Чтение 29–й страницы книги ~Месть в коричневой бумаге~

оборванных концов. Казалось, будто мы договорились проверить, как Хелена
распорядилась своим капиталом, как минимум, месяц назад. Думал, Хардахи это
устроит через своего нью-йоркского однокурсника. Но Хардахи не пожелал
ничего для меня устраивать. Что же так быстро его заставило дать обратный
ход? Ложь? Страх?

Я растянулся на кровати, пусть сумбурный котел кипит, пусть мелькают в
нем Пенни, Дженис, Бидди, Морин, Том Пайк, Рик, Стейнгер, Том Пайк, Хелена,
Хардахи, Наденбаргер, Том Пайк.

Пайк становился чертовски назойливым. Вспоминались небольшие обрывки
бесед. Слышались фразы из ночного разговора с Дженис Холтон, и что-то меня
беспокоило. Я отмотал назад, обнаружил, что именно, и медленно сел.

Она спросила про мою выдуманную жену: "Вы когда-нибудь с ней
встречаетесь? Она все еще в Лодердейле?"

Проверим. Проклятье, я не сказал ни единого слова про Лодердейл. Холтон
просматривал записи в регистрационном журнале. Значит, он знал. Но зачем ему
упоминать об этом при своей жене? "Слушай, милая, моя подружка пожелала
остаться в номере мотеля с каким-то болваном из Лодердейла по имени Макги".

Невероятно.

Отмотаем назад. Слегка удивленный взгляд, когда она услышала мое имя. С
изумлением обнаружила меня вместе со своим мужем.

Возможности: подруга Бидди. Встретилась с ней в супермаркете или еще
где-нибудь. Бидди обмолвилась о старом друге по имени Макги из Лодердейла.

Или: Стейнгер в процессе проверки, не выходил ли я в субботу вечером и
уезжал ли из города Холтон, мог спросить Дженис: "Знаете ли вы некоего Макги
из Форт-Лодердейла" или:

"Известно ли вам, что ваш муж его знает?"

Возможно, но, на мой взгляд, не очень увязывается. Как плохо срифмованные
детские стишки - то один слог лишний, то одного не хватает. Мозги мои
превратились в пудинг.

Я пошел пешком в торговый центр, купил плавки, вернулся, натянул их и
потащился к большому бассейну мотеля. Отдельный бассейн-"лягушатник" был
полон трех-четырехлетних купальщиков, которые визжали, захлебывались,
швырялись и колотили друг друга резиновыми животными под небрежными
благосклонными взорами четырех молодых матерей, щедро смазанных жирным
кремом. Я нырнул, несколько раз медленно проплыл по всей длине основного
бассейна, постепенно разошелся, стал менять стиль, растягивая и терзая
длинные мышцы рук, плеч, спины, бедер и живота, вдыхая и выдыхая воздух
вместе с остатками, застоявшимися на дне легких. Темп держал чуть пониже
того, на котором начинаю чересчур раскачиваться по сторонам, плескаться и
шлепать. Потом принялся издеваться над самим собой, приказывая: ну, еще один
раз. И еще. И еще. Наконец выбрался, совершенно измотанный, с пульсом около
ста пятидесяти, с напрягшимися легкими, с расслабленными, как подушка,
набитая старыми мокрыми перьями, руками и ногами. Вытер лицо банным
полотенцем, захваченным из номера, растянулся, предоставив солнцу доделывать
остальное.

Мейер называет это "моментальным всплеском интеллекта". В определенном
смысле так оно и есть. Повышаешь до максимума кислород в крови, стимулируешь
сердце, чтобы нагнетало ее в бешеном темпе. Обогащенная кровь поступает в
мозг, одновременно питая перетрудившиеся мышечные ткани. Иногда помогает.

Но я загрузил тяжелую, обогащенную кислородом и гудящую голову проблемой
"Дженис - Лодердейл" и в конечном итоге получил ответ: "Ничего не понимаю,
дружище, черт побери!"

Скорбно потащился назад в 109-й и, прежде чем одеться, попробовал
звякнуть в кабинет маленького толстяка Джона Уэйна, доктора медицины. Попал
на жизнерадостную и общительную леди, сообщившую мне, что регистраторшей и
делопроизводителем у доктора Стюарта Шермана была мисс Элен Баумер. Ей
неизвестно, работает мисс Баумер сейчас или нет, но с ней можно связаться по
телефону, зарегистрированному на имя миссис Роберт М. Баумер. Попросила
минуточку обождать и продиктовала мне номер.

Миссис Роберт М. Баумер оказалась весьма непреклонной.

- Простите, но я не могу позвать дочь к телефону. Сегодня она себя плохо
чувствует. Лежит в постели. Она вас знает? В чем, собственно, дело?

- Мне хотелось задать ей несколько вопросов по делам страховки, миссис
Баумер.

- Могу определенно сказать, она не заинтересована в приобретении полиса.
Равно как и я. Всего хорошего.

- Постойте! - Я не успел, и пришлось перезванивать. - Миссис Баумер, я
веду следствие по страховым вопросам. Расследую страховые претензии.

