Юлия Латынина

Здравствуйте, я ваша "крыша" или новый Аладдин.

Повесть

Шариф Александрович Ходжаев, 34 года, холост, сотрудник частного
охранного агентства "Алмаз".

Восемнадцатого Князь позвал меня к себе вместе с Вовиком и велел съездить
в Рязань - взять там у одного человека пакет и доставить пакет на дачку при
Успенском шоссе.

Тачку мне выделили старую - драная "Волга" восемьдесят третьего года и
цвет голубой, как у педика. Плохо. Чем задрипанней вид у тачки, тем опаснее
дело. Скорость у тачки была ого-го - движок ей впаяли мерседесовский. Не
"Волга", а "Мерседес" в "волгиной" шкуре. Совсем плохо. Если на задрипанной
машине да хороший движок, то и волына не помешает...

В компанию мне дали Башку, да Сашеньку Старика, да Генку. Скажем прямо,
неважная компания. Сашеньке один тип еще в семидесятых выстрелил в голову из
дробовика, и с тех пор в голове Сашеньки сидят восемнадцать дробинок. Врачи
отпустили Сашеньку с богом, сказав, что ни одна из дробинок не добралась до
мозга. Я так думаю, что добираться было не до чего, вот и не добралась.

Димка Башка - оригинальный человек. Это единственный из моих знакомых,
который ограбил магазин, используя в качестве оружия таракана. Он зашел в
магазин, где кассиром работала девчонка, вытащил из кармана спичечный
коробок и показал огромного таракана в коробке. Девчонка онемела от ужаса, а
Димка сказал ей, что это тарантул и что он вытрясет тарантула ей за шею,
если девка не отдаст выручку.

У Сашеньки две ходки, обе за ограбление. Один раз его поймали прямо у
дверей обменного пункта, с пулей в заднице. Другой раз все сошло
благополучно, они сели в украденную для такого случая тачку и поехали. Тачка
была 1979 года выпуска, "Москвич", заела на первой скорости и не хотела
переключаться. С той поры у Сашеньки в ходу поговорка: это опасней, чем
угнать "Москвич" - про совсем гиблое дело.

Уже по дороге в Рязань слышу по радио: так, мол, и так, завалили в Рязани
какого-то старичка. Хорошая у старичка была библиотека, мол, есть
подозрение, что не вся библиотека на месте. В связи с этим какой-то фраер
комментирует, что на недавно состоявшемся в Израиле совещании глав
российской преступной общественности принято решение об увеличении потока
антикварной контрабанды из России. Все, мол, иконы, уже повывозили, теперь
придется браться за неправославную старину... И вот результат. Ну-ну.
Решения верхов, как известно, всегда тяжело сказываются на жизни трудящихся.

Хорошо. Приехали мы в Рязань, я пустил впереди себя Сашеньку, тот
осмотрелся, зашел во двор: все в порядке. Взяли мы дипломат, погрузили и
поехали обратно.Поехать-то поехали, да километров за полтораста от Москвы
нас тормознул гаишник. Как раз напротив был длинный белый забор, и за ним -
две трубы, толстые, как перевернутый горшок. Завод. Пригород какого-то
Тьму-Тараканска. Гаишник интересуется, что, мол, везете, мы культурно
объясняем. Не понравился мне этот гаишник.

Эти ребята в паре с братвой работают: гаишник выясняет, что, мол, да кто
такие, а через полчасика тебя останавливают его хозяева в штатском и берут
за проезд по высшему тарифу.

Словом, уже темнело, я решил не дожидаться напарников гаишника и
остановился в городишке.

Подкатываем к гостинице. Гостиница гремит, весь первый этаж так и бьет
светом, из раскрытых окон музыка, словно ста котам наступили на хвост, и у
входа стриженые мальчики при ярко-красном "додже". С презрением смотрят
мальчики на нашу голубую, как Эдик Лимонов, "Волгу". Ну, ясно - кто-то
крутой свадьбу справляет или друзей кормит.

Мы сегодня не крутые. Мы вообще не крутые. Нам для этой публики лучше
быть лохами. Да и мальчики не будут бить нашу тачку. Красивые мальчики.
Прикинутые. Крутые, но не отмороженные.

Я Димку и Сашку инструктирую: не хамить, не задираться и вообще вести
себя, как пионеры на всерайонном конкурсе лучших чтецов.

Мы входим. Красота! В дальнем углу стол, широкий, и за ним человек
двенадцать. Главный за столом как-то странно сидит... ба, да я же знаю его.
По рассказам знаю. Кто Лешку Горбуна не знает? Лешка Горбун вообще-то не из
этого городка. Лешка Горбун из Подмосковья. Но в Подмосковье для него тесно.
Значит, и сюда приехал. Непонятно, чего они празднуют. То ли новый заводик
купили, то ли завалили кого надо.

Я слыхал, как Леша Горбун асфальтовый завод покупал. На чековый аукцион
выставили 20% акций. Мой-то шеф заранее с Лешей договорился - куда Леша
ходит, туда я не хожу, куда я хожу, тебе, Леша, не надо, а с фраерами никто
не договаривался. Так Горбун поставил боевиков вокруг здания и отгонял всех,
кому не положено. Один борзой бизнесмен потом заявил, что результаты
аукциона были незаконны, и за это свое заявление вылетел из четвертого
этажа. Между прочим, жив остался - в мусорный бак угодил. Туда, в бак, еще
пальнули сверху - и тоже мимо. Но так или иначе, а подействовало: забрал
бизнесмен свое заявление и больше не суетился.

