— И в чем же я обвиняюсь? — резко спросил Ноэль. — в чем проблема? Вы меня нашли. Я не прячусь, не скрываюсь.
— Мы нашли вас после недельных попыток определить ваше местонахождение. И это называется вопиющим пренебрежением к закону и уклонением от обязательств. Вы не должны были покидать Нью-Йорк, не поставив нас в известность.
— Но у меня были веские личные причины так поступить. К тому же я оставил свои координаты. Вы неубедительны, детектив.
— В таком случае вам остается «обструкция правосудия».
— Простите, не понял.
— Вы были в салоне английского «Боинга-747», и вы и я прекрасно знаем, что тогда произошло. Или я должен сказать, чего тогда не произошло?!
— О чем это вы? Не понимаю.
— Питье предназначалось вам, отнюдь не Торнтону. Холкрофт понимал, что когда-нибудь это случится, но предчувствие не сделало удар менее болезненным. Однако Ноэль не собирался безропотно соглашаться.
— Знаете, Майлз, это самый чудовищный бред, который я когда-либо слышал, — сказал он.
— Продолжайте! Вы способный, прямой и морально здоровый человек из нормальной семьи, но ваше поведение на протяжении последних пяти дней по меньшей мере глупо и непоследовательно.
— Вы оскорбляете меня, но так ничего и не хотите объяснить. В телеграмме вы пишете...
— Мы дойдем и до этого, — прервал Ноэля детектив. — Я хочу, чтобы вы определили, на чьей вы стороне. Я хочу помочь вам, а отнюдь не воевать с вами.
— Так что?
— Мы следили за вами до Рио. Мы говорили с...
— Вы... что?
— Это было совсем не сложно. Между прочим, ваш друг Буоновентура не в курсе. Мы достали список телефонов, по которым он звонил, и проверили авиалинии. Вы останавливались в отеле «Порто Алегре» в Рио.
Конечно, дилетант не может противостоять профессионалу.
— Сэм сказал, вы звонили пару раз?
— Естественно, — согласился Майлз. — Вы уехали из Рио, и мы хотели знать, где вы теперь. Вы ведь должны были связаться с ним. Кстати, вы получили мою записку в отеле в Лондоне?
— Нет.
— Пропала?
Нет, не пропала, а была похищена человеком из «Вольфшанце».
— Ну, хорошо, перейдем к делу.
— Мы говорили с посольством в Рио, с человеком по имени Андерсон. Он говорит, вы все ему рассказали. И как были загнаны в ловушку, и как вас преследовали, даже пытались убить. Но он сказал, что не поверил ни слову из вашего рассказа. Этот человек считал вас смутьяном и был рад выдворить из Бразилии.
— Знаю. Он отвез меня в аэропорт.
— Хотите все мне рассказать? — спросил детектив. Ноэль уставился перед собой. Соблазн велик — отвести наконец-то душу, обрести покровительство и защиту реальной власти. Лейтенант Майлз был для Ноэля в тот момент символом власти, но, увы, власти без места и времени.
— Нет. Сейчас вы уже ничего не сможете поделать. Все уже решено.
— Уверены?
— Да.
Несколько секунд оба молчали.
— Хорошо, мистер Холкрофт. Надеюсь все же, что вы передумаете. Думаю, мы вполне в силах вам помочь. Уверен даже, что вы нуждаетесь в помощи. — Майлз выдержал паузу. — А запрос о возвращении в Нью-Йорк я все-таки сделаю. Вы — первый свидетель в деле об убийстве, и это существенно.
— Мне очень жаль. Но не сейчас.
— Я и не надеялся. Итак, придется действовать без соблюдения формальностей. Ноэль, дело касается вашего отца.
Итак, самые страшные слова были произнесены, и Холкрофт ничего уже не мог поделать.
— Его убили, не так ли? — еле выдавил он из себя.
— Я этого не слышал. Видите ли, если бы эти слова прозвучали, то я должен был бы пойти к своему начальнику и доложить. Или это провокация? Ведь ваше умозаключение не может быть основано на том, что я тут наговорил. И потом, я желаю экстрадикции!
— Прекратите, Майлз! Ваша телеграмма была не слишком деликатной. «Недавняя смерть... Настоятельно рекомендую...» и так далее. Что еще, по-вашему, я мог подумать?
Снова пауза на том конце провода.
— Хорошо. Вы меня убедили.
— Так он был убит?
— Мы так думаем.
— Что вы сказали моей матери?
— Ничего. Это не в моей компетенции. Она даже не знает моего имени. И это ответ на следующий вопрос. Вы еще не говорили с ней?
