Чтение 29–й страницы книги ~Близнецы-соперники~

останавливали для досмотра все суда и подвергали команды жесточайшим
допросам. Рейн был тайным каналом подпольной связи, не нужно было быть семи
пядей во лбу, чтобы это понять. А поскольку речные бродяги и не заслуживали
лучшего обращения, патрули находили особое удовольствие в том, чтобы пускать
в ход дубинки и приклады винтовок, когда им под руку попадалось это отребье.
Камуфляж Фонтина был удачным, хотя и отвратительным. Он пил большое
количество дешевого вина и вызывал рвоту, чтобы изо рта пахло омерзительно,
как у закоренелого алкаша.

Только благодаря своему сопровождающему он не спился окончательно. Его
звали Любок, и Виктор знал, что, как ни сильно он сам рискует, Любок
рисковал еще больше.

Любок был еврей и гомосексуалист. Это был светловолосый, голубоглазый
балетмейстер средних лет, чьи родители эмигрировали из Чехословакии тридцать
лет назад. Он прекрасно говорил на чешском и словацком, а также на немецком,
и в кармане у него лежали документы, по которым он проходил как военный
переводчик. Рядом с его удостоверением лежало несколько рекомендательных
писем на бланках верховного главнокомандования вермахта, подтверждающих его
лояльность рейху.

Удостоверение и бланки писем были подлинными, лояльность - вымышленной.
Любок был тайным связным и работал на территории Чехословакии и Польши. При
выполнении заданий он не скрывал своих гомосексуальных склонностей: всем
было известно, что за офицерами тайной полиции Гиммлера водилась такая
слава. На контрольно-пропускных пунктах никогда не знали, кого удостоили
своим расположением влиятельные мужчины, предпочитавшие в постели мужчин. А
балетмейстер был ходячей энциклопедией правдивых и полуправдивых историй и
сплетен, относящихся к сексуальным привычкам и извращениям немецкого
верховного главнокомандования в любом секторе, куда он ни попадал; эти
байки-были его оружием.

Любок сам вызвался участвовать в лох-торридонской операции и сопровождать
агентов МИ-б из Монбельяра через Висбаден в Прагу и Варшаву. И чем больше
позади оставалось пройденных миль и дней, тем большую признательность
испытывал Фонтин. Лучшего провожатого трудно было найти. Даже щеголеватый
костюм не мог скрыть могучее сложение Любока, а острый язык и живой взгляд
выдавали в нем горячий темперамент и недюжинный ум.

Варшава, Польша.

Любок вел мотоцикл. В коляске сидел Виктор в форме полковника вермахта,
сотрудника оккупационного управления транспорта. Выехав из Лодзи, они
мчались по шоссе к Варшаве и ближе к полуночи добрались до последнего
контрольно-пропускного пункта на шоссе.

Любок выкаблучивался перед патрульными вовсю, щедро сыпал именами
комендантов и оберфюреров, намекая на страшные кары, которые могут
последовать в случае задержки их мотоцикла. Перепуганные солдаты не рискнули
проверять его хвастливые заверения. Мотоцикл пропустили в город.

Здесь царила, разруха. Ночная тьма не скрывала развалин. На улицах было
безлюдно. В окнах горели свечи - электричество было отключено. Со столбов
свисали провода, то и дело попадались замершие легковушки и грузовики -
многие лежали, завалившись на бок или перевернутые колесами вверх, - точно
гигантские стальные насекомые дожидались, когда их поместят под микроскоп.

Варшава была мертва. Ее вооруженные убийцы бродили по улицам группами,
потому что сами боялись этого трупа.

- Мы едем в "Казимир", - тихо произнес Любок. - Подпольщики тебя уже
ждут. Это в десяти кварталах отсюда.

- Что такое "Казимир"?

- Старинный дворец на Краковском бульваре. В центре города. Долгие годы
там был университет, а теперь, разместились немецкие казармы и городская
администрация.

- Мы войдем туда? Любок улыбнулся:

- Можно пустить нацистов в университет, но что с того? Все технические
службы в здании и на прилегающей территории укомплектованы подпольщиками.

Любок втиснул мотоцикл между двумя автомобилями на Краковском бульваре,
неподалеку от центральных ворот в "Казимир" Улица была пустынна - только
охранники маячили у входа. Горело два уличных фонаря, но на территории
дворца спрятанные в траве прожекторы освещали резной фасад здания.

Из тьмы вышел немецкий солдат. Он подошел к Любоку и тихо заговорил с ним
по-польски. Любок кивнул. Немец пошел через улицу к воротам.

- Он из podziemna, польского подполья, - пояснил Любок. - Он знает
пароль. Он сказал, чтобы ты шел первым. Спроси, как найти капитана Ганса
Ноймана в седьмом корпусе.

- Капитан Ганс Нойман, - повторил Виктор. - Седьмой корпус. Что потом?

- Сегодня он в "Казимире" связной. Он отведет тебя к остальным.

- А ты?

