у него только начались, он был так напуган, что едва мог есть и спать,
настолько боялся, что неожиданно умрет на улице от остановки сердца. И не
сомневался, что это результат пережитого им ада в Корее. Его тогдашняя жена,
первая из трех, переполошившись, была не в силах решить, куда его везти в
первую очередь - в больницу или к страховому агенту для переделки полиса в
сторону увеличения. В итоге без его ведома все-таки выбрала второй вариант,
поэтому лишь спустя неделю Герберт лег в Корнеллский медицинский центр для
подробного обследования.
облегчение. Они объяснили, что его приступы вызваны повышенной кислотностью,
проявляющейся время от времени, что, несомненно, связано с нервотрепкой и
перенапряжением. С того дня в спальне, на работе, в машине и портфеле
Герберт стал держать бутылочки с белой успокаивающей жидкостью. Напряжение
было частью его жизни.
мог довольно точно (плюс-минус час-два) предсказать, когда у него начнется
приступ изжоги. Во время пребывания Деннисона на Уолл-Стрит приступы
неизменно наступали от бурных колебаний на рынке облигаций или когда он
сражался со своими коллегами, которые постоянно пытались расстроить его
планы достичь благосостояния и определенного положения. Все они - вонючие
придурки, подумал Герберт. Модные мальчики из студенческих братств, члены
элитных клубов, считавших ниже своего достоинства открыть для него их двери.
Чья бы корова мычала! Сейчас те же самые клубы принимают жидов, ниггеров и
даже латиносов! Все, что они умели, - это говорить, как "голубые" актеришки,
и покупать одежду от Пола Стюарта или какого-нибудь француза-гомика. Ладно,
плевать на них! Он их сломал! Благодаря своему инстинкту рыночного бойца
Герберт тогда так припер их к стенке и столько сделал, что им пришлось-таки
назначить его президентом той проклятой фирмы, иначе он ушел бы, унеся с
собой миллионы. Деннисон сформировал корпорацию, которая стала самой
жесткой, самой агрессивной фирмой на Уолл-Стрит. Он добился этого,
избавившись от никчемных нытиков и от глупого института так называемых
стажеров, проедавших деньги и отнимавших у всех время. У него было два
принципа, ставших для всех священными. Первый гласил: побей прошлогодние
показатели или уноси отсюда ноги. Второй звучал так же кратко: здесь ты
ничему не научишься, сюда ты попадаешь уже ученым.
руководствовался идеей, что цель оправдывает любые средства. В Корее,
например, быстро понял, что офицеры-хлюпики часто оказываются в гробах из-за
послабления дисциплины и жесткой власти на поле сражения. Он отдавал себе
отчет, что солдаты люто ненавидят его общеизвестную силу воли, поэтому
никогда не терял бдительности, чтобы не быть разорванным на куски
американской гранатой. Деннисон был убежден, что, как бы ни были велики
потери, они оказались бы гораздо большими, командуй там какой-нибудь
слюнтяй.
преемственность..." или "Сегодняшний юнец завтра будет высокопоставленным
чином в корпорации - преданным чиновником". Чушь это! Из доверия,
преемственности и преданности выгоды не извлечешь. Ее получаешь, только если
делаешь людям деньги. И Герберт доказал свою правоту, увеличив число
клиентов до такой степени, что компьютеры чуть не взорвались; он воровал
талантливых работников у других фирм, но, если вдруг убеждался, что зря за
них заплатил, новички получали под зад коленом.
такие характеристики о себе от других и читал их в прессе, - из-за чего по
пути растерял множество хороших людей, но главное - в целом оказался прав.
Доказал это и на войне, и в гражданской жизни, а эти придурки всегда его
кидали. Полковой командир в Корее обещал ему при увольнении звание
полковника. И что же? Ничего подобного! В Нью-Йорке - Господи, там было еще
хуже! - все говорили как о деле уже решенном, что его выберут в члены
правления "Веллингтон мидлэнтик индэстриз", самого престижного совета в
международном финансовом деле. И опять ничего подобного! В обоих случаях он
был сбит на взлете представителями этих старинных школьно-студенческих
братств. Вот почему в итоге Герберт забрал свои миллионы и послал их всех
подальше.
нуждался и в его деньгах, и в его больших талантах, - сенатора из Айдахо.
Тот говорил звучным, страстным голосом о том, во что Деннисон пылко верил, и
был политиком, умеющим, развлекая свою все растущую аудиторию, отдавать
приказы.
которой не видели со времен Эйзенхауэра и Ширли Темпл; он сыпал анекдотами и
поучениями, поддерживая старые ценности - силу, смелость, уверенность в себе
и, что для Деннисона было превыше всего, свободу выбора. Тогда Герб
перебрался в Вашингтон. С тем сенатором Деннисон заключил договор: на три
года он бросает всю свою энергию и несколько миллионов - плюс еще несколько
миллионов из многочисленных анонимных источников, от людей, разбогатевших с
его помощью, - пока в их предвыборном фонде не скопится столько денег, что
они смогли бы купить папство, выставляйся оно на торги.
недостаточно быстро, а ему нужно подготовиться к встрече с человеком,
который буквально через несколько минут войдет в его кабинет. Он сделал еще
два глотка и посмотрелся в зеркало. Редеющие волосы, зачесанные назад, не
доставили ему радости, хотя четкий пробор слева и макушка вполне
соответствовали имиджу человека серьезного, не пустозвона. Деннисону
хотелось бы, чтобы его серо-зеленые глаза были побольше. Он открыл их
широко, как мог, и все равно они остались слишком узкими. Небольшая складка
под подбородком напомнила, что надо делать какие-то упражнения или есть
меньше. Но ни одна из этих перспектив его не привлекала. И почему при всех
бешеных деньгах, уплаченных им за костюмы, он не похож на тех рекламных
красавцев из журналов, которые присылают ему английские портные? И все же
вид у него достаточно внушительный, что подчеркивают и строгая осанка, и
выдающийся подбородок - и в том и в другом Герберт совершенствовался годами.
Проклятый Кендрик, сукин сын, выругался Деннисон про себя. На сей раз
причиной его гнева и дискомфорта стал этот выскочка неизвестно откуда... Ну
ладно, если быть честным перед самим собой, а уж с самим-то собой он всегда
честен, выскочка не сам по себе, все дело в эффекте, который этот ублюдок
произвел на Лэнгфорда Дженнингса, президента Соединенных Штатов. Вот дерьмо
собачье! Что у Лэнгфорда на уме? (Мысленно Герб называл президента
Лэнгфордом и от этого злился еще больше.) Эту дистанцию, на которой
настаивала власть Белого дома, он ненавидел... После инаугурации, на одном
из балов, устроенных по этому поводу, Дженнингс негромко обратился к главе
своего аппарата, который три года обращался к нему просто по имени.
Президент был в хорошем настроении, в его голосе слышалось шутливое
самоуничижение: "Знаете, Герб, мне-то наплевать, но, думаю, моя должность -
не я, а она вроде как бы требует, чтобы вы говорили мне "мистер президент".
Разве не так?" Проклятие! Так все и было!
Герб предложил относительно чудачества Кендрика, но его ответы были уж
слишком небрежными, что граничило с равнодушием, и это беспокоило главу
аппарата. Ласкающий слух голос Дженнингса звучал безразлично, но глаза вовсе
не отражали отсутствия интереса. Лэнгфорд Дженнингс то и дело удивлял всю их
чертову банду в Белом доме. Теперь Деннисон надеялся, что это не один из
таких, часто неловких, случаев.
аппарата пролил "Маалокс" на свою куртку, сшитую на Севил-роу. Правой рукой
он неуклюже схватил трубку телефона, висевшего на стене, одновременно левой
открыл кран горячей воды и опустил под струю махровое полотенце. Затем
принялся неистово тереть мокрой тканью по белым пятнам, радуясь, что они
исчезают с темной материи.
детально обыскивают.
правительственной машине в сопровождении двух агентов секретной службы!
Кендрика. Вместо благодарности женщине его лицо выражало скорее нетерпение:
"Убирайтесь-ка отсюда, дамочка, поскорее, этот человек - мой!"
Сообразительная секретарша поспешила ретироваться, а глава аппарата подошел
к конгрессмену с распростертыми объятиями, на которые Кендрик не обратил
никакого внимания.
ледяным голосом, - но, позволив обыскать члена палаты представителей,
который пришел сюда по вашему приглашению - мать твою! - вы зашли слишком
далеко.
могли подумать что-то другое?!
Гуляют ужасные истории, вроде той, что однажды вы ударили парламентария из
Канзаса, который вроде бы вас оскорбил.
ответственность. Может, я и дотронулся до него, главным образом чтобы
поставить его на место, но это все. А он неправильно понял.