Чтение 3–й страницы книги ~Естественная убыль~

конкретикой.

-- Что с тобой стряслось, Ирина? Зачем это тебе надо?

-- Отвечайте по существу.

-- Обращаю ваше внимание на то, что нет никаких документов, которые
подтверждают ее слова.

-- Зато работники магазинов подтверждают, что именно вы приезжали
договариваться о сбыте и вам они отдавали половину стоимости "левых"
пирожных.

-- Это кто же именно под меня копает?

-- С ними вы встретитесь.

-- Встречусь -- тогда посмотрим.

Он уперся в Маслову угрожающим взглядом. Подчиненных привык держать в
узде. Она и сейчас его побаивалась. Остальные тоже, некоторые буквально
трепетали. Из грязи в князи -- почти всегда самодур. А Кудряшов к тому же
недюжинный человек. Пороха не выдумал, однако по размаху превзошел многих
коллег. Когда взяли, оценил трезво, что летит с порядочной высоты и внизу
жестко, но упрямо надеялся извернуться, как кошка, и упасть на четыре лапы.
Да и было на что надеяться: благодетелей высоких хватало. Недаром же
Капустин искал к Знаменскому подходы.

И все ресторанные стояли за Кудряшова, и с ним вместе надеялись, и
показания против него Знаменский выжимал по капле, если уж бесспорными
уликами теснил в угол. А Маслова... Маслову Кудряшов не способен был
понять.

-- И чего мы с тобой не поделили, Ирина? Скамью подсудимых? Чего тебе
вздумалось на меня капать?

-- Прекрасно знаешь, что я сказала правду!

-- При чем тут правда-неправда? На кой ляд ты стриптиз устраиваешь?!
Вы записали, что я не признаю, что вовлек Маслову?

-- Запишу, бумага -- вещь терпеливая. Но вы себе противоречите. То не
вовлекали, то загодя совали деньги.

-- Так совал просто для проверки: можно с ней работать или нельзя. Вы,
гражданин следователь, не делайте из меня паровоза. Статья у всех будет
одна, и срок -- извините. Я шестью годами обойдусь, мне пятнадцать ни к
чему! Все было на равных. Начальники, подчиненные -- это по официальной
линии, а наше делопроизводство простое: мне моргнули, я кивнул, и вся
бухгалтерия.

-- Но подпольные деньги распределяли вы.

-- Ну, черная касса была у меня, верно. Только кассир -- это ж не
директор.

-- Малоубедительно.

-- А я настаиваю, что никто ее не обольщал и не совращал! Вот вы
задайте Масловой вопрос: если она такая хорошая, что ж она мне, негодяю,
поддалась? Чего ж не отказалась, не сбегала в органы?

-- Так я тебе сразу и поддалась? А ты забыл мои заявления об уходе? Я
три раза писала, и ты три раза рвал! Забыл, как грозился уволить с волчьим
билетом? С такой характеристикой, что никуда не возьмут?

-- Сказать все можно, сколько угодно!

-- А почему вы ее, собственно, удерживали? Нашли бы кого другого, кто
охотней помогал воровать.

-- Да она же редкий человек -- с огоньком, с творческой жилкой! Где бы
я вторую такую нашел?

-- Вам непременно с творческой жилкой?

-- Даже, извините, глупый вопрос!

Все-таки занятный мужик. Не хочешь, да улыбнешься.

-- Зря смеетесь. Чтобы -- как вы грубо выражаетесь -- воровать, в нашем
деле надо прежде работать уметь. Кто не умеет -- мигом в трубу вылетит, будь
он хоть честный, хоть какой. Если хотите знать, мы всегда шли с
перевыполнением плана. Вся наша прибыль -- сверхплановый товар!

-- Но за счет чего?

-- А я вам скажу. За счет умения работать без потерь -- раз. За счет
высокого профессионального мастерства -- два. И за счет постоянной заботы о
вкусовых качествах -- три. Это ж не секрет: у плохой хозяйки какая-нибудь
котлета -- хоть выброси, а у хорошей -- пальчики оближешь. Маслова --
хозяйка хорошая.

-- Выходит, Ирина Сергеевна, мы вас тягаем за профессиональное
мастерство и заботу о качестве. Как забота осуществлялась на практике?

-- В крем доливали воду... Вместо сливочного масла клали маргарин... В
некоторое тесто полагается коньяк -- лили водку... Искусственно увеличивали
припек... Много способов.

Неловко ей, потупилась. Удивительное дело -- пройдя кудряшовскую школу,
сохранить стыд.

Когда опять осталась со Знаменским вдвоем, передохнула с облегчением,
и все тянуло выговориться. Что ж, долго молчала -- перед мужем, перед
матерью, знакомыми. Знаменский ей не мешал.

