, прохожие
кочевники с косами и бритыми лбами, ведущие на поводу лошадей, не отпуская
их даже на базаре в толкучке, среди ларей и прилавков; китаянки, семенящие
на изуродованных колодками махоньких ножках; гадальщики в храмах,
предсказывающие судьбу на обожженных костях священных животных...
расставался со своей "лейкой") и на японском военном самолете вылетел
обратно в Мукден с аэродрома в Панчене, с того самого аэродрома, о котором
сообщалось в газете "Нью-Йорк трибюн".
отсутствия вернулся в Токио.
следующий акт японской агрессии может быть направлен против Монгольской
Народной Республики. Квантунская армия сжималась словно мощная пружина,
чтобы в удобный момент развернуться во всю силу. Об этом говорили
политические интриги в приграничных провинциях и усиленное строительство
автомобильных и железных дорог в направлении к Амуру, Сун-гари, к
советскому Приморью и монгольской границе. За эти годы саперы Квантунской
армии с помощью мобилизованных маньчжурских крестьян, ремесленников,
рабочих построили больше восьми тысяч километров шоссейных дорог, которых
почти не было до мукденского инцидента.
сравнению с 1932 годом. На стратегических направлениях строились воинские
казармы, и японские дивизии, направляемые в Маньчжурию, комплектовались по
штатам военного времени. Каждая дивизия насчитывала до тридцати тысяч
человек, то есть вдвое больше обычного.