Чтение 22–й страницы книги ~Здравствуйте, я ваша "крыша" или новый Аладдин~

Директор НПЗ было уперся. Но, когда он понаблюдал, как гигантский смерч
сорвал крышу с нефтехранилища, высосал из круглой цистерны 300 тонн нефти,
покрутил их аккуратным кольцом в воздухе и, не пролив ни капли, слил обратно
в цистерну, гонору у него поубавилось.

Особенно если учесть, что по документам в цистерне находилось не 300 тонн
нефти, а 120. Через неделю правительство издало указ о формировании новой
вертикально интегрированной компании; сеть московских бензоколонок у меня
оставалась в наследство от Князя. Еще через недельку Яниев объявил о скором
обмене акций НГДО3 и НПЗ4 на консолидированную акцию холдинга.

* * *

Прием по случаю этого события был устроен у меня на даче. Директор
"Ячинскнефтегаза" ходил гоголем. Его не очень-то ликвидные акции в последнюю
неделю шли у московских брокеров, как горячие пирожки. От правительства было
два или три гостя из Минтопэнерго да Адашкевич, который, насколько я знал, и
был в этой операции у Яниева главным консультантом.

Тхаржевского среди гостей не было, а вот Даша Тхаржевская была.

Оба директора увели меня в кабинет. Уж не знаю, кто им рассказал о том,
как я начинал с рисованных тачек, а только Дачинок (директор нефтедобывающей
компании) развернул передо мной заграничный проспект и стал требовать
установку горизонтального бурения, а Северников (директор
"Раднефтеор-гсинтеза") развернул другой проспект и потребовал установку для
каталитического крекинга.

- Ты что, Петр Семенович, прямо здесь, что ли? ты ее как в Сибирь
повезешь? Директора загалдели хором:

- А вы к нам съездите, Шариф Александрович! А то знаете, какие отсюда
железнодорожные тарифы?

- Ну ладно, - сказал я, - буду у вас денька через три и все сделаю в
ажуре.

После ухода директоров я подошел к окну и стал смотреть вниз. Праздник
был в полном разгаре, столы ломились от еды, и кто-то равнодушно глядел
сквозь иллюминатор луны на первых пьяных гостей, падающих на четвереньки, и
на голого директора банка, блудящего с парочкой зеленохвостых и черноглазых
русалок.

Кто-то вошел в дверь, и я увидел Адашкевича с Яниевым. В руках у
замминистра был дипломат, который он и положил на стол.

- Так о чем разговор? - спросил Яниев. Адашкевич раскрыл дипломат: в нем
лежали банковские упаковки с долларами.

- Это что такое? - удивился я.

- Моя доля от кредитов Тхаржевского. Из КФБ.

Я протяжно присвистнул. Чиновник бросил на меня взгляд, полный вместе
стыда и ненависти.

- Сколько тут? - спросил Яниев.

- Двести тысяч.

- Вы что же, их так и хранили под подушкой?

- Дачу купил. Вчера продал.

- И сколько дач у вас осталось?

- Нисколько. Квартира в Москве. В Бутове. Двухкомнатная.

Признаться, я думал, что Яниев отдаст ему бабки. Ну что "Народному
Альянсу" двести штук? Слону дробина. Но Яниев невозмутимо сгреб чемоданчик.

- Спасибо, Виктор Михайлович, - поднялся и был таков.

Адашкевич сидел, закусив губу.

- Ну, и зачем это геройство? - не сдержался я.

- Вы эти деньги требовали с Тхаржевского.

А он половину раздал.

- Половину? Это пол-лимона. Здесь двести.

Кто получил триста? Доносчиком не был и не буду, - процедил замминистра.
Я скривился.

- У тебя сколько детей, герой?

- Двое. Машка и Василиса.

- Сколько лет?

- Машка - в третьем, Васька - в шестом.

- Двухкомнатная, - пробормотал я.

Поднялся и вышел на террасу.На душе у меня было так погано, словно я
вытащил у Адашкевича эти двести штук утюгом и наручниками.

Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это была Даша Тхаржевская.

- Привет, - сказал я, - а где твой приятель?

- Мы поссорились, - фыркнула она, - он взял и уехал. Вот зараза! Вы не
велите кому-нибудь из водителей отвезти меня домой?

- Вам хочется домой, Даша?

Даша усмехнулась.

- Яниев - он такой пугливый. Можно подумать, это он учится в институте, а
не я. Мне не хочется домой. Я там буду лежать и плакать.

- Так оставайтесь, - предложил я.

* * *

Утром я уехал в Белый дом, но к обеду вернулся на дачу. Яниев сидел с
бумагами в кабинете.

