болевой порог, мир разломился пополам, и память, плеснув хвостом, ушла
куда-то глубоко вниз, как камень, брошенный в болото.
что он не убивал Игоря. Собаки и сумасшедшие не умеют врать.
Семеныч еще не спал. Он сидел в своем кабинете на втором этаже роскошной
виллы, в домашних бежевых брюках и вельветовой куртке, и напротив него за
столом располагались его финансовый консультант Степан Ивяник и еще два
финансиста. Семен Семеныч всегда был очень внимателен к мнениям своих
советников и всегда принимал решения единолично. Советников же обыкновенно
было трое, дабы, с одной стороны, представить Семену Семенычу различные и
даже противоположные взгляды на способы ведения дел, а с другой - дабы
протекший источник информации было бы сравнительно легко засечь. Раньше
главным финансовым консультантом Колуна был некто Гриша Старостин. Но Гриша
Старостин как-то слил информацию о сделке Колуна, - причем ненарочно, по
пьянке, как он клялся потом в подвале, ползая перед Семеном Семенычем в
соплях и грязи.
тысяч? Это ж пустяк...
стоял стакан с минералкой, а перед остальными - крепкий дымящийся кофе с
запахом корицы. Сам Колун кофе не пил, а чай употреблял исключительно той
консистенции, которую в народе называют "помои". Сема Колун очень трепетно
относился к своему организму.
финансовый консультант.
на заводе была перестрелка, двое человек, по предварительным данным, убиты,
трое ранены, включая Нестеренко и Чердынского, а кабинет директора разнесло
к черту гранатой.
услышал голос Молодарчука.
общего знакомого.
кодлы. Его братки так напуганы, что готовы дать показания. Это будет
трагедия, Семен Семеныч. Ты знаешь, что такое трагедия? Это по-гречески -
"песнь козла". Так вот, Спиридон будет петь, что твой козел...
мобильник в ящик стола.
депутатом, Семен Семеныч именовал начальника своей службы безопасности
Полтинником так же редко, как самого себя - Колуном. Но уж коли старая
кличка вырывалась из его уст, это означало, что услуги, в которых нуждается
Семен, - это именно услуги Полтинника, а никак не Аркадия Кириллыча
Полтинникова, вице-президента концерна "Тарский лен".
службы безопасности Колуна отбыл исполнять поручения, а Колун, потянувшись
как следует, сделал несколько звонков и вышел в коридор. И замер. В конце
коридора стояла Мирослава. Он забрал ее из больницы сегодня утром - сильный
молодой организм поправлялся очень быстро, и только по его настоянию
Мирослава провела весь день в постели.
коротковаты, и из-под них были заметны бинты. Видимо, уловив какую-то
тревогу в доме, она встала и пошла искать Семку. Куда идти, она толком не
знала, потому что ночевала в этом доме первый раз, но каким-то чутьем она
вышла туда, куда нужно.
вырезаны из его кожи.
женщина или друг. Его мать умерла, когда ему было восемь лет. Его отец
напоролся на нож где-то в лагере, когда ему было четырнадцать. В тринадцать
его впервые напоили - взрослые парни, компанией которых он гордился и
которые засмеяли его, когда он отказался пить.
подвале. Их никогда не поймали; Колун не помнил, как убивал бомжа, но с тех
пор, опасаясь собственных инстинктов, Колун никогда не пил. Почти никогда.
Раз пять или шесть в жизни он-таки напивался - порой не выдерживая страшного
напряжения, порой на поминках тех, кто погиб, чтобы он мог подняться еще
выше.
карты. Дело было даже не в алкоголе и поплывших мозгах - Семка чувствовал,
что слишком увлекся этой девочкой, и это пугало его. За все сорок два года
своей жизни Семка не испытывал привязанности ни к кому, не считая кошки,
которую он подобрал на улице, когда ходил в третий класс. Но кошку вышвырнул
пьяный отец с одиннадцатого этажа, и Семка зарыл кошку во дворе вместе с
остатками души. И вот теперь Семка привязался к девчонке на двадцать три
года его моложе. Семка бесился в душе, старался не приезжать в "Радугу",
приказал свести Мирославу с каким-то залетным продюсером. Денег у продюсера
было вполне довольно, личиком он был смазлив и выразил желание заниматься
карьерой девочки - разумеется, в Москве. Но Мирослава съездила продюсера по
морде и осталась в Тарске.
- на щупленькую Мирославу и на роскошную длинноногую блондинку, которая
сидела тут же, прижавшись к Спиридону потрясающей грудью. Колун согласился.
И проиграл почти с облегчением.
концов, это не девушка, которая принадлежала ему и только ему... Вместо
этого Колун пил всю ночь, пока не свалился лицом в салат, а наутро первой
его мыслью, мелькнувшей в необычайно ясной, ни разу не страдавшей от
похмелья голове, была мысль о том, что он убьет Спиридона.
которые делали с ней бог знает что, она оказалась в его доме. Раньше этого
не было. Колун снимал ей небольшую квартирку в южном конце города, и
последнее время он проводил в этой квартирке слишком много часов.
Мирославой, а этого ему меньше всего хотелось.
была глупа. Со всем нахальством своих восемнадцати лет она пыталась вести
себя так, словно ей приходилось принимать решений не меньше, чем Колуну, и,
если бы хоть один из его людей в ответ на его приказы вел бы себя так, как
Мирослава, он давно бы получил пулю в лоб.
легонькой, что, казалось, тяжелые джинсы составляют половину ее веса. И тут
же, как всегда, у Колуна сладко закружилась голова, стены дома расплылись в
одно цветное пятно, и на этом пятне он видел перед собой одно только лицо
Мирославы, скорее хорошенькое, нежели красивое, с большими серыми глазами,
неровными крупными зубками и бледными, лишенными всякой косметики губами.
подстрелили. Выбежав из заводоуправления, он метнулся в сторону, забежал в
третий цех и бросился прочь вдоль молчаливых, крашенных серебряной краской
сборников. Ребята Нестеренко кинулись за ним, раздалось два или три
выстрела, но тут оператор в пультовой врубил громкую связь и заорал, аки
Господь с тучки, чтобы они не стреляли, а то тут будет почище, чем в
токийском метро после газовой атаки.
обваловку, перемахнул через забор и, петляя, побежал по переплетенью черных
газовых труб, змеившихся над раскисшей землей.
жиденькая, истощенная химией лесополоса, а за ней начинался затянутый черным
ледком пруд-отстойник, служивший сразу двум комбинатам: "Заре" и
"Тарскнефтеоргсинтезу".
если бы за бандитом гнались с собаками и автоматами, чего вовсе не
наблюдалось, и даже в этом случае человек, сохранивший остатки рассудка, на
лед бы не ступил. Было начало марта: морозы всю эту зиму были не особенно
страшные, лед - некрепок, а под коркой слежавшегося снега, по которому бежал
Спиридон, была даже не грязная вода, а мазутная трясина с вкраплениями самых
экзотических соединений.