- Теперь давайте поговорим.
Их было двое - Одзаки и Зорге. В Киото они приехали разными поездами,
встретились во дворце в знаменитом саду камней. В каждый свой приезд
Рихард готов был часами созерцать чудо, сотворенное древними японскими
художниками. Это было неповторимое зрелище! За высокой стеной - большая,
как теннисный корт, площадка, ровно засыпанная мелкой галькой. Через весь
сад тянутся легкие, едва заметные бороздки, оставленные граблями. А
посредине, в классическом совершенстве - пять камней, пять островков в
сером океане гальки. Удивительное чувство гармонии подсказало художникам
это единственное решение, этот внутренний ритм каменного сада. Здесь, как
на море, можно без конца смотреть, забывать обо всем, будто погружаясь в
нирвану...
В саду камней лишь условились о вечерней встрече. С началом
европейской войны немецкий корреспондент доктор Зорге держался с русскими
подчеркнуто вызывающе, с англичанами перестал здороваться, с Вукеличем -
французским корреспондентом - говорил свысока, как с представителем
побежденной нации. По-старому он мог общаться только с японцами - просто и
дружелюбно. Теперь уж нельзя было, как раньше, открыто сидеть с Вукеличем
в ресторане Ломайера. Для тайных явок Рихард стал использовать и свою
квартиру на улице Нагасаки, но это далеко не всегда удавалось, и на этот
раз он предпочел встретиться со своим японским другом в Киото.
В самые первые дни войны Рихард Зорге получил категорическое указание
Центра установить, намерена ли Япония использовать представившуюся ей
выгодную возможность и нанести Советскому Союзу удар с тыла на Дальнем
Востоке. Знать это было особенно важно. Гитлеровское правительство
всячески стремилось вовлечь Японию в войну с Советской Россией. Центр
приказывал группе Рамзая отставить всю иную разведывательную работу и
сосредоточить усилия на выявлении этой главной проблемы. По этому поводу
Зорге и решил посовещаться с ведущими членами своей группы, сначала с
Одзаки. Помимо всего прочего, нужно было продумать и обсудить все
аргументы, которые можно привести в защиту японского нейтралитета в
сложившейся обстановке. Рихард писал об этом позже:
"Советский Союз не собирается нападать на Японию, и даже если
последняя вторгнется в Сибирь, он будет просто обороняться. Война с
русскими явится близоруким и ошибочным шагом, так как империя не получит
от нее каких-либо существенных политических или экономических выгод, если
не считать неосвоенных просторов Восточной Сибири. С другой стороны,
Великобритания и Соединенные Штаты будут только рады, если Япония ввяжется
в войну, и не упустят возможности нанести свой мощный удар после того, как
ее запасы нефти и стали истощатся в борьбе с русскими. Если же Гитлер
одержит победу, то Сибирь и Дальний Восток и так достанутся Японии, причем
для этого ей не придется шевельнуть даже пальцем".
Одзаки одобрил аргументацию Рихарда и только добавил:
- Я думаю, что с различными людьми надо говорить в разных аспектах...
Поясню свою мысль: если, предположим, принцу Коноэ я буду внушать, что мы
недооцениваем силы России, то в штабе военно-морских сил надо
предупреждать адмиралов об опасности, которая грозит в Тихом океане со
стороны той же Англии или Соединенных Штатов, убеждать их в том, что эти
страны несомненно ввяжутся в войну с Японией, как только императорская
армия застрянет в России...
В тот же вечер наметили имена тех, с кем нужно вести разговоры в
первую очередь. Прежде всего это премьер-министр принц Коноэ и участники
"сред" - представители "мозгового треста" Японии. Назвали имя принца
Кинкадзу, внука девяностолетнего члена "Генро" Сайондзи, все еще близкого
к императору. Принц Кинкадзу был консультантом в японском министерстве
иностранных дел и пользовался большим авторитетом среди дипломатов.
Назвали также Кадзами Акика, правительственного секретаря в кабинете
Коноэ, некоторых работников управления Южно-Маньчжурской железной дороги,
связанных с промышленными магнатами страны, с адмиралами из главного штаба
военно-морских сил. Мияги назвал еще нескольких сотрудников генштаба,
которые занимали особенно агрессивную позицию и являлись сторонниками
нападения на советский Дальний Восток.
Берлин начал оказывать давление на Японию сразу же после того, как
Германия напала на Советский Союз. Гитлеру пришлось срочно
перестраиваться: ведь последние месяцы он всячески старался направить
японскую агрессию на Сингапур, желая заполучить действующего военного
союзника против англичан. Теперь ситуация изменилась, и военную машину
Японии приходилось поворачивать в другую сторону - на Россию. Занимался
этим прежде всего фон Риббентроп, всячески изощряясь, чтобы быстрее
достичь своей цели. Он то выступал в роли змия-искусителя - обманывал,
шантажировал, обещал быструю победу, то уговаривал, то начинал торопить,
словно дело было уже решено.
Риббентроп действовал через Эйгена Отта, и поэтому Зорге - ближайший
советник посла - оказался в центре многих секретнейших закулисных дел.
