спину.
обхватила его голову руками; из ее широко открытого рта вырывались короткие
непроизвольные крики. Тогда он оторвался от намокшего шелка и зарылся
головой в ее плоть. Ее ногти царапали его плечи, ее длинные ноги рванулись
вверх, и лодыжки сомкнулись у него на спине. Тело Жюстины сотрясалось
мощными толчками, и Николас продолжал ласкать ее языком и губами, пока не
услышал долгий крик; в последнем содрогании она изнеможенно притянула его к
себе, яростно впившись в его рот губами. Больше всего на свете Жюстине
теперь хотелось, чтобы он вошел в нее, чтобы продолжился этот мучительный
жар, чтобы ему стадо так же хорошо, как было ей.
чувствуя удары ее живота; они оба стонали от страсти. Жюстина обняла его,
устало покачиваясь, так, чтобы ее твердые соски терлись о его грудь. Она
лизала его шею, а Николас гладил все ее тело, чтобы увеличить ее
наслаждение. Наконец, когда напряжение стало невыносимым, когда пот и слюна
потекли по ее рукам и груди, ее мышцы несколько раз резко сократились;
Жюстина услышала его глухой стон, слившийся с громким биением их сердец, и
прошептала:
***
Несколько темных чаинок поднялись со дна и стали кружить на поверхности. Это
напомнило ему о трупах утопленников, которые примерно через месяц всплывали
на поверхность. Когда-то они прыгнули в Ист-Ривер или в Гудзон, а может
быть, их туда столкнули. Какое-то время они покоились в прохладной глубине -
до начала лета, пока не успевала прогреться вода. При тридцати пяти градусах
по Фаренгейту начинали размножаться бактерии, вызывая гниение и выделение
газов; в конце концов, тело выплывало наверх и попадало к нему, в
патологоанатомическое отделение.
патологоанатома, это было частью его жизни, причем довольно важной. Здесь, в
подвальном помещении морга с обшитыми сталью дверями, снабженными
аккуратными табличками, с дочиста отмытым серым кафельным полом, с огромными
весами, на которых взвешивали трупы, - здесь он проводил большую часть
своего времени. В этом не было для Винсента ничего отталкивающего:
обескровленные тела на никелированных тележках, огромные Т-образные разрезы
от плеча до плеча и вниз к животу, умиротворенные лица, словно у спящих
тихим сном. На доктора это не производило никакого впечатления; в судебной
медицине его привлекала волнующая тайна смерти, вернее, не самой смерти, а
ее причин. Работа Винсента состояла в разгадывании тайн мертвых, и много раз
это впоследствии помогало живым.
мгла еще не рассеялась. Четыре часа двадцать пять минут - он всегда вставал
так рано.
Издалека донесся скрежет мусоровоза, который медленно продвигался по Десятой
улице. Потом в ночную тишину вдруг ворвалась полицейская сирена и тут же
исчезла. Винсент остался один на один со своими путаными мыслями.
досталась плохая карма", - сказал он себе. Япония казалась Винсенту теперь
недоступной, словно ее и вовсе не было, по крайней мере, той Японии, которую
он покинул двенадцать лет назад. От его Японии остался лишь увядший цветок -
но он манил неумолимо, как морская сирена.
***
показалось, будто он в своем старом доме на окраине Токио и косые тени на
стене у него над головой падают от высокой стены шелестящего бамбука. Он
слышал короткий крик кукушки и шум устремившегося в город утреннего потока
машин, приглушенный и в то же время по-особому отчетливый.
спящей женщины. "Юкио. Она все-таки вернулась", - промелькнуло в мозгу.
Николас знал, что она придет. Но именно теперь...
далекого моря вдруг превратилось в шум прибоя и близкий крик чаек за окном.
И все же он знал смысл того загадочного напева...
как тонкая вуаль. Что пробудило в нем такие яркие воспоминания?
все остальное было скрыто под бело - синей простыней, покрытой складками,
как морскими волнами. Она спала глубоко и безмятежно.
дыханию, он чувствовал, что снова возвращается в Японию, в прошлое, в
которое не смел вернуться...
увидел бедра Жюстины у своего лица. Ее язык ласкал его нежно, сладострастно,
и Николас застонал. Он протянул руки, но ее бедра ускользнули. Он видел как
набухает бугорок среди влажных вьющихся волос.
раз, когда Николас приближался к вершине блаженства, Жюстина отводила рот и
принималась нежно гладить его руками, и его напряжение спадало. Тогда все
начиналось сначала, снова и снова, пока его сердце не застучало как молот и
сладкий жар не разлился по всему телу.
ласкать их до тех пор, пока Жюстина невольно не развела бедра.
заставившее его вскрикнуть. Николас притянул Жюстину к себе и уткнулся лицом
в ложбинку между ее бедер, сотрясаясь в последнем экстазе.
***
восьмого. Поднявшись по ступенькам, он кивнул дежурному полицейскому и
поздоровался с седовласым Томми, шофером Нейта Граумана. До утреннего
совещания оставалось времени ровно столько, чтобы успеть второпях выпить
чашку кофе.
кабинет главного патологоанатома.
человеком. Его черные блестящие глаза прятались в узких щелочках, под
полукруглыми складками обвисшей кожи; широкий нос был когда-то сломан,
видимо, в ночной драке на улицах Южного Бронкса, где Грауман родился и
вырос; волосы тронула седина, зато усы оставались черными как смоль. Короче
говоря, Нейт Грауман выглядел весьма внушительным соперником, что легко
могли подтвердить мэр и несколько членов городского финансового совета.
возвышавшейся в углу комнаты. "Поменьше сахара, - думал он мрачно. - Сегодня
утром мне нужен кофеин в чистом виде".
как окончилось совещание по ассигнованиям.
протянул Грауману заранее приготовленные бумаги.
их связывала только работа. Когда Ито приехал в Нью-Йорк, Грауман работал
заместителем главного патологоанатома; тогда у них было больше времени. А
может, просто не было нужно столько денег. После того как на них обрушилось
сокращение бюджетных ассигнований, работы резко прибавилось. У города были
дела поважнее, чем забота о людях, которых ежедневно убивали дубинками,
резали ножами, душили, топили, разрубали или разрывали на куски на улицах
города. "Каждый год в Нью-Йорке умирает восемьдесят тысяч человек, и
тридцать тысяч из них попадает к нам", - подумал Винсент.
зарезанный в Холлуэе - я жду вызова в суд в любую минуту. Случай с
директором школы практически закрыт. Осталось собрать кое-что для окружного
прокурора - анализ крови б у дет т ото в сегодня после обеда. Ах да, еще
Маршалл.
отлагательства, и я сразу же за него взялся. Утопление в бассейне. Маккейб
предполагает, что его голову придержали под водой. Кого-то уже взяли по
подозрению в убийстве, так что им позарез нужны улики.
Грауман. - Верно?
которые принес Винсент, - я передам Майкельсону.