Чтение 5–й страницы книги ~Почему не Эванс?~

посылки. Накануне отъезда он отправил посылку с ночными принадлежностями и с
парой носок, только в адресе вместо Дербишира указал Дербшир, вот посылка и
пришла только сегодня.

- А-а! Это объясняет одно несколько странное обстоятельство.

Миссис Кэймен принялась рассказывать, как с ней связались через
фотографа, чья фамилия была обозначена на фотографии, которая была у ее
брата с собой. Она вместе с мужем приехала в Марчболт и тут же признала, что
это тело брата.

При последних словах она громко шмыгнула носом и заплакала.

Коронер произнес несколько утешительных слов и отпустил ее.

Потом обратился к присяжным. Их задача состояла в том, чтобы точно
определить причину смерти этого человека. По счастью, на его взгляд дело это
чрезвычайно простое. Нет оснований полагать, будто мистер Причард был чем-то
обеспокоен, или огорчен, или находился в таком душевном состоянии, что был
способен наложить на себя руки. Напротив, он был в добром здравии и в
хорошем настроении, предвкушая предстоящий ему отдых. К сожалению, в тот
день с моря как раз поднялся туман, и тропа, идущая по краю скалы, стала
опасной...

И возможно, присяжные с ним согласятся, давно пора принять какие-то меры,
чтобы не подвергать риску жизнь людей.

Вердикт присяжных не заставил себя ждать.

"Мы считаем, что причиной смерти покойного является несчастный случай, и
полагаем необходимым обязать муниципальный совет немедленно поставить
ограждение или перила со стороны моря, там, где тропа огибает расселину".

Коронер кивком выразил одобрение.

Следствие было окончено.

Глава 5

Мистер и миссис Кэймен

Когда примерно через полчаса Бобби вернулся домой, оказалось, что он все
еще вовлечен в перипетии, связанные со смертью Алекса Причарда, - его хотели
видеть мистер и миссис Кэймен, которые сейчас находились в кабинете викария.
Бобби направился туда и обнаружил, что отец его храбро, хотя явно без
особого удовольствия, ведет с гостями светскую беседу.

- А, вот и Бобби! - произнес викарий с некоторым облегчением.

Мистер Кэймен встал и, протянув руку, пошел навстречу молодому человеку.
Крупный, лицо в красных прожилках, он держался с напускной сердечностью,
которую изобличали его холодные, с хитрецой глаза. Что до миссис Кэймен, то,
хотя ей, пожалуй, нельзя было отказать в некой грубой, дерзкой
привлекательности, у нее сейчас было весьма мало общего с той ее
фотографией, от былого мечтательного выражения не осталось и следа. Бобби
подумалось, что, не узнай она сама себя на этой фотографии, вряд ли ее мог
бы узнать кто-нибудь другой.

- Я приехал с женой, - сказал мистер Кэймен, крепко, до боли пожимая руку
Бобби. - Сами понимаете, надо было ее поддержать - Амелия, понятное дело, в
расстроенных чувствах.

Миссис Кэймен шмыгнула носом.

- Мы зашли с вами повидаться, - продолжал мистер Кэймен. - Ведь брат моей
бедной жены умер, можно сказать, у вас на руках. Она, ясное дело, хотела бы
услышать об его последних минутах.

- Конечно, - огорченно сказал Бобби. - Ну, конечно.

Он беспокойно хмыкнул и тотчас уловил вздох отца - то был вздох
христианского смирения.

- Бедный Алекс, - всхлипнула миссис Кэймен, утирая глаза. - Бедный,
бедный Алекс.

- Да, - сказал Бобби. - Просто ужасно. Он тревожно поежился.

- Понимаете, мне бы надо знать, может, он что напоследок сказал или велел
передать, - с надеждой глядя на Бобби, проговорила миссис Кэймен.

- Да, да, конечно, - снова отозвался Бобби. - Только, видите ли, ничего
он не сказал и не передал.

- Ни словечка?

Миссис Кэймен смотрела на него разочарованно и недоверчиво. Бобби
почувствовал себя виноватым.

- Да.., вот какое дело.., ни словечка.

- Оно и к лучшему, - внушительно произнес мистер Кэймен. - Скончаться в
бессознательном состоянии.., без боли.., это по-божески, Амелия.

- Да, выходит, так. По-вашему, он не чувствовал боли?

- Наверняка не чувствовал, - сказал Бобби. Миссис Кэймен глубоко
вздохнула.

- Что ж, слава Богу. Я и впрямь надеялась, что он напоследок что-нибудь
велел передать, а теперь вижу, так оно лучше. Бедный Алекс. А ведь как он
любил попутешествовать.