- У нас не было никаких происшествий с машиной. В течение многих лет.

- Мне нужна информация по поводу смерти.

- Что?

- Дело касается доктора Шермана. Несколько обычных формальных вопросов,
мэм.

- Ну.., если обещаете не утомлять Элен, можете поговорить с ней, если
возьмете на себя труд подъехать к нам часа в четыре.

Я согласился подъехать. Номер 90 на Роуз-стрит. Она объяснила, как его
найти.

- Небольшой дом с белыми рамами, в желтую полосу, справа за вторым
поворотом, два больших дуба в переднем дворе. Положив трубку, я позвонил
Пайкам. Ответила Бидди.

- Нельзя ли зайти поговорить с вами кое о чем после ленча?

- Почему нет? Который сейчас час? Может, придете около половины или в
четверть третьего? В это время она будет спать. Годится?

Я сказал, что годится.

Оделся, пообедал в мотеле, потом направился к служебному входу за кухней,
высматривая Лоретт. Идя по дорожке мимо мусорных баков, заглянул в открытую
дверь и увидел ее. Она, все еще в униформе, сидела на столе, разговаривала,
болтая ногами. Были там еще две темнокожие женщины без формы. Тележки
горничных на резиновых колесиках выстроились у стены рядом с обшарпанным
автоматом с кока-колой и грудой зеленых металлических вешалок.

Меня заметили, разговоры и смех умолкли. Лоретт соскользнула со старого
деревянного стола, подошла, встала в дверях с бесстрастной физиономией,
потупив взгляд.

- Что вам угодно, сэр?

- Хочу спросить у вас кое-что, - сказал я и прошел в тень, отброшенную на
дорожку выступом крыши, который опирался на столб, обвитый лозой с огненными
цветами.

Лоретт не стронулась с места, но, когда я оглянулся, пожала плечами и
медленно подошла. Сунула руки в карманы юбки, прислонилась к стене.

- Что спросить?

- Я не знал, удобно ли вам разговаривать в присутствии тех двух женщин.
Хотел узнать, как Кэти.

- Хорошо. - Бессмысленное выражение, рот приоткрыт, как у страдающей
насморком дурочки. - Она проснулась?

- Ушла домой.

Слишком знакомо и слишком досадно. Броня чернокожих - тупое непонимание,
упрямое, как у целого каравана ослов. Они выбирают такой путь либо хихикают,
демонстрируя сплошные зубы. Правда, они через край хватили лиха от людей с
моей внешностью - белых, крупных, мускулистых, потемневших на солнце,
покрытых шрамами, полученными в мелких личных боях. Внешне похожие на меня
мужчины проломили кучу черных черепов, перепортили кучу черных овечек,
сжигали кресты с привязанными к ним людьми. Они видят лишь внешний тип и на
этой основе проводят классификацию. К некоторым никогда не пробиться, точно
так, как нельзя научить женщин брать в руки змей и любить пауков. Но я знал,
что могу до нее достучаться, ибо на короткое проведенное со мной время она
отбросила оружие, перестала обороняться, и я увидел за броней смышленость,
понимание, не образованием данную интеллигентность.

Надо найти способ пробить черную броню. Как ни странно, раньше это было
легче. Подозрительность возникала на личной основе. Сейчас каждый из нас,
черный и белый, - символ. Война идет в открытую, форма враждующих армий -
цвет кожи. Глубинное фундаментальное сходство между людьми забыто настолько,
что можно преувеличивать немногочисленные различия.

- Что с вами? - спросил я.

- Ничего.

- Вы ведь раньше со мной разговаривали, а сейчас дверь захлопнули.

- Дверь? Какую дверь, мистер? Мне надо вернуться к работе. Я вдруг
догадался, в чем может быть дело.

- Лоретт, вы захлопнули дверь потому, что узнали, как я нынче утром
разговаривал перед мотелем с двумя копами?

Она искоса бросила на меня взгляд - быстрый, полный подозрительности - и
опять опустила глаза.

- Какая разница, с кем вы разговаривали.

- Наверно, казалось, будто мы ведем милую дружескую болтовню.

- Мистер, мне надо работать.

- Здесь ведь есть экономка миссис Имбер? Если б она днем в субботу
случайно не заглянула в 109-й и не увидела меня спящим, разговор с
представителями закона у меня был бы вовсе не дружеским. И не перед мотелем,
а в камере, где никому не придет в голову улыбаться. Меня посадили бы за
убийство медсестры.

Лоретт прислонилась к затененной стене, сложив руки. Идиотское
оборонительное выражение исчезло. Она задумчиво хмурилась, прикусив белыми
зубками полную нижнюю губу.

- Стало быть, это та медсестра была у вас в номере в пятницу ночью,
мистер Макги?

- Именно так я и познакомился с представителями закона, со Стейнгером и
Наденбаргером.

- Я от Кэти узнала про женщину. Она рассказала, что Стейнгер ее
расспрашивал, не заметила ли она при уборке, что в номере была женщина. Это
было еще до того, как вы ей помогли. Никогда нет смысла спасать белого от
закона. Она и сказала, мол, у вас точно была компания. Вам, по-моему,