Чтение 30–й страницы книги ~Омут~

- Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь... Все у меня
распадается на части, все вообще, так что несколько сигарет на полу - это
самое незначительное из моих огорчений.

Я продолжал подбирать сигареты.

- А какое самое большое? Все еще то письмо, которое вы мне дали?

- Вы задаете мне так много вопросов, мистер Арчер. Хотелось бы мне
знать, что заставляет вас это делать. Страсть к справедливости, страсть к
правде?.. Вы видите, теперь я спрашиваю, я поменялась с вами ролями.

- Не знаю, почему вам интересно это узнать.

Я положил на стол вновь заполненный портсигар, зажег две сигареты,
одну для нее, другую для себя.

Она благодарно затянулась. Ее ответ сопроводило облачко дыма:

- