Бонд-стрит и дружбой с владельцами средневековых замков во Франции.
Разумеется, костюмы и замки еще не делают его хорошим хирургом, но Рэнделл
умеет создавать видимость. Эдакий ореол благообразия.
задвигались. Мне не хотелось прерывать его.
начинал резать еще в сороковых и пятидесятых, вместе с Гроссом, Чартрисом,
Шеклфордом и остальной славной когортой. Хирургия тогда была совсем другой.
Требовалась ловкость рук, а наука не имела почти никакого значения. Никто не
слыхал ни о химии, ни об электролитах. Вот почему Рэнделлу не по себе от
этих нововведений. Молодые ребята - те в своей стихии, они воспитывались на
энзиме и натриевой сыворотке, но для Рэнделла все это - темный лес и
досадная помеха в работе.
Линкольна, - парировал Конвей.
молоток и пяток гвоздей на тот случай, если выдастся возможность распять
кого-нибудь.
хорошей форме. Ему, как и всем нам, тоже требуется отдых.
еще кое-что.
сердца.
особенно в 1630 году. Чтобы взойти на борт корабля и пуститься в долгое
плавание к неведомой враждебной земле, отваги и мужества мало, для этого
надо быть одержимым или вконец отчаявшимся человеком, который к тому же
готов к полному и бесповоротному разрыву с родиной. К счастью, вынося свой
суд, история принимает во внимание людские дела, а не побуждения, и поэтому
бостонцы могут тешить себя мыслью, что их предки были привержены идеям
свободы и демократии, геройски совершили революцию и внесли огромный вклад в
либеральную культуру, написав немало картин и книг. Бостон - это город, где
жили Адамс и Ревер, где до сих пор чтут и лелеют старую северную церковь и
воспоминания о битве на Маячном холме.
вытканы позорные столбы, колодки, сцены пыток водой и охоты на ведьм. Едва
ли кто-то из ныне живущих видит в этих орудиях пыток то, чем они были в
действительности, - свидетельства болезненной одержимости, душевного
недомогания и порочной жестокости, доказательства того факта, что
применявшее их общество жило в коконе страха перед грехопадением, вечным
проклятием, адским пламенем, мором и индейцами, выстраивая все эти жупелы
примерно в том порядке, в котором они перечислены здесь. Это было
настороженное, подозрительное и напуганное общество. Иными словами, общество
реакционных фанатиков веры.
месте города было болото, совершенно непролазная трясина. Говорят, этим
объясняется наш влажный климат, благодаря которому тут всегда премерзкая
погода. Впрочем, существует и мнение, что болота тут ни при чем.
ее часть. Словно дитя трущоб, выбившееся в люди, город совсем не держится за
свои корни и даже норовит скрыть их от остального мира. Еще в бытность его
поселением простолюдинов тут зародилась нетитулованная аристократия, не
менее косная, чем древнейшие кланы Европы. Как город истинной веры, Бостон
стал колыбелью научного сообщества, не знающего себе равных на Восточном
побережье. Кроме того, Бостон одержим нарциссизмом, и это роднит его с
другим городом весьма сомнительного происхождения - Сан-Франциско.
освободиться от пут прошлого. Над Сан-Франциско до сих пор витает дух
суетливой и жестокой "золотой лихорадки", не дающий ему превратиться в
мещански-претенциозный аристократический город восточного образца. А Бостон,
как ни силится, не может окончательно избавиться от пуританизма и снова
стать английским городом.
повсюду - в строении наших скелетов, в распределении волосяного покрова, в
цвете кожи, в том, как мы стоим, ходим, одеваемся и мыслим.
Уильямом Харви Шаттуком Рэнделлом.
судебного врача, который в 1628 году открыл, что человеческая кровь течет по
замкнутому кругу), должен чувствовать себя набитым дураком. Это все равно
что быть названным в честь Наполеона или Гранта: такое имятворчество - вызов
для ребенка, а может быть, и непосильно тяжкое бремя. Есть немало вещей, с
которыми человеку не так-то просто сжиться. Но труднее всего поладить с
собственным именем.
четыре года был многострадальной мишенью всевозможных насмешек и подначек,
Джордж получил диплом хирурга и стал специализироваться на печени и желчном
пузыре. Это была самая большая глупость, которую только мог совершить
человек с таким именем, но Джордж двинулся по избранному пути спокойно и
решительно, словно эта судьба была предначертана ему свыше. В каком-то
смысле так, наверное, и было. Спустя много лет, когда коллеги выдохлись и их
шуточки стали совсем уж плоскими, Печеньеддеру вдруг захотелось сменить имя,
но, увы, это было невозможно, ибо по закону человек, получивший степень
доктора медицины, теряет такое право. То есть имя-то сменить он может, но
тогда его диплом теряет законную силу, вот почему суды каждый год переживают
нашествия выпускников медицинских школ, желающих обзавестись более
благозвучной фамилией, которая затем и будет вписана в диплом.
имя, которое, помимо обязательств, давало ему значительные преимущества,
особенно в том случае, если он останется жить в Бостоне. Выглядел он
довольно миловидно - рослый белокурый парень с приятным открытым лицом.
Истый американец, цельная личность, облик которой придавал окружающему
нелепый и немного потешный вид.
общежития медицинской школы. Его комната, как и большинство других, была
рассчитана на одного постояльца, но значительно превосходила размерами любую
другую в том же здании. Она была гораздо просторнее, чем та каморка на
четвертом этаже, в которой в бытность свою здешним студентом ютился я.
Комнаты наверху много дешевле.
грязно-серыми, как яйца доисторических ящеров, стали тошнотворно-зелеными.
Но коридоры остались все такими же мрачными, лестницы - такими же грязными,
воздух - таким же затхлым. Тут по-прежнему воняло нестиранными носками,
учебниками и хлоркой.
мебель, достойная версальского аукциона. От потертого алого бархата и
обшарпанной позолоты веяло каким-то тусклым великолепием и светлой тоской по
былым временам.
поинтересовавшись, кто я такой. Наверное, с первого взгляда распознал во мне
эскулапа. Если долго трешься среди врачей, у тебя вырабатывается чутье на
них.
только что вернулся с важного совещания или, наоборот, собирался куда-то
бежать.
стекла, безобразную, но явно дорогую.
волновало. Уильям устроился в кресле напротив меня, закинул ногу на ногу и
сказал:
автовокзале вскоре после обеда. У меня было часа два времени, и я довез
Карен до дома.
рассказывала мне про колледж и свою подружку. А еще болтала о тряпках и тому
подобной ерунде.
вернулась домой после долгой отлучки. Чуть-чуть тревожилась из-за учебы.