конец. Я этого не допущу".
арестован военной полицией. Похоже, полковник ничем не мог ему помочь.
Сацугаи был широко известен в Японии: могущественный реакционер,
возглавлявший один из чудовищных концернов дзайбацу. Его неизбежно должны
были заподозрить и арестовать как военного преступника.
выпавшие на ее долю. Но Цзон была в истерике. В ту ночь, в постели, она
умоляла полковника вмешаться. Он занимал высокое положение в американском
командовании, был советником самого генерала Макартура: конечно же, он мог
найти способ выручить Сацугаи.
очень сложное время. Кроме того, - добавил он рассудительно, - Сацугаи
действительно мог совершить то, в чем его обвиняют.
- Но прежде всего у тебя есть долг перед семьей, и если Сацугаи можно
спасти, ты обязан это сделать. Какудзипва хомбуно цукусанэба наримасэн.
Каждый должен выполнить свой долг.
слишком упрямой". Он знал, что переубедить ее невозможно и что в доме не
будет покоя до тех пор, пока он не докажет, что сделал все от него
зависящее.
у него уже зрела идея.
рискованно. Полковник не сомневался, что сможет повлиять на решение
трибунала. Весь вопрос был в том, захочет ли он сам этим заниматься.
подумал, что нет худа без добра: в один прекрасный день этот поступок может
сослужить ему хорошую службу.
предполагал Сацугаи. Его связи в Фукуока были очевидны, и поскольку
деятельность Гэнь"ся никогда не ставилась вне закона, все документы должны
были сохраниться. Полковник тайно поехал на Кюсю и выяснил, что Сацугаи
являлся одним из лидеров. Гэнь"ся.
бы это дошло до военного трибунала, для Сацугаи все было бы кончено. Но
полковник не собирался обнародовать то, что стало ему известно. В любом
случае, смерть Сацугаи ничего бы не дала: просто его место занял бы другой.
Но это никак не устраивало полковника, он хотел уничтожить Гэнь"ся. Если бы
ему удалось освободить Сацугаи, он смог бы держать его на поводке. И тогда,
рано или поздно, с помощью Сацугаи полковник доберется до самого сердца
Гэнь"ся.
монгольские глаза своего собеседника. За ними нельзя было прочитать ничего,
что Сацугаи хотел бы скрыть.
самого начала знал, что мне нужно. Я лишил его могущества, но он все равно
сумел загнать меня в угол". Полковнику стало вдруг очень грустно. "С самого
начала это была его игра, - подумал он, - и с моей стороны было глупо этого
не видеть".
они были политическими противниками. Полковник лучше любого другого
иностранца понимал важность сохранения традиций, без которых Япония просто
перестала бы существовать. Но он прекрасно понимал и другое: те традиции,
которые защищал Сацугаи, чрезвычайно опасны. Он знал: Япония - страна
героев, а не злодеев. В эту минуту, вглядываясь в холодные глаза Сацугаи,
полковник понял, что упустил что-то простое, но чрезвычайно важное. Раньше
он считал, что еще много лет назад постиг тайный мир Сацугаи. Но теперь он
стал подозревать, обратное и был зол на себя за то, что дал так легко себя
провести. "Он все это время играл со мной, как с ребенком", - негодовал
полковник.
положение: Сацугаи был обязан жизнью человеку, которого глубоко презирал.
Это было невыносимо для любого японца, но Сацугаи держался молодцом. "Надо
отдать ему должное", - подумал полковник.
понял, что он должен сделать. Столько лет уже потеряно на бесплодные
замыслы. Как сказал Сацугаи, нужно смотреть правде в глаза. А правда
состояла в том, что полковник должен был любым путем выйти из пата. И путь
был только один...
например, оскорбить Сацугаи - и тот был бы вынужден молча стерпеть это из
чувства долга.
еще так молод, а у него оставалось так мало времени, и многие свои обещания
он не сумеет выполнить никогда.
гнущиеся под ветром. Он поискал глазами королька, но тот уже исчез: должно
быть, выбрал бурю. Во всем этом было столько красоты... Но в тот день
полковник не чувствовал радости.
***
здравый смысл.
разделяет ли это мнение сам Кансацу. Его глаза оставались непроницаемыми. За
окнами опускался розовый закат. Солнце спряталось в дымке, и рассеянный свет
заливал небо и окрашивал деревья.
раздавались мягкие щелчки деревянных мечей и одновременные громкие выдохи.
- медленно продолжал Николас. - Но, на мой взгляд, в этом есть какая-то
мания, что-то опасное.
лучшие времена для Японии. Страну раздирали междоусобные войны, развязанные
многочисленными дайм". Мусаси был ронин, что в сущности немногим лучше
разбойника. Он родился на юге, на Кюсю, но в двадцать один год перебрался в
Киото. Там Мусаси выиграл свое первое сражение: вырезал каждого десятого в
семьях, повинных в гибели его отца.
осторожностью. Как и у большинства других исторических фигур феодальной
Японии, в жизнеописании Мусаси факты тесно переплетены с вымыслом. Это
замечательно для любителя развлекательного чтения. Но для того, кто серьезно
изучает историю - а это обязательно для занятий будзюцу, - здесь кроется
опасная ловушка.
История и долг, Николас, - и ничего больше. Мифам здесь не место, потому что
миф искажает зрение и затуманивает рассудок.
это еще не вс". Каждый день мы сталкиваемся со смертью, и относиться к ней
можно по-разному. Чтобы научиться должным образом относиться к смерти, нужно
постоянно помнить об ответственности. Но миф разрушает ответственность. Без
бусидо мы значили бы не больше чем ниндзя, уличные бандиты. А поддаться мифу
просто, очень просто.
не устаешь учиться. Мне кажется, здесь ты уже достиг всего, что мог. Тебе
осталось преодолеть еще лишь один барьер, но он самый трудный. Большинству
учеников это так никогда и не удается.
ничем не могу тебе помочь. Либо ты сделаешь это сам, либо нет.
него в горле застрял ком. Кансацу покачал головой.
воспроизводил в памяти весь их разговор. Непохоже, чтобы Кансацу в нем
разочаровался. Напротив, за его словами слышалось скрытое восхищение. Думай!
Что за этим кроется?
пристально посмотрел на Николаса. - Давай.
полная тишина, и все головы повернулись к нему.