А Лешка Горбун меня не знает. У него есть горб, а у меня нет. Он большой
человек, а я маленький. А может, и знает. Может, у него компьютер есть. И
база данных на всех, кто занимается схожим видом предпринимательской
деятельности. Такая база данных, что в ментовке многие с Останкинской
телебашни готовы прыгать, чтобы ее заполучить.

И вот сидит сейчас Леша, а перед ним поросята в хрену и закуски, и
бутылок больше, чем людей. А еще перед ним стоит торт. И торт этот сделан в
виде промышленного сооружения. И, постучав друг о дружку полушариями, я
вдруг узнаю в этом торте тот самый заводишко, который мы проезжали минут
двадцать назад. Ну да - газгольдеры из марципана, трубы из пряника, и даже
сверху шоколадом изображен черный дым. И вот Горбун берет нож и ясно, что
сейчас он этот завод будет есть, под шумное одобрение присутствующих.

Я говорю Саше: "Пикнешь - убью", - и бочком-бочком за ближайший к выходу
столик. Моя кодла садится со мной. Минута, другая - к нам никто не подходит.
Горбун любуется тортом, а потом он торт отодвигает и придвигает к себе
поросенка - сладкое на потом.Наконец Генка цепляет пробегающего мимо
официанта и тычет в меню.

- Свинину, - говорит Генка.

- Нету, - говорит официант.

- Тогда гуляш, - говорю я.

- Нету!

- А это что, - говорит Генка, указывая в зал, где Горбун старается над
поросем.

- Заткни пасть, - говорю я Генке, - а что у вас есть?

- Макароны.

- Неси макароны, - говорю я.

Тут кто-то касается моего плеча. Я оглядываюсь, - за моей спиной два
мальчика. Очень вежливые. Белые брюки и пиджаки в полосочку.

- Шел бы ты ночевать в свой номер, - говорит один из мальчиков. - И
жратву тебе туда принесут.

Вообще-то, если бы я был сам по себе, я бы мог начать качать права. Это
даже удивительно, что за столом нет моих знакомых. Но знакомые шефа уж точно
найдутся. Я бы мог разъяснить кое-что этой лощеной "шестерке", которую
опету-шат в первом же ИВС.

Но мы здесь инкогнито. Нам сказали не высовываться.

И я бледнею, как самый заправский лох, и, сглотнув, выбываю из зала.

Чтобы не выделяться, мы берем один номер на четверых. Номер - на третьем
этаже, кровать-сексодром - посереди комнаты и сантехника времен царя Гороха.

Горничная заверяет нас, что ужин скоро будет.

Я кладу дипломат на кровать, и Генка отправляется в душ. У него привычка
такая - мыться каждый день. Он эту привычку подхватил у буддистов. Генка три
года медитировал у буддистов. Но они так его ничему и не научили. Они
обещали его научить летать, а все, чем кончилось дело, - это его научили
подпрыгивать в позе лотоса. Генка ужасно зол на эту публику и считает, что
они его обманули. В прошлом году он крестился, но мыться каждый день не
перестал.

Генка моется, на первом этаже ухает музыка и пляшут люди, время все идет,
и в моем желудке одна кишка предъявляет иск к другой,

- Саша, - говорю я, - сходи за ужином. Но культурно. Без мордобоя.

Саша идет за ужином, Генка моется, а Башка сидит посереди комнаты и ноет:

- Ходжа, слышь. Ходжа! Посмотрим, что в дипломате!

- Иконы, - говорит Генка, выходя из ванной.

- Спорим, что книжки, - говорю я.

- Дай откроем!

- Зачем тебе?

- Ну, понимаешь, - мнется Генка, - на меня эти буддисты навели порчу.
Ночью не сплю. Мне одна бабка в церкви посоветовала на иконы чаще глядеть.

- Нечего тебе в дипломат лезть, - возражаю я, - вон, иди вниз и покупай,
сколько надо. Я там в холле киоск видел: лежит иконка Богоматери и даже
написано: "Богоматерь Владимирская. Хорошо очищает прану".

- Это все не то, - говорит Генка, - мало ли на чем эти иконки напечатаны!
Их, может быть, на таком оборудовании печатали, на котором раньше стряпали
карманный справочник атеиста. Они так тебе прану очистят, что сразу в лапы
бесам попадешь. А художник, который их рисовал, он, может, вообще к Белому
дому в 1991-м ходил.

- А чего плохого? - говорю я. - Или он к Белому дому в 93-м должен был
ходить?

- Никуда он не должен был ходить, - объясняет Генка, - истинный
православный не должен иметь дела с сатанинским государством. В армии не
должен служить, налогов не должен платить и к их должностям не иметь
никакого отношения. Вот так живут праведные люди.

- Здорово, - говорю я, - прямо "синяки".

- Дурак ты, - говорит Башка, - а истинная икона, которая до раскола, она
знаешь как помогает? Если от нее щепочку съешь, то ни один "калаш" тебя не