апелляционный иск оффшорок к "Ахтарскому регистратору", - на этот раз
оказалось, что судья Баланова изволила заболеть. Может, она и вправду
заболела, - вот только московские юристы на слушание вовсе не явились,
видимо, будучи осведомлены о состоянии здоровья судьи, а ахтарские,
наоборот, оказались с мытой шеей. Это было неприятно, так как показывало
заинтересованным сторонам, что в Ахтарске не знают, что у них делается под
боком, а в Москве, до которой четыре тыщи километров, наоборот,
осведомлены куда лучше.
Дубнова, некто Трепко. В принципе Трепко был благожелательный визитер и в
отличие от своего непосредственного шефа продолжал тянуть сторону
комбината.
Дешевый его костюм был обыкновенно помят, а выглядел он всегда так, будто
всю прошлую неделю беспрестанно пил. Как он ухитрялся достигать этого
эффекта, было непонятно, поскольку, единственный из сунженского
руководства, Трепко был абсолютным трезвенником.
Проблема была в том, что он Извольскому категорически не нравился: он был
маленький, жадный, весь какой-то припорошенный перхотью, и главное, было
совершенно очевидно, что Трепко является его союзником не по велению
сердца, а оттого, что решил поставить на эту карту, и еще оттого, что
очень много и красиво пилил заводских денег. Именно через Трепко шла
основная обналичка налогов в губернаторский карман, и стань Трепко против
комбината - завод бы сломал его через колено.
его ранга роскоши: роскоши общения только с теми, с кем хотелось общаться:
с Ирой, Денисом, Федякиным, еще двумя-тремя преданными ему людьми. Сейчас,
разговаривая с Трепко, Извольский от долгой непривычки чувствовал почти
физическое отвращение и несколько раз ловил себя на безумной мысли: а вот
не обхамить ли его в лицо и не велеть ли уйти?
погода настигли Извольского, - а только через час разговора директор
почувствовал себя ужасно. Внезапно заныла залеченная рана, так, словно в
нее вставили трубочку и в трубочку запустили таракана, в висок вонзилась
тяжелая, тупая игла, по кончикам пальцев вдруг поползло странное онемение.
доставленный из больницы красный и ничего не понимающий врач, и тут
вдобавок выяснилось, что куда-то пропала Ирина. В последний раз ее видели
утром, она вроде бы села в машину с охранником и уехала, а спрашивается,
куда она могла уехать?
Ему казалось, что ему и плохо-то только оттого, что Ирины нет в доме, и
что вот сейчас она покажется и боль растворится, как растворяется сахар,
брошенный в стакан горячего чая.
было, - зачем был нужен сотовый телефон человеку, который все равно почти
никуда из поселка не выходил? Телефон охранника, поехавшего с ней,
отвечал, что абонент находится за пределами зоны досягаемости, и
Извольский начал волноваться всерьез.
аварии до дикой выходки того же Моцарта, даже до пули, оплаченной
Лучковым. С легкостью банк мог на такое пойти, разумеется, не из чистой
досады, а из надежды на то, что потерявший Ирину Извольский потеряет и
охоту к борьбе, смирится, или наоборот, озвереет и будет совершать одну
ошибку за другой.
выбранил охранников на КПП, выпустивших Ирину за ворота, как будто они в
чем-то были виноваты, и в конце концов добился только того, что приехавший
Вовка Калягин схватил больного за руку и велел врачу колоть снотворное.
невнятно пообещал врача уволить, закрыл глаза и ровно, с присвистом,
задышал.
рядом с ним сидела Ира и читала какую-то книжку. Она сидела на ковре,
поджав ножки, и Извольский ясно видел золотистые длинные волосы,
превращенные в нимб светом настольной лампы, и поджатые пальчики,
проглядывающие сквозь нейлоновые носочки. Извольский чувствовал себя как
капустный лист, который хорошенько проварили в кипятке. Он некоторое время
смотрел на Ирину, не зная, то ли ему смеяться, то ли ругаться, потом тихо
сказал:
к нему. Красивые, чуть потрескавшиеся на морозе губы виновато
шевельнулись.
Мишка ездит. Там иначе не проедешь. Там улицы почти не чистят, только
утаптывают. Там центральная улица - она такая большая, с доской почета в
сквере, и посередине - две ледяные колеи. Мы ехали по этой улице, а через
улицу шла женщина, еще не совсем старуха. Лет пятьдесят. Она
поскользнулась и упала. Она была не в сапогах, а в носках. Знаешь,
несколько носков, надетых друг на друга, а поверх она натянула тапочки.
Разного цвета. И подвязала все это полиэтиленовым пакетом. Она не
вставала, и я испугалась, не сломала ли она чего-нибудь. Мы вышли из
машины, и оказалось, что она ничего не сломала, а упала она от голода.
темно-коричневые, почти черные и загнутые вверх, и у Извольского каждый
раз на душе при виде этих ресниц и этих глаз что-то переворачивалось и
сладко теплело.
была мокрая, а по углам был лед. В холодильнике ничего не было. Мишка
сбегал в магазин, и мы сварили ей кашу. Она плакала от счастья и целовала
мне руки. А она, между прочим, инженер, даже какой-то начальник была. На
кашу пришли соседи, почти весь подъезд. Там была еще одна женщина, из
соседнего дома. У нее взорвалась квартира, потому что у соседа в квартире
за неуплату отключили газ, а он снял заглушку и сделал это неправильно.
Только не в пятиэтажке, а в бараке.
думала, что тысяча долларов - это огромные деньги. А если их раздать
только на каши и лекарства, это очень маленькие деньги... Они узнали, что
я... ну, в общем, что мы от Извольского, и они много говорили о тебе.
совсем собрались помирать, но тут пришел Вячеслав Аркадьич и спас бы их,
кабы не жидомасоны, которые Вячеслава Аркадьевича чуть не извели.
Спрашивали, хватает ли тебе лекарств да тепло ли у тебя дома...
русский город времен поминок по социализму. Таких городов очень много. Так
живут в Северодвинске. Или в Черных Камнях. В Арсеньевске живут так же...
поссорился с губернатором!
деньги. Если губернатор не дал денег городу, в котором не топят больницу,
но профинансировал при этом, к примеру, строительство аэропорта, которым
занимается его племянник - он украл эти деньги. Но я не понимаю, почему
Ахтарский металлургический комбинат должен возмещать деньги, украденные
третьим лицом. Я не понимаю, почему ты ездишь по Ахтарску и видишь
освещенные магазины и кучу машин на расчищенных улицах. И ты ни разу не
пришла ко мне и не сказала: "Слава, это же чудо! Вся Россия умирает, а у
тебя живут как в Швейцарии!" Но ты вместо этого поехала в какое-то Белое
Поле, вернулась, и сказала - "Слава, губернатор украл у Белого Поля
деньги, как тебе не совестно не возместить Белому Полю ущерб!"
догадался бы, что Сляб очень сильно рассержен, но Ира этого не поняла:
Извольский еще ни разу не швырялся в нее телефоном, не угрожал
увольнением, словом - не устраивал тех представлений, участниками коих
перебывал любой из его подданных, включая, разумеется, Черягу, мэра
Ахтарска или Калягина.
все говорят...
откуда она берется! Они не знают, как устроены финансы завода!
и есть банк Y. Что фирма X платит за металл через сто восемьдесят дней
после поставки, а банк Y кредитует завод в это время. А теперь фирма X не