Эд Макбейн
До самой смерти
бы не столь весело и беззаботно, знай она, что кто-то хочет сделать ее вдо-
вой в день свадьбы.
дебного волнения, пока присланная ему в дар неизвестным самка ядовитого
черного паука не сплела в его душе липкую паутину подозрений.
полицейского участка, всегда ненавидел преступления, но теперь он был осо-
бенно взбешен: под угрозой было счастье его сестры и ее избранника Томми в
самый день их венчания.
но интуитивно и она почувствовала, что новобрачным угрожает опасность.
ной решимости осуществить задуманное даже в том случае, если его единствен-
ной наградой за это будет камера смертников.
множество насмешек из-за своих имени и фамилии, больше похожих на дурацкое
прозвище, но еще не настолько очерствел к людям, чтобы не отозваться на
просьбу друга о помощи.
его коллеги из-за того, что он без всякой на то своей вины то н дело попа-
дал в перестрелки и, защищаясь, вынужден был убить уже семь человек, --
всей душой молился о том, чтобы не добавить к этому списку восьмое имя и
тем самым еще больше не отяготить свою и без того терзаемую угрызениями со-
весть.
участке, прибыл на свадьбу инкогнито в качестве телохранителя, но оказался
вынужденным вступить в схватку с блондинкой, обладавшей такой потрясающей
фигурой, соблазнительнее которой он никогда не встречал.
прогулка по саду с пылким поклонником закончится страстным поцелуем, но
расчетам ее не суждено было сбыться.
догревавший свои чувства шампанским до тех пор, пока их разом не остудили.
ее с детских лет, отчаянно пытался разжечь в ней воображаемое пламя прежней
страсти, но явно использовал не тот вид топлива.
завещанию, весьма подозрительно и с выгодой для себя исчезнувший как раз
тогда, когда начались неприятности.
была способна свести с ума любого мужчину; на тот же случай, когда это не
срабатывало, у нее всегда оставался в запасе еще и сокрушительный удар ле-
вой.
воскресным утром, чертыхнулся, -- он не закрыл с вечера жалюзи, -- и пере-
вернулся на левый бок. Но солнечные лучи неумолимо следовали за ним, рас-
черчивая решеткой черных и золотистых полос белую простыню. "Прямо как ка-
мера предварительного заключения в восемьдесят седьмом участке, -- подумал
он. -- Бог ты мой, не постель, а тюрьма. Но нет, это не честно, -- сказал
он себе. -- И потом, это скоро кончится. Ну, Тедди, давай же, черт возьми,
торопись".
-- подумал он с нежностью. -- А ведь я всегда называл тебя малышка Теодора.
Как ты переменилась, моя любимая". Он изучал ее лицо, обрамленное короткими
черными прядями, беззаботно разметавшимися по белоснежной подушке. Глаза,
оттененные густыми, длинными черными ресницами, были закрыты. На полных гу-
бах сквозила еле заметная улыбка. Линия, очерчивавшая шею и переходившая в
грудь, прикрытую простыней, была безупречна -- и только потом начиналась
гора. "Правда, дорогая, ты действительно стала похожа на гору. Просто пора-
зительно, как ты напоминаешь гору. Очень красивую гору, разумеется, но все
же -- гору. Как бы я хотел быть альпинистом. Я бы хотел, милая, ох, как бы
я хотел быть к тебе поближе! Сколько уже прошло? А ну кончай, Стив. Кончай
это, потому что такие бредовые мечтания еще никому не приносили ни малейше-
го облегчения. А уж тебе и тем более, Стив Карелла, всем известный евнух.
Так, -- размышлял он, -- ребенок должен родиться в конце месяца. Боже мой,
да ведь это на следующей неделе! Неужели уже конец июня? Ну и ну, как летит
время, когда в постели нечем заняться, кроме сна. Интересно, кто родится.
Мальчик? Впрочем, девочка -- тоже неплохо, но уж папаша тогда, конечно,
поднимет крик; он, наверное, решит, что это позор для всей Италии, если у
его единственного сына Стива родится первенец -- девочка. Как мы хотели их
назвать?
из-за имен тоже раскричится; он, наверное, уже заготовил чтонибудь вроде
Рудольфе или Серафины. Стефано Луиджи Карелла -- это я и премного тебе бла-
годарен за это, папуля.
братец, просто последний эгоист, только о себе и думаю, хотя моя младшая
сестренка должна вот-вот сделать решающий шаг. Впрочем, если я хоть
чуть-чуть знаю Анджелу, она сегодня тоже вряд ли о чемнибудь другом думает,
кроме своего либидо, так что мы квиты".
даже вздрогнул и испуганно оглянулся на Тедди -- не проснулась ли она, но
тут же опомнился: ведь жена была глухонемой, и этот недостаток, к счастью,
защищал ее от таких докучливых благ цивилизации, как телефонный звонок ран-
ним утром,
сбросил с кровати длинные ноги. Он был высокого роста и сложен прекрасно:
широкий в плечах, с узкими бедрами. Сейчас он был обнажен до пояса, пижам-
ные брюки тесно облегали гладкий твердый живот. С небрежной грацией атлета,
легко ступая босыми ногами, он подошел к телефону и снял трубку, втайне на-
деясь, что звонят не из участка; с его матерью будет истерика, если он не
придет на свадьбу.
жених в день свадьбы?
венца и оставить мою сестричку с носом?
морщина. За годы службы в полицейском управлении он слышал встревоженные
голоса по телефону много раз. И поначалу он приписал некоторые странные ин-
тонации голоса Томми вполне понятному волнению жениха перед свадьбой, но
теперь он подумал, что здесь было нечто еще.
том повернулся и пошел в ванную. Вернувшись в спальню, он закрыл жалюзи,
чтобы солнечный свет не беспокоил Тедди, оделся, написал ей записку и поло-
жил на постель, прислонив ее к своей подушке. Потом с истосковавшейся неж-
ностью осторожно погладил жену по груди, вздохнул и вышел. Она так и не
проснулась, когда он осторожно прикрыл за собой дверь квартиры.
нее чем в трех милях от дома Кареллы. Он был ветераном корейской войны, с
которым судьба сыграла мрачную шутку, когда он был за границей. В те годы,
когда каждая американская семья, у которой кто-либо из родственников служил
в армии, с тревогой думала об утопавших в дорожной грязи и гибнувших под
вражескими пулями солдатах, а каждый воин, оставивший дома близких, с нап-
ряжением ожидал атак корейской кавалерии, сопровождавшихся оглушительным
грохотом барабанов и пронзительным ревом труб, вряд ли кому-то изних пришло
бы в голову, что обычная, повседневная жизнь в Соединенных Штатах тоже таит
в себе смертельную опасность. Томми пришлось узнать об этом с потрясшей его
внезапностью.