Чтение 23–й страницы книги ~Эроусмит~

он сменил свои ярко-желтые автомобильные перчатки на серые с черной
строчкой, которые тут же снял, торжественно проходя через вестибюль.
Девушку у вешалки он назвал "дорогушей" и у входа в столовую обратился к
метрдотелю со словами:

- А-а, Гэс! Ну, парень, как дела, как сегодня наше самочувствие, как
поживает наш мучо фамосо мажордомосо? Гэс, позвольте вам представить
доктора Эроусмита. Каждый раз, когда док явится сюда, извольте живо его
обслужить - как вы умеете, когда захотите, и подать ему все, чего он
пожелает, и ежели у него не хватит наличных, записать на мой счет. А
теперь, Гэс, мне потребуется уютный столик на двоих, с гаражом, с горячей
и холодной водой, и не соблаговолишь ли ты, о Густавус, дать нам
консультацию по части устриц, закусонов и прочих атрибутов Лукуллова
пиршества?

- Извольте, сэр, пожалуйста вот сюда, мистер Клосон, - расшаркивался
метрдотель.

- Здорово я его обработал за две недели! - шепнул Клиф Мартину. - То ли
еще будет!

Пока Клиф заказывал, у их столика остановился какой-то субъект. У пего
был вид солидного коммивояжера, привыкшего в субботу вечером возвращаться
в свой загородный дом. Он начал слегка лысеть, слегка полнеть. Очки без
оправы посреди круглого гладкого лица придавали ему невинный вид. Он
смотрел по сторонам, точно выискивая, с кем бы пообедать. Клиф вскочил,
взял его за локоть и рявкнул:

- Ага, и ты здесь, Бэбский, старина! С компанией или один?
Присоединяйся к Ассоциации любителей спорта.

- Хорошо, с удовольствием. Жена за городом, - ответил тот.

- Жми руку доктору Эроусмиту. Март, познакомься с Джорджем Ф.Бэббитом,
он хохгечтимый зенитский король недвижимого имущества. Мистер Бэббит
только что ознаменовал тридцать четвертую годовщину своего рождения
покупкой первого автомобильчика у искренне вам преданного и всегда
готового к услугам и прочая.

Ужин, по крайней мере для Клифа и Бэббита, был очень веселым, и когда
Мартин составил им компанию по части коктейлей, пива и виски с содовой, он
убедился, что Клиф - великодушнейший человек на свете, а мистер Джордж
Ф.Бэббит - очаровательный собутыльник.

Клиф разъяснил, что с уверенностью рассчитывает занять пост директора
автомобильного завода - в чем ему, невидимому, должно было помочь его
солидное медицинское образование, а мистер Бэббит признался:

- Вы, друзья мои, гораздо моложе меня, лет на десять, и вы еще не
знаете, что самое доподлинное наслаждение дает человеку общественная
карьера, так сказать - служение идеалам. Между нами говоря: мое призвание
- не сделки на недвижимое имущество, а ораторское искусство. Именно! Одно
время я даже собирался изучить юриспруденцию и вступить на политическое
поприще. Скажу вам по секрету (и попрошу не распространять), я за
последнее время завязал неплохие связи - свел знакомство с идущими в гору
молодыми политиками из Республиканской партии. Конечно, начинать надо
скромно, но могу вам сообщить sotto voce [шепотом (итал.)], что к осени я
рассчитываю стать олдерменом [член городского самоуправления]. А от
олдермена в сущности один шаг до мэра, от мэра - до губернатора штата, и
если такая карьера покажется мне подходящей, почему бы лет через десять -
двенадцать, в тысяча девятьсот восемнадцатом или двадцатом году мне не
удостоиться чести представлять наш великий штат Уиннемак в Вашингтоне.

Рядом с таким Наполеоном, как Клиф, и таким Гладстоном, как Джордж
Ф.Бэббит, Мартин горько чувствовал полную свою бездарность, отсутствие у
себя деловой хватки и, вернувшись в Могалис, не находил покоя. Раньше он
редко думал о своей бедности, но теперь при сравнении с пышным
благоденствием Клифа его собственная обтрепанная одежда и тесная
комнатушка казались ему позорными.

После длинного письма от Леоры, в котором она давала понять, что вряд
ли сможет вернуться в Зенит, Мартин еще сильнее почувствовал одиночество.
Не хотелось ни за что приниматься. В таком состоянии душевной лени он
мерил шагами лабораторию во время занятий по начальной бактериологии,
когда Готлиб послал его вниз принести для заражения шесть кроликов-самцов.
Готлиб работал по восемнадцать часов в сутки над новыми опытами; он был
издерган и взвинчен; приказания звучали у него, точно выговор. Когда
Мартин сонно воротился с шестью самками вместо самцов, Готлиб на него
закричал:

- Вы последний из идиотов, какие только терлись в моей лаборатории!

Слушатели, студенты-второкурсники, затаившие злобу на Мартина за то,
что он и сам распекал их, захихикали, точно зверьки, и привели его в
бешенство.

- Я просто не разобрал ваших слов. И у меня в первый раз вышла ошибка.
Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали.

