годами нашей эры.
строений, оставались тайной. Макоумер считал, что ему повезло: он успел
побродить среди руин забытого города до того, как красные кхмеры позволили
джунглям их поглотить.
него такой же загадкой, как и для Макоумера. У кхмеров не было наследия, не
было истории, и потому не было ощущения своего места во времени.
воле? В конце концов, французам удалось встряхнуть страну, но успеха они не
добились, потому что кхмеры обратились друг против друга. Поначалу это была
битва философов-радикалов, слишком больших умников и слишком больших
слабаков, чтобы взять в свои руки оружие. Потому они и призвали простых
солдатиков воевать вместо себя.
радикалами. Он не мог думать о них иначе, как о трусах, но была у медали и
другая сторона: они оказались мастерами манипуляции. Как только первые
кхмерские интеллектуалы вошли в их круг, они смогли политизировать
камбоджийцев до такой степени, что те приняли их зачастую полярно
противоположные точки зрения. Кхмеры попались на крючок, а в Киеу Сампане
красные кхмеры обрели своего духовного лидера. Его знаменитый труд
?Экономическое и индустриальное развитие Камбоджи? стал для повстанцев
Библией, в нем они искали свой путь к новой Кампучии, а для этого сначала
требовалось уничтожить всех и вся, что было связано со старым
коррумпированным режимом. Но разрушение продолжалось и продолжалось, пока
новый и ?просвещенный? режим не превратился в полицию мысли для всей страны.
Камбоджа могла быть его родиной, но домом его стал весь мир. А тот процесс
обучения, который разработал для него Макоумер, обратили его разум и тело к
иным, более плодотворным делам. И в результате получился тот Киеу, которого
удобно использовать в любой стране и в любом окружении.
воспитание своего собственного сына. Он сделал для Эллиота все, что считал
возможным - консультировался с лучшими педиатрами, воспитателями, учителями.
Он познал их теории и применил их в воспитании сына. И теперь не мог понять,
в чем же именно он ошибся. Он любил Эллиота, и потому ему еще труднее было
смириться с разочарованием.
решил наказать Эллиота, и немедленно. Но потом Киеу предоставил ему полную
запись разговора Эллиота с этой женщиной, и Макоумер впервые понял, что
может обрести ту власть над сыном, которую он уже имел над другими людьми.
Эллиот на это отреагировал? Макоумер сразу же понял, что эта женщина была
очень умна, очень прорицательна, слава Богу, что ее уже нет в живых. Она
нашла слабое место и надавила на него без всяких колебаний. И он решил по
возвращении продолжить начатое ею.
в Китае, полном загадок и сюрпризов. Здесь, на Востоке, он как бы
периферийным зрением замечал, но не явственно видел вспышки, отблески
чего-то чуждого, и считал, что должен идти неуклонно вперед, не
останавливаясь и не пытаясь их рассмотреть, потому что тогда это неведомое
сумеет его ухватить.
высокому голоску, и вскоре он его убаюкал.
вдоль гавани. И все же город был не таким, как прежде. Когда-то это была
столица преступников всего мира, где за соответствующую цену можно было
провести все противозаконные услуги. Теперь он превратился в торговый центр
коммунистического Китая. И праздные туристы редко сюда заезжали, в отличие
от открывшихся для них Пекина и индустриальных городов на севере страны.
хлынули беженцы из всех стран Восточной Европы. Космополитичный город скрыл
их.
Макоумера исчезли: коммунистический режим не мог терпеть подобные проявления
индивидуализма.
одежда, одна манера ведения дел и один стандартизированный стиль речи. Но,
как вскоре довелось обнаружить, отнюдь не одинаковый образ жизни.
Китая, коммунистический режим понимал, что отнюдь не все можно причесать под
одну гребенку. А, мoжeт быть, коммунисты отнюдь не были столь всемогущи, как
гласил созданный ими же самими миф. Как утверждало ?уличное радио? -
неофициальный, но очень точный источник информации, - поскольку
правительство нуждалось в огромных деньгах для финансирования своих
крупномасштабных программ модернизации, оно поощряло местных шанхайских
предпринимателей делать доллары их собственным путем.
Джиньджиань.
находился французский клуб.
зарубежных бизнесменов и тех лиц, чьи встречи с иностранцами правительство
одобряло. Здесь был плавательный бассейн олимпийского размера, зал для игры
в пинг-понг, кегельбан, бильярдная и даже комната для игры в маджонг,
которую правительство не поощряло, считая ?наследием упаднического
феодального прошлого?.
Макоумер и встретился с Монахом. У входа Макоумера встретил высокий
худощавый китаец в темном костюме западного образца. Макоумер передал ему
карточку с приглашением, китаец низко поклонился.
абажуров, - шафрановый, изумрудный, сапфировый - играл на стенах, украшенных
великолепной имитацией персидской мозаики. Она была выполнена в сине-лиловых
и темно-зеленых тонах.
где шестеро китайцев, попивая ликер, о чем-то беседовали на своем диалекте,
отличном даже от диалектов шанхайских окраин.
блестящее серебро, сверкающий хрусталь. За его спиной было открыто окно,
через которое просматривался внутренний сад с двумя теннисными кортами.
именем знал его Макоумер - был крепкого сложения человеком в возрасте где-то
между пятьюдесятью и семи десятью: более точно определить было невозможно.
Он был легок на подъем и скор на улыбку. Черные глаза-бусинки сверкали. В
волосах еще не было седины, однако время их не пощадило, и на затылке у него
образовалась лысина, похожая на тонзуру - именно из-за нее он и получил свою
боевую кличку. Он был бизнесменом ?без определенных занятий?.
и жестом пригласил его занять место напротив. Монах курил тонкую, неприятно
пахнувшую сигарету. Узкий жестяной портсигар с викторианским рисунком лежал
у его правого локтя, и, судя по всему, там находилось еще достаточное
количество этих орудий пытки.
смотрел не прямо на него, а куда-то чуть вверх и влево. На Монахе был пиджак
с широкими лацканами, вышедшими из моды еще в семидесятых.
справедливо гордитесь, - он снова показал зубы. Улыбка скорее, походила на
гримасу, мало чем отличавшуюся от звериного оскала. - ?Мне нужен весь мир
сейчас же!? - воскликнул он, весьма удачно сымитировав американский акцент.
Макоумеру он напоминал гориллу, вытащенную из клетки и облаченную в
человеческий наряд. - Макоумер, вы мне нравитесь, - безапелляционно объявил
Монах, стряхнул с сигареты пепел и подозвал официанта. - Вы - человек не
бесхребетный, в отличие от большинства представителей вашей расы.
со льдом, китаец - ?Столичную?.
мужчине. Вот так.
очередную из своих отвратительных сигарет. - Что ж. Мне не следовало
удивляться. В конце концов, - он пожал плечами, - вы сейчас здесь, со мной.
Для этого требуется смелость, и немалая, - принесли напитки, и он вновь
оскалился. Они подняли стаканы и, не говоря ни слова, выпили друг за друга и
за их еще не заключенный договор.
нечего.
именно здесь.
единственное пристойное место в Шанхае. - Он взмахнул рукой. - Ну, есть еще,
конечно, ?Красный дом?, или ?Chez Louis?, как его называют иностранцы
старшего поколения, но, смею утверждать, еда там гораздо хуже, чем здесь.
Монах расправляется с крепкой русской водкой - он уже приказал официанту
принести еще рюмку. - Вообще: почему в Китае? Можно было выбрать любой из
Жюль Верн
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Мороз Александра
Суворов Виктор
Соломатина Татьяна