рассвете писал стихи - довольно плохие.
больше всего любил ее удивительное уменье делать свое присутствие
весело-неощутительным. Сначала бурное присутствие Сонделиуса его
раздражало, как ни увлекательны были его пламенные речи о крысах -
носителях чумы (Сонделиус к ним не питал никакой ненависти, но он с
любовным пылом истребил миллионы крыс в романтическом увлечении капканами
и ядовитым газом). Однако тот самый Сонделиус, который бывал так шумен в
разговоре, в работе умел бывать молчаливым. Он знал в точности, как
держать животных, пока Мартин делает им инъекцию в плевру; он разводил
культуры чумных бацилл; когда препаратор в первом часу ночи уходил домой
(гарсон любил Мартина и с уважением относился к науке, но разделял
предрассудок о необходимости спать шесть часов в сутки и видеться изредка
в Гарлеме с женой и детьми), Сонделиус весело стерилизовал колбы и шприцы
и лазал на крышу в крысиный питомник за новыми жертвами.
произошла так незаметно, и Сонделиус, при всей своей пиккербианской любви
к сенсации, так мало заботился о верховенстве или о славе, что ни тот, ни
другой никакой перемены не осознали. Они занимали друг у друга папиросы,
вместе ходили в самые несуразные часы выпить стакан кофе с блинчиками в
ночной закусочной и вместе орудовали пробирками, заряженными смертью.
при солнце и недремлющее в ночной темноте, ползло ползком, зловещее,
нескончаемое; ползло через Гималаи в низину, по огороженным стенами
рынкам, через пустыню, по желтым горячим рекам, в американский
миссионерский пост - ползло молча, уверенно; здесь и там на его пути
падал, почернев, человек, усыпленный чумой.
своим домашним над миской риса о странной новой повадке у крыс.
теперь точно все перебесились. Они выходят в пакгаузе на середину пола, не
стесняясь сторожа, и подпрыгивают так (со смехом уверял сторож), как будто
хотят полететь, и тут же падают мертвыми. Он их тормошил, они не
двигались.
грузом пшеницы, курсом на Марсель. За весь рейс на борту никто не болел;
не было причин не ошвартоваться в Марселе возле парохода-бродяги [грузовой
пароход, не совершающий регулярных рейсов]; и так как на том пароходе,
пока он шел в Монтевидео, не случилось ничего особенно сенсационного, если
не считать спора между суперкарго и вторым помощником по поводу пятого
туза, то его капитан мог с чистой совестью бросить якорь рядом с пароходом
"Пендаунский Замок", направлявшимся на остров Сент-Губерт забрать в
добавление к грузу леса груз какао.
Гоа, а за ним стюард кают-компании умерли от болезни, которую капитан
назвал инфлюэнцей. Больше смущали появившиеся во множестве крысы. Не
довольствуясь такой пищей, как строевой лес, они забирались в кладовые с
провиантом, затем вылезали на шканцы и без видимой причины околевали на
открытых палубах. Перед тем как околеть, они смешно танцевали, а потом
валялись в шпигатах, окоченелые и взъерошенные.
острова Сент-Губерта.
население: англичане-плантаторы и конторщики, землекопы-индусы,
негры-рабочие на сахарных плантациях, китайские купцы. В его песках и
горных вершинах дышит история. Здесь пираты кренговали свои корабли; здесь
маркиз Уимсбери, когда сошел с ума, занялся починкой часов и приказал
своим невольникам сжечь весь сахарный тростник.
жизнь вельможи, пока невольники, которых он часто порол, не пришли к нему,
когда он брился, и тотчас мыльная пена причудливо окрасилась кровью.
апельсины и чинары, желто-красные стручки какао, бананы и каучуковые
деревья, и заросли бамбука, и англиканские церкви, и крытые железом
часовни, и темнокожие прачки, занявшие под прачечную ямы между корней
эриодендрона; и влажный зной, и царственные пальмы, и бессмертник,
заливший пурпуром долины; ныне это блеск и туристская скука, и каблограммы
о ценах на сахарный тростник, - и все затоплено нещадным солнцем.
железными крышами, раскаленные, белые, точно кость, дороги, красные, как
лососина, шаронские розы и лавки с неизбежными балконами, раскрывшие свою
темную глубину прямо на душную улицу. Одним концом город уперся в гавань,
другим - в болото. Но позади него поднимаются Пенритские горы, и с их
благодатных, увенчанных пальмами высот дом губернатора смотрит на плывущие
вдаль паруса.