- Да уж наверно. - Бобби вспомнил бронзовый загар покойного, его синие
глаза. Привлекательным человеком был этот Алекс Причард, даже на пороге
смерти таким оставался. Странно, что у него такая сестра, как миссис Кэймен,
и.., такой зять. Он явно был достоин лучшего.

- Что ж, мы, ясное дело, очень вам обязаны, - сказала миссис Кэймен.

- Ох, не надо об этом, - сказал Бобби. - Понимаете.., ну, я ничего больше
не мог сделать.., понимаете... Он, растерявшись, покраснел.

- Мы никогда этого не забудем, - сказал мистер Кэймен.

Бобби опять ощутил его до боли крепкое рукопожатие. Потом его пальцы вяло
сжала миссис Кэймен. Затем последовало прощание с отцом, и Бобби проводил
гостей до парадной двери.

- А чем вы занимаетесь, молодой человек? - спросил Кэймен. - Приехали
домой в отпуск.., так я понял?

- Сейчас я занят поисками работы. - После небольшой паузы Бобби добавил:

- Я служил на флоте.

- Тяжелые времена.., тяжелые нынче времена. - Кэймен покачал головой. -
Ну, ясное дело, желаю удачи.

- Большое спасибо, - вежливо ответил Бобби и все смотрел им вслед, пока
они шли по заросшей сорняками подъездной аллее.

Он погрузился в мрачное раздумье. Разные мысли беспорядочно мелькали у
него в голове.., неясные соображения.., фотография.., лицо той девушки с
широко расставленными глазами и пепельными волосами.., а через десять -
пятнадцать лет эта Кэймен, грубо намазанная, с выщипанными бровями... Широко
расставленные глаза утонули в жирных складках и походили теперь на свиные
глазки, а эти ее нестерпимо рыжие, крашенные хной волосы! От юной чистоты не
осталось и следа. Какая жалость! А все, наверно, оттого, что вышла замуж за
напористого прохвоста, за этого Кэймена. Вышла бы за кого-нибудь
поприличней, возможно, даже и в свои годы выглядела бы поизящней. Легкая
седина, на бледном, без морщин лице, прежние распахнутые глаза. А впрочем,
кто знает... Бобби вздохнул и покачал головой.

- Да, брак у нее - хуже некуда, - хмуро произнес он.

- Что ты сказал?

Бобби вынырнул из глубокой задумчивости и увидел рядом Франки, он и не
слышал, как она подошла.

- Привет, - сказал он.

- Привет. Почему вдруг брак? И чей?

- Меня занимали общие рассуждения, - ответил Бобби.

- А именно?..

- Насчет разрушительных последствий брака.

- На ком это сказалось?

Бобби пояснил. Но Франки придерживалась иного мнения.

- Глупости. Женщина в точности как на фотографии.

- Где ты ее видела? Ты была на следствии?

- Разумеется, была. А ты как думал? Здесь решительно некуда себя деть.
Это следствие - настоящая находка. Я еще никогда не присутствовала на
следствии. Меня пробрало аж до костей. Разумеется, если бы речь шла о
загадочном отравлении, было бы гораздо интереснее - огласили бы результаты
лабораторных исследований и прочие занимательные подробности. Но, когда
подворачивается подобное удовольствие, не надо быть слишком требовательным.
Я до самого конца надеялась, что тут все-таки пахнет преступлением, но, увы,
об этом, похоже, не может быть и речи.

- До чего же ты кровожадная, Франки.

- Знаю. Это, по-видимому, атавизм - или как там это называется?.. Тебе
так не кажется? Я наверняка натура атавистическая. В школе меня даже
прозвали обезьянкой.

- Обезьянкам нравится, когда убивают? - вопросил Бобби.

- Ты будто корреспондент "Санди таймс" , - фыркнула Франки. - "У нашего корреспондента на сей счет
взгляд весьма определенный..."

- Знаешь, - сказал Бобби, возвращаясь к предмету их беседы, - я с тобой
не согласен.., я говорю об этой особе, о Кэймен. Та ее фотография была
очаровательна.

- Ее просто-напросто отретушировали, - сказала Франки.

- Ну, значит, уж так отретушировали, что никогда и в голову не придет,
будто это один и тот же человек.

- Ты слеп, - возразила Франки, - Фотограф сделал все, что мог, но глядеть
на нее все равно тошно.

- Совершенно не согласен, - холодно возразил Бобби. - Но где ты видела
фотографию?

- В "Вечернем эхе". Это местная газетка.

- Должно быть, она плохо отпечатана.

- По-моему, ты совершенно спятил из-за какой-то размалеванной,
истасканной сучки.., да, сучки.., из-за этой Кэймен, - выпалила в сердцах
Франки.

- Франки, ты меня удивляешь. Такие речи, да еще у дома священника. Можно
сказать, почти на святом месте...

- Нечего было городить всякую чушь. Теперь оба молчали, и скоро ее