- Вы потерпите все, что бы я ни сказал! Грубиян! Можете взять шляпу и
идти!

- Вы хотите сказать, что я больше не ассистент?

- Очень рад, что у вас хватило ума сообразить это, как ни скверно я
говорю!

Мартин бросился вон. Готлиб вдруг словно растерялся и сделал было шаг
вдогонку за Мартином. Но студенты, хихикающие зверьки, стояли в полном
восторге, надеясь на продолжение, и Готлиб, дернув плечами, единым
взглядом поверг их в трепет, послал наименее неловкого из них за кроликами
и стал продолжать занятия до странности спокойно.

А Мартин, засев у Барни, глушил стакан за стаканом виски, после чего
всю ночь прошатался один по улицам. С каждым глотком он убеждался, что
имеет все шансы сделаться пьяницей, и при каждом глотке хвалился, что ему
плевать. Будь Леора поближе, а не где-то в Уитсильвании, за тысячу двести
миль, он кинулся бы к ней искать спасения. Наутро он еще нетвердо держался
на ногах и уже глотнул виски, чтобы как-нибудь прожить это утро, когда
вдруг получил записку от декана Сильвы, приглашающую его немедленно
явиться для объяснений.

Декан его отчитывал:

- Эроусмит, о вас много было разговоров последнее время на
факультетском совете. За исключением двух-трех курсов - на свой я не могу
пожаловаться - вы стали крайне невнимательны на занятиях. Отметки у вас
приличные, но вы могли бы успевать значительно лучше. А последнее время вы
пьянствуете. Вас видели в местах, пользующихся дурной репутацией, и вы
ведете дружбу с человеком, который позволил себе оскорбить меня,
Основателя, наших гостей и университет. Многие преподаватели жалуются на
ваш заносчивый тон - вы прямо в аудитории высмеиваете наши курсы! Доктор
Готлиб всегда вас горячо отстаивал. Он утверждал, что у вас настоящая
склонность к научной работе. Однако вчера вечером и он признал, что вы за
последнее время стали ему дерзить. Так вот, если вы, молодой человек, не
одумаетесь незамедлительно, я должен буду до окончания года запретить вам
посещать лекции, а если и это не подействует, придется попросить вас вовсе
уйти из университета. И я полагаю, хорошо было бы вам смирить вашу
гордость - вы, молодой человек, дьявольски горды! - хорошо было бы вам для
начала пойти к доктору Готлибу и, в знак раскаяния, извиниться...

Ответил не Мартин, ответило виски:

- Разрази меня гром, если я извинюсь! Готлиб может убираться к черту. Я
ему отдал жизнь, а он наговаривает на меня...

- Вы крайне несправедливы к доктору Готлибу... Он только...

- Ну, конечно. Он только дал мне отставку. Не дождется он от меня
извинений. Я так на него работал... А Клиф Клосон - ведь это на него вы
намекали, что он-де позволил себе кого-то там оскорблять? Он попросту
сыграл шутку, а вы решили снять с него голову. Я рад, что шутка ему
удалась!

Мартин ждал слова, которое положит конец его научной карьере.

Маленький человечек, розовый, пухленький добрый человечек, пристально
на него поглядел, пожевал губами и начал мягко:

- Эроусмит, я мог бы, конечно, исключить вас сейчас же, но я верю, что
в вас заложено хорошее начало. Я не хочу так легко отпустить вас.
Разумеется, посещение лекций вам запрещено, - по крайней мере до тех пор,
пока вы не образумитесь и не извинитесь передо мной и перед Готлибом. - Он
говорил отеческим тоном, он почти заставил Мартина раскаяться; но в
заключение добавил: - А что касается Клифа Клосона, его "шутка" с этим
субъектом, с Бенони Каром... не понимаю, как я не проверил, верно, слишком
был занят... его, как вы выражаетесь, "шутка" была поступком либо идиота,
либо мерзавца, и пока это не станет для вас очевидным, вам, я считаю, рано
к нам возвращаться.

- Отлично, - сказал Мартин и вышел.

Ему было очень жаль себя. Подлинной трагедией, чувствовал он, было то,
что, хотя Готлиб предал его и пресек его карьеру, лишил его возможности
овладеть наукой и жениться на Леоре, он по-прежнему боготворил этого
человека.

Он не попрощался в Могалисе ни с кем, кроме квартирной хозяйки. Собрал
свои вещи - несложные сборы: запихнул книги, записи, обтрепанный костюм,
убогое белье и свою единственную гордость, смокинг, в неподатливый
дерматиновый чемодан. С пьяными слезами он вспомнил час, когда покупал
этот смокинг.

Деньги Мартина из скромного отцовского наследства поступали раз в два
месяца чеками элк-милзского банка, сейчас у него оставалось только шесть
долларов.

В Зените он оставил свой чемодан на станции междугороднего трамвая и
отправился разыскивать Клифа. Он его нашел упражняющимся в красноречии
насчет красивого, жемчужно-серого моторного катафалка, которым живо
интересовался налитый пивом владелец похоронного бюро. Мартин ждал,
примостившись на стальной подножке лимузина. Его раздражали, но не очень