Сент-Губерта, полковник сэр Роберт Фэрлемб.
анекдотов, который в будний день не закурит папиросу, пока портвейн не
обойдет семи кругов; но он был прескверный губернатор. Человек, стоявший
на следующей за ним ступени общественной лестницы - досточтимый Сесил Эрик
Джордж Твифорд, худощавый, энергичный и надменный деспот, владелец десяти
тысяч акров сахарного тростника в приходе Сент-Свитин, - Твифорд отозвался
однажды о его превосходительстве, как о "мямле и дураке", и этот отзыв в
разнообразных вариантах довольно быстро дошел до Фэрлемба. А тут еще, чтоб
окончательно его донять. Палату депутатов, законодательный орган
Сент-Губерта, раздирала распря между Келлетом - Красной Ногой и Джорджем
Уильямом Вертигеном.
прибывших на Сент-Губерт двести лет тому назад в качестве
законтрактованных слуг. В большинстве своем они до сих пор оставались
рыбаками или надсмотрщиками на плантациях, но один из них, Келлет,
злобный, скаредный и неутомимый человек, от мальчишки-рассыльного поднялся
до владельца пароходного агентства, и в то время как его отец все еще
раскидывал сети на отмели у Карибского мыса, Келлет был бичом Палаты
депутатов и блюстителем экономии - в особенности там, где он мог ею
досадить своему собрату законодателю, Джорджу Уильяму Вертигену.
Дома" (заманчивого и разорительного бара), родился на черном дворе за
баптистской молельней. Ему принадлежал "Голубой Базар" - самый большой
магазин на Сент-Губерте; он поставлял контрабандой табак в Венесуэлу и так
же был полон песен, опрометчивости и рома, как Келлет-Красная Нога был
полон цифр, зависти и приличия.
человека не могло быть вопроса о том, кто из них двоих достойней: Келлет -
справедливый и серьезный, хороший семьянин, чье возвышение в обществе
воодушевляло молодежь; или же Джордж Уильям - игрок, кутила,
контрабандист, жулик, продающий бракованный ситец, человек, единственной
светлой чертой которого было его дешевое добродушие.
об увольнении угрюмого лондонца-гобоиста, занимавшего официальную
должность сент-губертского крысолова.
Уильям Вертиген указывал, что крысы истребляют провизию и могут
распространять болезни, а посему его превосходительство должен наложить на
билль свое вето. Сэр Роберт пришел в смущение. Он вызвал главного военного
врача, доктора Р.Э.Инчкепа Джонса (предпочитавшего, впрочем, чтоб его
называли мистером, а не доктором).
слабовольный. Он приехал "из дому" всего два года тому назад, и его тянуло
домой, на родину, в один уголок родины, представляемый теннисной площадкой
в Сэрри. Он объяснил сэру Роберту, что крысы и их неизменные спутницы
блохи действительно разносят заразу - чуму, инфекционную желтуху, содоку
и, предположительно, проказу, но что этих болезней на Сент-Губерте нет и,
значит, не может быть, за исключением проказы, которая является неизбежным
проклятием туземного не английского населения. А в сущности, добавил
Инчкеп Джонс, Сент-Губерт знает только малярию, денге [род тропической
лихорадки] и всеподавляющую зверскую скуку, так что, если Келлет и прочие
красноногие желают помереть от чумы и содоку, приличные люди не должны им
мешать.
превосходительства губернатора англичанину-крысолову и его молодому
помощнику, темнокожему весельчаку, было приказано прекратить свое
существование. Крысолов сделался шофером. Он возил канадских и
американских туристов, заглядывавших на Сент-Губерт проездом из Барбадоса
в Тринидад, по тем горным дорогам, какие представляли наименьшие трудности
для его разбитой машины, и сообщал им ложные сведения о местной флоре.
Помощник крысолова стал почтенным контрабандистом и регентом веслианских
певчих. А крысы - крысы благоденствовали, жили привольно, и каждая самка
давала от десяти до двухсот потомков в год.
истребляют кошки", - говорил Келлет-Красная Нога. Но с наступлением
темноты они резвились в пакгаузах и шмыгали по набережной со шхун и на
шхуны. Осмелев, они стали захаживать вглубь острова и наделяли своими
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Мережковский Дмитрий
Никитин Юрий
Суворов Виктор
Соломатина Татьяна