- А где Даша? - осведомился я.

- Уехала, - проговорил Яниев. Он покраснел,как рак в кипятке, а потом
пробормотал:

- Понимаешь, я был немножко пьяный... А она... Ну, словом, я принял ее за
Асмодея.

А на следующий день, когда я вечерком зашел к Яниеву отчитаться о
проделанной работе, из охранного домика позвонили. Я выслушал и приказал:

- Конечно, пропусти.

- Кто там? - поднял голову Яниев.

- Гости.

Через пару минут в кабинет вошли трое.

- Здравствуй, Аладдин, - сказал тот, кто повыше.

- Здравствуй, Карачун.

Яниев блестел глазами из глубины кресла. Он слишком хорошо помнил условия
нашего договора. Он мог приказать мне, как обращаться с вице-премьером, но
он не мог приказать мне, как обращаться с бандитом.

- Спасибо за приглашение, - сказал Карачун, - на праздник. Жаль, в Париже
был, не мог подскочить.

- Твой приход уже праздник. Карачун. Или ты по делу пришел?

- Я слыхал, что ты деньги трясешь с Тхаржевского.

- Я их спрашиваю со всех должников КФБ. Карачун усмехнулся.

- А ведь я тоже должник, - заявил он, - триста кусков мне тогда
Тхаржевский отстегнул. Что, и с меня будешь спрашивать?

Я сглотнул. Еще неделю назад я бы поостерегся требовать деньги с бандита,
бойцы которого, как правильно отметил в свое время Яниев, могли бы взять
Грозный в двадцать четыре часа. Но теперь я вспомнил Адашкевича: это что же,
замминистра так и будет ходить двухкомнатным, а Карачун уедет отсюда с
бабками, которые ему - на одну сережку для его крали?

- И с тебя, - ответил я.

Карачун подал знак. Один из его подручных бросил передо мной на столик
дипломат и раскрыл его. Там были баксы.

- На. Подавись, - сказал Карачун, повернулся и пошел к выходу.

У самой двери он задержался, глянул на меня и пробормотал:

- Сбили тебя с толку, Аладдин. А какой ты мог бы быть человек! Тьфу.

И ушел.

Яниев некоторое время сидел совершенно молча. А потом:

- Он попытается тебя убить.

- Пусть попробует, - весело ощерился я.

* * *

20 марта я поехал на Старую площадь. Речь шла о формировании
финансово-промышленной группы во главе с "Народным Альянсом". "Народный
Альянс" и до того возглавлял некоторое худосочное образование, пришибленное
условиями Указа 1993-го и неплатежеспособностью едва ли не половины
потенциальных участников ФПГ. Теперь в ФПГ входила моя новая нефтяная
компания "Ячнефть", и значительную часть ее должны были составить
предприятия оборонки - бывшие клиенты проглоченного КФБ.

Эти оборонщики были действительно несчастные парни, которым правительство
не давало денег за госзаказ и не разрешало самим продавать продукцию на
экспорт.

Не далее как вчера один дальневосточный директор плакался мне, что
смежники, производящие стратегические ракетные установки, расплачиваются с
ним по бартеру чешской сгущенкой, а "Росво-оружение" берет у него 29% от
контракта и дает взамен клиринговые китайские доллары, которые само же
любезно помогает потом сбыть по 50 центов штучка.

За электричество он платил исправно, но на балансе у него висела половина
городского жилого фонда, и вот обитатели-то жилого фонда за свет не
перечисляли ни гроша. А так как официальным должником за свет был завод, то
местное "энергр" выдернуло завод из розетки. Население его полузакрытого
города занималось в последнее время в основном собирательством и охотой. По
всей по этой причине директор еще в прошлом году просился обратно в
государственную собственность. Когда появился я, он очень охотно согласился,
что это еще лучше.

Кстати, Тхаржевский пока в эту ФПГ не входил. А между тем его меткомбинат
нам был очень нужен для .непрерывной технологической цепочки. Дело было
ответственное - я с Яниевым отправился в мрачное гранитное здание напротив
Политехнического музея.

Яниев разливался соловьем. Он обещал инвестиции в высокотехнологичные
производства. Он сетовал на то, что, если не переломить существующую
тенденцию, Россия станет сырьевым придатком Запада. Шесть наших собеседников
- третьим слева сидел Адашкевич - слушали его не очень-то доброжелательно.
Седьмой, высокий и плотный генерал с яйцеобразной головой и седыми усами,
что-то насвистывал сквозь зубы. Это был тот самый генерал, который месяц
назад обещал мне по телефону пообрывать хвосты моим русалкам.

Яниев завершил свою речь во славу высоких технологий и выразил недоумение