-- Наверно, был какой-то выход. Но связал он меня этими "премиями",
имей, говорит, в виду, ты за них расписывалась!.. И, бывало, все разжигал.
Приведет свою девицу и велит показывать, какая на ней шубка, какое белье...
Я не оправдываюсь, хочу, чтобы вы поняли, до чего постепенно...

Выход у нее был один: найти другую совсем работу, где волчий билет
Кудряшова не имел бы значения. Но на это нужна решительность, воля. И
готовность расстаться с даровыми деньгами. Между прочим, мать у нее была
продавщица. Правда, в иные времена, когда не обязательно липло к рукам, да
и липли-то сравнительно крохи. И все же она ее растила, она выводила в люди,
отцом не пахло.

-- Вы не представляете, как сначала все незаметно! Вот, например,
прибегают: "Ирина Сергеевна, какао-порошок высшего сорта кончился, можно
класть первый сорт?" Ладно, говорю, кладите, только побольше, чтобы мне
калькуляцию не переделывать. А разве есть время проверить, сколько положат?
Снова бегут: "За нами сто "эклеров", подпишите вместо них "наполеоны", на
"эклеры" крема не хватает!" Одного недостача, другого совсем нет, а третьего
вдруг излишек вылез. И не разберешь, когда правда, когда для отвода глаз.
Понимаете?

-- Я -- да. А муж что-нибудь понимал?

-- Ну, Коля... -- улыбнулась нежно. -- Вы же его видели -- не от мира
сего...

-- Не сказал бы.

-- Да что вы! Большой ребенок, -- она мысли не допускала, что муж может
кому-то не нравиться. -- Я когда второе заявление об уходе подала, то
немножко дома объяснила осторожненько. Коля и говорит: ты стала мнительная,
издергалась, надо больше доверять людям... И как раз день его рождения,
побежала в комиссионку -- такой лежит свитер французский! А Кудряшов будто
учуял: приносит двести рублей, прогрессивка, говорит, за полгода... и в мое
заявление обернуты... Не устояла. До того привыкаешь покупать -- это
страшно!.. Ночью чего не передумаешь, а придешь на работу -- все, как у
людей, совещание об увеличении выпуска, в интересах потребителя, наш
покупатель, борьба с ненормированными потерями, ваши соображения, товарищ
Маслова. Все вроде воюем за правильные лозунги во главе с товарищем
Кудряшовым...

Знаменский отключился. Он предвкушал то, что собирался сообщить. Глянул
на часы и прервал:

-- Ирина Сергеевна, подследственного не обязательно держать в
заключении до суда. И я думаю...

Она прижала руки к груди, боясь поверить.

-- Господи, неужели возможно?!

Знал, понятно, что обрадуется, но она так рассиялась, таким светом
озарилась, что он и сам согрелся в ее счастливых слезах.

-- Пожить дома... с Колей, с девочками... наглядеться...

Но это пока было в прожекте. Еще предстояло протащить через Скопина. И
закавыка была не в нем, а в Смолокурове, который к Масловой не благоволил.
Он увязался вместе идти по начальству и станет, разумеется, гнуть свою
линию.

-- Только быстро, -- сказал Скопин. -- Через двадцать минут ко мне
пожалует делегация польской милиции.

-- Вот справка по Масловой. Я думаю, можно изменить меру пресечения.

Скопин отодвинул записку.

-- Вообще-то, арест был необходим?

-- Необходим и обоснован.

-- Что же изменилось?

-- Маслова все рассказала. Если я что-то понимаю в людях, искренне
раскаивается. Сердце у нее неважное, часто приступы. На воле следствию не
помешает.

-- Разрешите, товарищ полковник? -- заскрипел сбоку Смолокуров.

-- Да?

-- Я -- против.

-- Возражения?

-- Маслова -- не заштатная фигура. Без нее хищения в "Ангаре" не имели
бы половины того размаха. Расхититель ведь не карманник: украл и убежал.

-- Михаил Константинович, обойдемся без прописных истин.

Но Смолокуров упрям.

-- Разрешите, закончу мысль. Расхитителю бежать некуда. Надо, значит,
воровать так, чтобы воруемое как бы не уменьшалось. Вот это и обеспечивала
Маслова. Вагон изобретательности! Ее прозвали "наш Эдисон". Маленький
пример. Она разработала рецептуру фирменных булочек, на которые шло все то
же самое, что на пирожные. А разница в цене -- сами понимаете. Со склада
продукты выписывали на булочки, отсчитывались выручкой за булочки, а
выпускали пирожные!

Скопин прищурился на Знаменского, в прищуре юморок.

-- Однако Смолокуров нарисовал выразительный портрет вашей
подследственной.

-- У нее двое детей, Вадим Александрович, а муж... словом, он уже