Чтобы добиться цели, не допустить сговора двух агрессивнейших государств,
он в доверительных беседах умело подвергал сомнению доводы фашистских
дипломатов, стремился посеять недоверие и рознь между Японией и Германией.
Шла напряженная борьба умов, о которой Рихард Зорге потом говорил:
"Конечно, я вовсе не думаю, что мирные отношения между Японией и СССР
были сохранены на долгие годы только благодаря деятельности нашей группы,
но остается фактом, что она способствовала этому. Именно эта
идеологическая основа отличает нас от тех, кого обычно называют
шпионами..."
В первый день войны против СССР фон Риббентроп пригласил к себе в
Берлине японского посла генерала Осима. Министр был приторно вежлив, он
заявил генералу:
- Продвижение Японии к Южным морям имеет, конечно, громадное
значение, но, учитывая неполную готовность к такой операции, вы могли бы
пока решить русский вопрос и присоединиться к Германии, в ее войне против
Советского Союза. После быстрого краха России Япония обеспечит свой тыл и
тогда совершенно свободно двинется на юг.
Осима сообщил об этом в Токио, и содержание беседы стало известно
Одзаки. Как бы мимоходом он сказал принцу Коноэ:
- Господин Гитлер теперь говорит нашему министру иностранных дел
совершенно иное. Немцы все время уверяли, что наш тыл на севере давно
обеспечен. Не хотят ли они, чтобы мы доставали для них тигрят из пещеры?..
Вскоре Эйген Отт получил из Берлина шифрованную телеграмму, как
обычно, совершенно секретную, не подлежащую оглашению нигде, кроме как в
узком кругу доверенных лиц.
"Я достиг соглашения с послом Осима, - писал Риббентроп, - о том, что
он повлияет на свое правительство, чтобы последнее предприняло быстрые
действия против Советской России, и прошу вас со своей стороны
использовать все возможности, чтобы повлиять в этом направлении на
правительство Японии и влиятельные круги страны.
Учитывая быстрое развитие событий, Япония должна не колеблясь прийти
к решению о военных действиях против Советской России. Укажите в своих
беседах, что действия против России после того, как она будет разбита,
лишь пошатнули бы моральное и политическое положение Японии. Риббентроп".
- Что они делают! - воскликнул Зорге, прочитав телеграмму
Риббентропа. - То они так, то этак! Что они думают? То Сингапур, то
Благовещенск! Есть у нашего министерства какая-то линия?!.
Возмущаясь непоследовательностью германского ведомства иностранных
дел, Зорге стремился прежде всего вызвать у Отта сомнение в правильности
поведения Берлина. Но пока события развивались не в пользу Зорге. Япония
совершенно определенно готовилась к войне против СССР. Сигналом к войне
должно было быть падение Москвы. Зорге радировал в Центр: "Япония вступит
в войну, если будет взята Москва..."
Однажды Отт поехал беседовать с Мацуока, вернулся в приподнятом
настроении и пригласил Рихарда в кабинет.
- Ты знаешь, что сказал Мацуока? - Эйген Отт удовлетворенно потирал
руки. - "Япония не может долго занимать нейтральную позицию в этом
конфликте". Так он сказал... А во время нашей беседы министру принесли
телеграмму Осима: фон Риббентроп предупредил, что русские отводят свои
войска с Дальнего Востока. Мацуока прочитал мне вслух эту телеграмму.
- И ты веришь в подобную глупость?
- Не совсем. Но какое все это имеет значение! Главное - заставить
Японию воевать... Между прочим, русский посол Сметанин приезжал к Мацуока
зондировать почву. Знаешь, что ему ответил Мацуока? Он сказал, что
японо-советский пакт о нейтралитете был заключен в то время, когда
отношения между Москвой и Берлином были другими... Основой японской
политики служит тройственный договор, и поэтому советско-японский пакт
может потерять свою силу. Ты представляешь, Ики, что это значит! Я
немедленно сообщу Риббентропу...
Посол Отт телеграфировал в Берлин:
"Я имею удовольствие сообщить вам, что Япония готовится ко всяким
случайностям в отношении СССР для того, чтобы объединить свои силы с
Германией для борьбы с коммунистическим злом. Япония пристально следит за
развитием обстановки в Восточной Сибири, будучи полна решимости уничтожить
существующий там коммунистический режим".
Потом еще сообщение, на этот раз из Берлина в Токио. Риббентроп
информировал своего посла в Токио:
"Японский военный атташе полковник Ямада посетил начальника имперской
контрразведки генерала Лахузена и сообщил ему, что японский генеральный
штаб готов проводить подрывную работу против Советского Союза на Дальнем
Востоке, и в первую очередь в районах, прилегающих к озеру Байкал".
Военный сговор начинал обретать конкретные формы. Мияги подтвердил
это. Окольными путями, через шифровальщика какого-то штаба, он установил,
что командующему войсками в Чахаре генералу Амакасу даны указания
готовиться к войне с Россией. Его задача - нанести удар через Внешнюю
Монголию на Улан-Батор, Байкал... А военный министр Тодзио бросил
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Махров Алексей
Трубников Александр
Бажанов Олег