- Я подожду десять минут и пойду следом. Мне нужно спросить полковника
Шнайдера в пятом корпусе.

Любок казался встревоженным. Виктор понял. Им еще ни разу не приходилось
разлучаться перед встречей с руководством подполья.

- Как-то это необычно, а? Ты, похоже, чем-то озабочен.

- Ну, наверное, у них на это есть свои причины.

- Но ты не знаешь, какие. И этот парень тебе ничего не объяснил.

- Он может и не знать. Он только связной.

- Думаешь, ловушка?

Любок задумчиво посмотрел на Фонтина.

- Нет, вряд ли. Комендант этого сектора серьезно скомпрометирован.
Скрытой фотосъемкой. Не буду утомлять тебя деталями, но его забавы с
мальчиками зафиксированы на пленке. Ему показали фотографии и сказали, что
существуют и негативы. Он теперь в постоянном страхе, а мы этим
пользуемся... Он фаворит Берлина, близкий ДРУГ Геринга. Нет, это не ловушка.

- Но ты встревожен.

- Пустое. Он же назвал пароль. Пароль довольно сложный, а он все точно
воспроизвел. Ну, до скорого.

Виктор с трудом вылез из тесной коляски и двинулся через улицу по
направлению к воротам "Казимира", остановился перед калиткой, приготовившись
с надменным видом показать свои фальшивые документы, с помощью которых
должен проникнуть внутрь.

Идя по залитой светом прожекторов территории "Казимира", он заметил
немецких солдат, по двое и по трое прогуливающихся по тропинкам вокруг
здания. Еще год назад эти солдаты могли бы быть здешними студентами или
преподавателями и обсуждать дневные события. А теперь они завоеватели,
укрывшиеся за университетской стеной от царящего вокруг опустошения. Смерть,
голод, разрушения несли их приказы, но сейчас они переговаривались
вполголоса на расчищенных тропинках, забыв о последствиях своих дневных
деяний.

Кампо-ди-Фьори. Прожекторы в Кампо-ди-Фьори. Смерть и уничтожение...

Усилием воли он прогнал эти образы, сейчас нельзя отвлекаться.
Изукрашенная филигранной резьбой арка над толстыми двойными дверьми с
табличкой "7" оказалась прямо перед ним. Одинокий охранник в форме вермахта
стоял на мраморных ступеньках.

Виктор узнал его: это был тот самый солдат, который подошел к Любоку на
Краковском бульваре и заговорил с ним по-польски.

- Хорошо работаете, - прошептал Виктор по-немецки. Охранник кивнул и
раскрыл перед ним дверь.

- Теперь следует поторопиться. Используйте лестницу налево. Вас встретят
на первой лестничной площадке.

Виктор быстро вошел в просторный холл с мраморным полом и стал
подниматься по лестнице. Пройдя до половины, он замедлил шаг. В мозгу
прозвучал сигнал тревоги.

Голос охранника, то, как он говорил по-немецки! Слова какие-то странные,
и построение фраз необычное: "следует поторопиться", "используйте лестницу".

"Обращайте внимание на отсутствие в речи разговорных оборотов, на слишком
правильные грамматические конструкции, на неверное согласование окончаний.
Урок Лох-Торридона.

Охранник не немец! Впрочем, почему он должен быть немцем? Он же из
podziemna. И все же подпольщики не стали бы так рисковать.

По лестнице сверху спускались два немецких офицера. Оба держали в руках
пистолеты, направленные прямо на него. Тот, что был справа, заговорил:

- Добро пожаловать в "Казимир", синьор Фонтини-Кристи.

- Пожалуйста, не останавливайтесь, синьор. Нам надо спешить, - добавил
второй.

Они говорили по-итальянски, но это были не итальянцы. Виктор понял, кто
они. Такие же немцы, как тот охранник перед входом. Это греки. Вновь
появился поезд из Салоник.

За спиной раздался щелчок пистолетного затвора, потом торопливые шаги.
Через секунду к его затылку приставили ствол пистолета и подтолкнули вверх
по лестнице.

Он не мог шевельнуться, не мог отвлечь внимание своих похитителей. Деться
было некуда. На него направлено оружие, немигающие глаза следили за его
руками.

Наверху, где-то в глубинах коридора, послышался смех. Закричать? Поднять
тревогу? Враги во вражеском стане. Мысли путались.

- Кто вы? - Слова. Начать с простых слов. Может быть, ему удастся
постепенно повысить голос, тем самым усыпить их бдительность. - Вы же не
немцы! - Громче. Теперь громче. - Что вы здесь делаете?

Ствол пистолета скользнул по спине и уперся в затылок. Он замолчал.
Тяжелый кулак ударил по левой почке; он дернулся вперед и попал в объятия
безмолвного грека.

Он закричал - другого выхода не было. Смех наверху звучал уже громче и
ближе. По лестнице спускался кто-то еще.

- Я вас предупреждаю...

Внезапно обе его руки заломили за спину, согнули в локтях и зажали,