утром на прогулку, вот и все.
нул обратно.
тельно того, где ты находился в тот момент, когда кто-то подпилил рулевую
тягу.
шить такой идиотский поступок?
надлежит, тебе.
возможно, у него окажется сколько-то денег на его солдатской страховке. Еще
у него есть "бьюик" 1958 года и, вероятно, какой-то небольшой счет в банке.
Вот и все, что мне известно.
том, это не такие вещи, которые человек стал бы держать в секрете. Господи,
но не думаете же вы, что я попытался бы убить Томми -- моего лучшего друга!
-- из-за нескольких тысяч долларов?
- И с лучшими друзьями. И с женами и мужьями. С матерями и сыновьями. Неко-
торые люди любят деньги, Джоунзи.
ничего подобного.
ного путешествия.
убить его сейчас, -- сказал Клинг.
бы не сделал этого, Я просто не сделал бы ничего подобного. Вы думаете, я
мог убить Бирнбаума? Славного старика, которого я знал с детства? Вы дума-
ете, я мог бы решиться на это?
юще посмотрел на детективов. -- Во имя святого Петра, стал бы я убивать
единственного живого свидетеля этих завещаний? Повашему, в этом есть хоть
какой-то здравый смысл?
го отношения ни к смерти Бирнбаума, ни...
элл, не дожидаясь, пока кто-нибудь ей откроет, распахнула дверь и ворвалась
в комнату, потрясая револьвером.
То есть не в моей сумочке. Какая-то девица в дамской комнате по ошибке взя-
ла мою, а эту оставила. Я подумала, что это...
оказалось вот это. -- Она помахала револьвером.
ряженной, -- рявкнул Карелла и отобрал у нее револьвер. Затем он кивнул:
ти искать револьвер, из которого убили Бирнбаума. -- Он повернулся к Крис-
тин: -- Так ты говоришь, что это было в твоей сумке?
нате была одна блондинка. И, по-видимому, она по ошибке взяла мою сумку. А
эту оставила.
платье.
мент в комнату, задыхаясь, влетел Томми Джордано.
столб света и в нем силуэт мужчины. Боль была нестерпимой. Она пульсирова-
ла, выбрировала и ныла на тысячу пронзительных голосов. Было ощущение, что
по лицу сочится что-то теплое и густое.
его колотит. Казалось, каждая частичка его тела описывает бесконечные круги
в абсолютной тошнотворной черноте. Какое-то шестое чувство подсказывало
ему, что он неподвижно лежит распростертый на спине, и тем не менее он поч-
ти готов был поклясться, что руки у него судорожно сжимаются, пытаясь ухва-
тить что-то, а ноги непроизвольно дергаются. Одна сторона лица болела невы-
носимо. В конце концов, именно эта боль, пронизывавшая его жгучим огнем, и
помогла ему справиться с беспамятством, пробудив к жизни сначала его мозг,
а потом и тело. Он приоткрыл глаза.
к которым вновь вернулась острота обоняния, зловонием тысячи салунов. Столб
света безжалостно пронизывал его насквозь, он лился и лился через открытое
окно в дальнем конце комнаты, вспыхивая солнечными лучами. У окна спиной к
Хоузу стоял мужчина.
него с пугающей внезапностью. Она вплыла в голову и затем камнем обрушилась
куда-то в низ живота. Он лежал не двигаясь, боясь пошевелиться, уже ясно
понимая теперь, что та сторона его лица, куда пришелся неожиданный удар,
разбита в кровь и что именно ее тепло он и ощущал кожей, пока находился без
сознания. Тошнота прошла. Он чувствовал, как кровь продолжает сочиться у
него по скуле, стекая на шею. Он почти ощущал, как ее капли прокатываются
по коже и мгновенно впитываются воротником белой рубашки. Он чувствовал се-
бя так, словно вновь родился на свет, и его обоняние, зрение и слух еще не
утратили сверхъестественной остроты. И, как всякий новорожденный, он был
еще очень слаб. Он понимал, что если попробует встать, то тут же упадет ли-
цом вниз.
це комнаты: тот сидел на корточках перед окном, и в свете яркого солнца вея
его мощная скульптурная фигура была как бы охвачена лижущими языками пламе-
ни.
в профиль, казалось, был необычайных размеров, из-под кустистых нахмуренных
бровей выдавался вперед свернутый набок нос. Рядом с правым глазом на плот-
но натянутой коже выделялся небольшой уродливый шрам. Вместо рта была уз-
кая, почти безгубая щель, глубоко вдавленная в лицо над выступавшим подбо-
родком, словно прорез между лошадиными ягодицами. Шея была толстой, плечи
бугрились под синей тенниской, мускулистые руки сплошь заросли черными во-
лосами, напоминавшими стальную щетину. Огромной рукой он сжимал ствол
ружья. Ружье, как заметил Хоуз, было оборудовано оптическим прицелом. На
полу, рядом с ботинком правой ноги, стояла открытая коробка с патронами.
думал Хоуз. -- Впрочем, с ним, пожалуй, не стоит лезть в драку и в любом
состоянии. Он похож на человека, который может разорвать телефонный спра-
вочник на шестнадцать квадратов. Он похож на человека, который может позво-
лить полуторке проехать по его надутой груди. Он похож на самого сволочного
сукина сына, которого я когдалибо встречал в жизни, и я вовсе не горю жела-
нием лезть с ним в драку. Сейчас, а может быть, и вообще. Но в руке у него
не что-нибудь, а ружье, и оно с оптическим прицелом, и ясно, как божий
день, что он не собирается ковырять им в зубах. Мой пистолет все еще при
мне? Или он разоружил меня?"
что кобура, которую он носил под мышкой, сейчас сбилась ему на грудь. Кобу-
ра была пустой. "Мне ничего не остается, как лежать здесь,- -- думал он, --
и ждать, когда ко мне вернутся силы. И молиться, чтобы он не укокошил ко-
го-нибудь из тех, кто пришел на банкет".