Чтение 9–й страницы книги ~Близнецы-соперники~

Что бы ни совершил Савароне, это будет его последний фортель. Если уж
отец полез в политику, пускай отправляется куда-нибудь подальше
проповедовать свои идеи. Хоть в Америку.

Витторио медленно покачал головой, смирившись. Он вывел свою роскошную
"испано-сюизу" на шоссе. О чем он думает! Савароне - всегда Савароне! Глава
дома Фонтини-Кристи. Будь его сын хоть семи пядей во лбу, все равно "хозяин"
- Савароне!

"Воспользуйтесь дорогой к конюшне".

Интересно зачем? Дорога к конюшне начиналась у северной границы имения в
трех милях к востоку от главных ворот. Ладно, он поедет по этой дороге.
Должно же у отца быть основание для такого распоряжения. Без сомнения, столь
же идиотское, как и те дурацкие игры, в которые он играет. Ну да ладно: хотя
бы внешне следует выказать сыновнее послушание. Ибо сын собирался решительно
поговорить с отцом.

Так что же случилось в Цюрихе?

Он миновал главные ворота Кампо-ди-Фьори и доехал до развилки. Там
свернул налево и, проехав еще около двух миль к северным воротам, снова
свернул налево, к имению. Конюшня находилась в трех четвертях мили от ворот,
туда вела грунтовая дорога. Тут легче проехать верхом, этим путем
пользовались всадники, направляясь в поля и к тропинкам, огибающим с севера
и запада лес, в центре родового поместья Фонтини-Кристи. Лес позади главной
усадьбы, который делился надвое ручьем, струящимся с северных гор.

В ярком свете фар он увидел знакомую фигуру Гвидо Барцини, старик махал
рукой, прося остановиться. Этот Барцини тот еще фрукт. Старожил
Кампо-ди-Фьори, всю жизнь проработал на конюшне.

- Быстрее, синьор Витторио! - сказал Барцини, наклонившись к открытому
окну. - Оставьте машину здесь. Уже нет времени.

- Нет времени? Для чего?

- Хозяин разговаривал со мной минут пять назад. Он сказал, чтобы вы, как
только появитесь, позвонили ему из конюшни, прежде чем направиться в дом.

Витторио посмотрел на часы в приборном щитке. Они показывали двадцать
восемь минут одиннадцатого.

- Торопитесь, синьор! Фашисты!

- Какие фашисты?

- Хозяин. Он вам все расскажет.

Фонтини-Кристи вышел из машины и пошел за Барцини по мощенной камешками
тропинке, ведущей к входу в конюшню. Они зашли в мастерскую, где аккуратно
развешанные сбруи, подпруги, вожжи обрамляли бесчисленные грамоты и почетные
ленты - свидетельства превосходства герба Фонтини-Кристи. На стене висел
телефон, связанный с господским домом.

- Что происходит, отец? Ты не знаешь, кто мне звонил в Белладжо?

- Молчи! - закричал Савароне. - Они будут здесь с минуты на минуту.
Немецкие каратели.

- Немецкие?

- Да. В Риме надеются застать здесь тайную встречу партизан. Не застанут,
конечно. Нарушат тихий семейный ужин. Запомни! У тебя на сегодня был
запланирован семейный ужин. Ты просто задержался в Милане.

- Но какие дела у немцев с Римом?

- Позже объясню. Только запомни...

И вдруг Витторио услышал в трубке отдаленный визг шин и урчание мощных
моторов. От восточных ворот к дому мчалась колонна автомобилей.

- Отец! - закричал Витторио. - Это имеет какое-нибудь отношение к твоей
поездке в Цюрих?

На том конце провода молчали. Наконец Савароне заговорил:

- Возможно. Оставайся там!

- Что случилось? Что произошло в Цюрихе?

- Не в Цюрихе. В Шамполюке.

- Где?

- Потом! Мне надо вернуться к остальным. Оставайся там! Не показывайся им
на глаза. Мы поговорим, когда они уберутся.

Раздался щелчок. Витторио обернулся к Барцини. Старый конюх копался в
ящиках древнего комода, набитого уздечками и вожжами. Наконец он нашел то,
что искал:

Пистолет и бинокль. Он вытащил их из ящика и передал Витторио.

- Пойдемте! - сказал он гневно. - Посмотрим. Сейчас хозяин задаст им
жару.

Они поспешили к дому, стоящему посреди сада. Когда грунтовое покрытие
сменилось мощеным, они резко взяли влево и забрались на крутую насыпь,
возвышающуюся над кольцом подъездной дороги. Они остались в темноте, внизу
все было залито ярким светом прожекторов.

От восточных ворот мчались три автомобиля - большие мощные черные машины.
Свет их фар, прорезавший ночной мрак, поглотило ослепительное сияние
прожекторов. Машины подъехали к дому, резко затормозили и остановились на
одинаковом расстоянии друг от друга перед мраморными ступеньками, ведущими к
дубовым входным дверям.

