зовем, чтоб он лечил, а не распоряжался. Остолоп треклятый! Говорит, что
мы должны сжечь наши дома, что мы совершаем преступление, когда болеем
чахоткой. Никому не позволю так со мною разговаривать!
назначить лучших врачей чиновниками здравоохранения и облечь их
неограниченной властью - только и всего. Каким образом чиновники
превратятся в безукоризненных администраторов и как убедить народ
повиноваться им, на этот счет у Мартина не было никакой программы - одни
лишь прекрасные упования. За завтраком он ворчал:
сражаться бы мне в великой битве, бок о бок с такими людьми, как
Сонделиус! Тоска!
умницей. У меня не будет никогда расстройства желудка, не будет
туберкулеза и ничего такого, поэтому, пожалуйста, не читай мне нотаций.
все, чего сам был лишен.
Леорой на крыльце в весенние сумерки. - Будет изучать литературу и всякую
штуковину. Мы сами немногого достигли - застряли на всю жизнь в этой дыре,
но все же мы ушли, пожалуй, дальше наших отцов, а он пойдет много дальше
нас.
утрам. До полудня она бродила по комнатам серо-зеленая, нечесаная, с
ввалившимися щеками. Мартин подыскал ей нечто вроде служанки и сам заходил
домой помочь: вытирал посуду, подметал у крыльца. Вечерами он читал Леоре
вслух - теперь уже не историю и не Генри Джеймса, а "Миссис Уигз с
капустной гряды" - повесть, которую оба они находили очень занимательной.
Мартин сидел на полу у грязноватого подержанного диванчика, на котором
лежала ослабевшая Леора, держал ее за руку и вещал:
вместо "черт подери"? Ладно: мы когда-нибудь накопим денег и поедем месяца
на два в Италию и во все эти места. Старинные узкие улицы, старинные
замки! Там, верно, пропасть таких, которые стоят по двести лет и даже
больше! И мы возьмем с собою мальчишку - даже если он, паршивец, окажется
девочкой!.. И он научится болтать и по-французски, и по-итальянски, и
по-всячески, как местный уроженец, и его папа с мамой будут им гордиться!
Ох, ну и старички из нас получатся! Мы с тобою оба никогда не жаловали
морали и, вероятно, лет под семьдесят будем сидеть на крыльце, и курить
трубки, и подтрунивать над всеми почтенными прохожими, и рассказывать о
них друг другу скандальные истории, пока не доведем их до охоты
пристрелить нас, а наш мальчонка - он будет носить цилиндр, держать
шофера, - ему стыдно будет с нами поздороваться!
тошноты, Мартин, усвоив напускную веселость врача, гремел:
Всех тошнит.
смерти, ему казалось, что он умрет вместе с нею. Если рядом не будет
Леоры, ему ничего не захочется делать, никуда не захочется идти. Пусть он
получит весь мир, что толку в том, если нельзя показать его Леоре, если
Леоры нет...
- лунным светом, и белой кожей, и томлением одиночества - заставляет
человека заводить детей, а потом делает роды такими бессмысленно жестокими
и безобразными! Он стал резок и порывист с пациентами, которые звали его
на дальние фермы. Их немощам он сочувствовал больше, чем когда-либо,
потому что его глазам открылась грозная красота страдания, но он считал
себя не вправе удаляться от Леоры.
себя, когда Леора до потери человеческого облика была истерзана мукой,
Мартин послал за доктором Гесселинком, и в этот страшный день, в то время
как степная весна буйно ликовала за окнами убогой, пропахшей йодоформом
комнаты, они вместе приняли у Леоры мертвого ребенка.
Гесселинка, оценил бы степенность и ласку, сострадание и уверенность,
которые заставляли людей отдавать свою жизнь в его руки. Гесселинк был
теперь не холодным судьею, но старшим, более разумным братом, полным
сочувствия. Мартин ничего не видел. Он не был врачом. Он был напуганным
мальчиком, и Гесселинку было от него меньше пользы, чем от самой
бестолковой сиделки.
ластился:
ребенка, и вот я хочу... Ох, я такой несуразный! И характер у меня
гнусный. Но теперь... Ты для меня теперь все на свете!
что я знала, что он будет похож на тебя, когда ты был маленьким. - Она
попробовала рассмеяться. - Может быть, я хотела его, потому что я могла бы
им командовать. У меня никогда не было никого, кто давал бы мне над собою
командовать. Ну что ж, если я не могу иметь настоящего ребенка, придется
мне воспитывать тебя. Я должна сделать из тебя великого человека, которому
все удивлялись бы, как твоему Сонделиусу... Милый, я так беспокоилась, что
ты беспокоишься...
поняв друг друга навек, в сумерках прерии.
"максвеллом": "максвеллу", правда, в мае исполнилось три года, и полировка
на нем пришла в плачевное состояние, но Кофлин считал, что красотой и
быстроходностью его машина затмевала все автомобили в Дакоте.
младшего из трех своих детей и сказал жене:
прикладываться к бутылке со спиритус фрументус в аптекарском магазине?
ничего не выйдет. Слишком хлопотно в такую даль с тремя пискунами.
вещи, сядем в машину и поездим недельку по штату. Выедем завтра или
послезавтра. Меня ничего здесь не держит, только вот к одной приглашали
принимать ребенка, так я ее подкину Уинтеру.
Машина поначалу не представляла никакого интереса, пока в ней сохранялся
полный порядок. Но через три дня, когда она приближалась к вам по ровной
дороге, протянувшейся на много миль без единого поворота среди всходов
молодой пшеницы, вы могли лицезреть врача в костюме "хаки", в роговых
очках, в белой полотняной шляпе; его жену в зеленой фланелевой блузе и
кружевном чепце. Все остальное было несколько туманно. Проезжая мимо на
другой машине, вы заметили бы брезентовую флягу для воды, грязь на колесах
и на крыльях, лопату, двух старших детей, с опасностью для жизни
перевесившихся через борт и показывающих вам язык, пеленки, развешенные на
веревке через весь кузов, растрепанный том "занятных рассказов", семь
палочек с леденцами, домкрат, удочку и свернутую палатку.
"Леополис, С.Д." и "Простите, что напылили".
колдобине, наполненной жидкой грязью. К визгливому восторгу всей семьи
доктор спас положение, соорудив мостик из жердей от изгороди. Другой раз у
них отказало зажигание, и в ожидании механика, вызванного по телефону из
ближайшего гаража, они осматривали молочную ферму с электрической доильной
машиной. Путешествие расширяло их кругозор, они открывали чудеса великого
мира: кинотеатр в Раундапе, где роль оркестра выполнял не только рояль, но
еще и скрипка; питомник чернобурых лисиц в Мелоди; водонапорную башню в
Северансе - говорят, самую высокую на всю Северную Дакоту.
врачам. В Сент-Льюке у него был закадычный друг, доктор Тромп - он
встречался с ним два раза на ежегодных пленумах Медицинской ассоциации
долины Пони-Ривер. Когда гость объяснил Тромпу, как плохи показались им
гостиницы, Тромп вздохнул смущенно и совестливо:
предложил бы вам всем переночевать у нас.
сказал Кофлин.
сторону и сделать ему негромкое, но крепкое внушение, а старший мальчик
Тромпов узнал, что маленькому джентльмену "неприлично лягать
малюток-гостей, которые проделали такой далекий, далекий путь", все были
вполне счастливы. Миссис Кофлин и миссис Тромп сокрушались о дороговизне
Сертаков Виталий
Белов Вольф
Лондон Джек
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав