улегся в этой же комнате на старую железную кровать.
теоретического собаководства, первым, на что обратил внимание бывший
сопровождающий, было отсутствие двух ящиков, принесенных студентами.
Товарищ Алексей перехватил бегающий взгляд Турусова и горько улыбнулся,
покачав головой. Трое других товарищей к тому времени уже сидели за
невысоким грубо сколоченным столом и мирно беседовали о тяжких временах
царского режима, показывая неплохие знания той истории. Видно эту историю
они тоже знали хорошо, но кажущаяся ее недавность не позволяла
персональным пенсионерам говорить о ней легко и открыто, как о "делах
давно минувших дней".
Михайлович, человек в плаще и шляпе, и, как казалось, без лица, по крайней
мере без собственного. То, что называлось Леонидом Михайловичем, было
существом особого вида, психологически зaпрограммированным на собственную
правоту и непогрешимость, осознающим свою высочайшую функцию и
историческую необходимость своего существования. Вот идеальный образец
единения слова и дела: он изрекал истины и вершил суд. Ему сказали, что
такое справедливость и он ее оберегал и охранял. И людей он различал по их
отношению к этой справедливости. Входя в кабинет, он прежде всего смотрел
чей портрет висит на стене и насколько ровно и аккуратно он повешен. Поняв
это, хозяева кабинетов приучили себя работать при закрытых форточках, во
избежание случайных дуновений ветра, а идеально правильное расположение
портрета над столом было отмечено черными точками, чтобы подравнять его
можно было быстро и не на глазок. Вскоре леониды михайловичи смотрели
только как висит портрет, вопрос "чей" отпал сам собой.
внутреннее сходство с Леонидом Михайловичем. Но нет, это были скорее
бывшие хозяева кабинетов, не зря же даже на стенах клуба висели три
портрета и одна рамка со стеклом, ожидающая властного профиля с
риторическим взглядом. Может, внутренне они все еще были готовы подбежать
на стук к двери, распахнуть ее, пропустить вперед Леонида Михайловича и
шепотком ему в спину кольнуть: "Все у нас отлично, все ровненько, лично с
миллиметровочкой проверял!" Страдать они не умели и не хотели, поэтому и
права никакого выстрадать не могли, а уж тем более права сказать правду.
умудренный с искоркой хитрецы взгляд впился в Турусова.
но в ответ он кивнул.
сегодня очень поможете.
что "молодой гражданин" подумал: уж не на подвиг ли его собираются
послать.
состав, в одном из вагонов которого находится пожалуй самый ценный для нас
груз, - снова заговорил товарищ Борис. - Но нам необходима сейчас лишь
мизерная его часть под шифром "ТПСБ-1755". С тех пор, а точнее со
вчерашнего дня, когда вы появились в нашем клубе, мы все почувствовали к
вам огромное доверие и поэтому сегодня ночью доверяем одному изъять нужный
ящик и принести его сюда. Практически вы становитесь вкладчиком тайны и та
история, которая не в силах повредить нашему народу, которая не в
состоянии отнять у него веру в правильность самой истории и
справедливость, станет вашим личным достоянием. Соответственно вы сможете
распоряжаться ею по своему усмотрению. Хотя вы, должно быть, понимаете
огромную разницу между личным и общественным достоянием. Не знаю, как вы,
но там, высоко, эту разницу не только понимают, но и чтут. Единственная
трудность, ожидающая вас нынче ночью - это сильный туман, всегда
сопровождающий появление этого состава. Но вы, кажется, уже неплохо
ориентируетесь в городе.
оказанное доверие. Он хотел выйти из этого старинного зданьица, выйти
легко и без продолжения бессомненно интересного разговора.
пяти утра, - мягко произнес товарищ Борис.
Смурова лежали две папки. Кивнул на прощанье.
пяти от мостовой.
состав. Турусов неспеша прошелся вдоль вагонов, цистерн и открытых
платформ и вдруг сообразил, что перед ним тот самый состав, на котором он
самыми невероятными маршрутами пересекал русскую землю. Он ускорил шаг и
вдруг остановился перед коричневым товарным вагоном, на котором белой
краской был выведен номер 112. Турусов откатил двери и забрался внутрь.
чувствовать себя "бывшим" и облегченно вздохнул. Потом подошел к
служебному купе и оцепенел: на нижней полке все также неподвижно лежал
Радецкий. На впавших щеках выросла добротная рыжая борода.
редкие удары сердца.
напарника за плечи и удивился, насколько легким и бестелесным показался
ему Радецкий. Он с легкостью усадил его, прислонил к стенке служебного
купе. Нервно прошелся к грузу и обратно и, приняв окончательное решение,
взвалил Радецкого на спину так, как когда-то в школе на уроках гражданской
обороны учили выносить раненых, и с этой, показавшейся ему нетяжелой,
ношей выбрался из вагона.
хотя тот и здорово похудел.
и свернул налево, туда, где начиналась улочка, ведущая в самый центр, к
ратуше и базару. Уже идя по этой улочке, Турусов неожиданно наткнулся на
военно-морской патруль. Они остановились друг напротив друга. Пожилой
усатый мичман отдал команду одному из своих матросов, и тот натренированно
прощупал Турусова.
патруля.
спасти...
Радецкого под руки, как в усмерть пьяного.
еврей с побитым оспой лицом, долго осматривал Радецкого, придирчиво и
скрупулезно, словно искал повод отказаться от приема такого пациента.
спрашивал он Турусова.
санитаров.
Радецкого до третьего этажа и уложили его на раскладушку, выставленную в
узком коридоре.
очень удивился, узнав, что у пациента нет адреса.
его разбудить и спасти!
вагон и присел на полку Радецкого.
магнитофон Смурова и две папки.
истории по крайней мере в этот раз не попадет.
и глянул в окошко, сквозь которое ничего видно не было.
дальше?
ящика магнитофон, алюминиевую кружку, кусок рафинада.
одиночества, но это не был физический страх.
еще большую ответственность за настоящее, и понял он, что пришло время
спасти историю от костра, пришло время уточнить маршрут состава, а завтра,
быть может, появится и получатель груза, который не испугается всей
тяжести этих ТПСБ, и крепко пожмет руку Турусову, и скажет:
такое короткое расстояние, но все равно будет счастлив и будет кричать
Русанов Владислав
Глуховский Дмитрий
Маккефри Энн
Посняков Андрей
Куликов Роман
Свержин Владимир