Из машин выскочили люди. Все они были одеты в одинаковые черные плащи и
вооружены.

Вооружены!

Витторио не отрываясь смотрел, как эти люди - семь, восемь, девять
человек - взбежали по ступенькам к дверям. Высокий человек впереди -
командир - поднял руку и жестом приказал блокировать двери. С обеих сторон
встали по четыре человека. Он дернул за цепь звонка левой рукой, правой
сжимая пистолет.

Витторио поднес бинокль к глазам. Лица он не разглядел, оно было обращено
к двери, но пистолет оказался в фокусе: немецкий "люгер". Витторио перевел
бинокль на стоящих рядом. У них тоже было немецкое оружие. Четыре "люгера" и
четыре автомата "бергман" 38-го калибра.

У Витторио вдруг свело желудок, кровь ударила в голову. Он не верил своим
глазам. Рим позволил такое? Невероятно!

Он навел бинокль на автомобили. Их водители были в тени. Витторио стал
всматриваться в того, кто сидел в последней машине.

Человек обернулся через правое плечо, свет прожектора осветил его.
Короткая стрижка, черные волосы с совершенно седой прядью, взбегающей вверх
ото лба. Что-то в этом человеке показалось Витторио знакомым: форма головы,
эта седая прядь... Но Витторио так и не вспомнил.

Дверь отворилась. В дверном проеме показалась горничная и испуганно
уставилась на высокого мужчину с пистолетом. Витторио в ярости смотрел на
то, что происходит внизу. Рим заплатит за это оскорбление! Высокий оттолкнул
горничную и ворвался в дом, за ним последовали восемь других с оружием
наперевес. Горничная исчезла.

Рим дорого заплатит!

В доме послышались крики. Витторио услышал грозный голос отца, а затем и
гневные возражения братьев.

Раздался страшный грохот, звон стекла. Витторио схватился за пистолет в
кармане. Но почувствовал сильную руку на запястье.

Старик Барцини. Старый конюх крепко сжал руку Витторио, но взгляд его был
устремлен в сторону дома.

- Там слишком много оружия. Вы ничего не сумеете сделать, - сказал он
тихо.

Со стороны дома снова раздался страшный грохот - теперь ближе. Левая
створка огромной дубовой двери распахнулась, и на крыльцо выбежали люди.
Сначала дети - перепуганные, плачущие. Потом женщины - его сестры и жены его
братьев. Потом мать, с гордо поднятой головой. На руках у нее был самый
маленький ребенок. Отец и братья вышли последними - их подгоняли тычками
стволов одетые в черное люди.

Всех собрали на освещенной круглой площадке перед домом. Голос отца,
требующего объяснить, кто несет ответственность за это бесцеремонное
вторжение, перекрывал шум.

Но настоящий кошмар был впереди.

Когда это началось, Витторио Фонтини-Кристи подумал, что сойдет с ума.
Его оглушил треск автоматов, его ослепили вспышки выстрелов. Он рванулся
вперед, изо всех сил стараясь вырваться из объятий Барцини, извивался всем
телом, пытаясь высвободить шею и рот от мертвой хватки старика.

Одетые в черное люди открыли огонь из всех стволов. Женщины бросались на
детей, прикрывая их своими телами, а его братья грудью ложились на выстрелы,
сотрясающие ночь. Вопль ужаса, боли и ярости нарастал в слепящем свете,
заливавшем место казни. Курился дым; тела замирали в окровавленных одеждах.
Детей перерезало пополам, пули разрывали рты и глазницы. Лохмотья мяса,
внутренностей, осколки черепов пронзали клубящееся марево. Тело ребенка
лопнуло на руках матери. А Фонтини-Кристи так и не смог высвободиться из
крепких рук Барцини, не смог соединиться со своими родными.

Он чувствовал, как огромная тяжесть прижимает его к земле, давит,
стискивает нижнюю челюсть, не давая ни единому звуку сорваться с его губ.

И вдруг сквозь какофонию стрельбы и криков прорезались слова. Голос был
громовым, он заглушил автоматные очереди, но не остановил их.

Это кричал отец. Он взывал к нему из бездны смерти:

- Шамполюк... Цюрих - это Шамполюк!.. Цюрих - это река...
Шамполю-ю-ю-ю-юк!

Витторио впился зубами в пальцы, зажимавшие ему рот, ломавшие челюсти. На
какое-то мгновение ему удалось высвободить руку - руку с пистолетом, - он
попытался поднять ее и выстрелить.

Но не смог. На него вновь навалилась страшная тяжесть, ему до боли
вывернули запястье, пистолет выпал из пальцев. Исполинская рука пригибала
его голову к холодной земле. Он ощутил на губах привкус крови, она мешалась
с грязью.

Из смертельной бездны вновь полетел громовой крик:

- Шамполюк! И все затихло.

Глава 3