— Естественно, нет. Но что же все-таки произошло?
— Ричард Холкрофт попал в автокатастрофу, очень необычную, надо сказать. Умер часом позже, в больнице.
— Что за катастрофа?
— У отеля «Плаза» какой-то старик из Бронкса не смог справиться с управлением своего автомобиля. Машина угодила в толпу людей на тротуаре. Трое умерли прямо на месте. Вашего отца отбросило к стене дома напротив, фактически, его пригвоздило к дому.
— Говорите, машина целилась в него?
— Трудно сказать. Массовый беспорядок... такая неразбериха...
— В таком случае что же? Майлз колебался.
— Да, машина целилась в него.
— Кто был за рулем? Подробнее, если можно.
— Семидесятидвухлетний пенсионер, в прошлом бухгалтер, одинокий человек без семьи и близких. Права просрочены. Он, кстати, тоже пострадал — умер по дороге в больницу.
— Какое отношение он имел к отцу?
— Лишь косвенное. Точно ничего пока сказать не могу. Но есть одна версия. Желаете выслушать?
— Конечно.
— Вы вернетесь в Нью-Йорк?
— Не давите на меня. Что за версия?
— Думаю, старика наняли. Возможно, в машине был кто-то еще, на заднем сиденье, с пистолетом в руках. Воспользовавшись всеобщим смятением и замешательством, он уничтожил старика и скрылся. Я почти уверен, что это была казнь, приведенная в исполнение так, чтобы со стороны выглядела, как выходящая за рамки обычного катастрофа, в которой погибло народу больше, чем предполагалось.
Ноэль с трудом перевел дух. Был еще один несчастный случай, весьма странная катастрофа. Поезд в лондонском метро, ошибка машиниста, в результате — пятеро погибших. И среди них — единственный человек, кто мог пролить свет на начало карьеры Джона Теннисона в «Гардиан».
Хорошо подготовленное, кровавое убийство... Мысль о том, что обе эти катастрофы были связаны друг с другом, была чудовищной.
— Вы уже раскопали что-нибудь, Майлз?
— Я же сказал, это только версия, которая, однако, отчасти подтверждается. Когда я увидел имя Холкрофта в отчете о происшедшем, то начал копать. У старика из Бронкса интересная история. Он приехал в эту страну в сорок седьмом, еврейский эмигрант, жертва Дахау, предположительно без гроша в кармане. Единственное, что никак не вписывается в эту картинку, — дюжина банковских книжек на его имя и квартира — настоящая крепость. Кроме того, тринадцать поездок в Германию за эти годы.
Капельки пота выступили на лбу у Ноэля.
— Что вы хотите сказать?!
— Не думаю, что старик когда-нибудь имел отношение к Дахау. А если и имел, то лишь как член администрации. Кроме того, никто не знал его в доме по его официальному адресу, никто никогда не видел его в синагоге. Думаю, он был нацистом.
— Каким образом все это связано с моим отцом? — еле выдавил Ноэль.
— Через вас. Я еще не уверен, как именно, но через вас.
— Через меня? — Сердце его колотилось, готовое вот-вот выпрыгнуть.
— Да. В Рио вы сказали Андерсону, что кто-то по имени Графф пытался убить вас. Он — нацист и убийца. Андерсон говорит, вы помешались на этих двух вещах, но я так не думаю. Я верю вам.
— Я действительно был как помешанный, но не думал связывать одно с другим. Это недоразумение. — Ноэль с трудом подбирал слова. — Графф — параноик, вспыльчивый германец, поэтому я и назвал его нацистом. Это все. Он решил, что я собираю на него материал — фотографирую его дом, сад...
— Я сказал, что верювам, Холкрофт, — прервал Ноэля Детектив. — И у меня есть на то основания.
— Какие? — Он вдруг испугался. Смерть отца казалась теперь предупреждением. «Возмездие». «Одесса». Да-да, именно предупреждением! Необходимо защитить мать!
Майлз говорил, но Ноэль уже не слышал его; паника охватила Холкрофта. Майлза необходимо остановить! Нельзя подпускать его близко к делам Женевы.
— Эти люди в самолете, что пытались убить вас, — немцы, — объяснял детектив. — Они использовали паспорта двух американцев, убитых в Мюнхене пять лет назад, но на самом деле они — немцы. Пули, которыми застрелили этих американцев в аэропорту Кеннеди, были выпущены из немецкого пистолета «Хеклер и Кох». А глушитель сделан в Мюнхене. Угадайте теперь, куда именно старик ездил в Германию? В шести поездках, по крайней мере, я уверен.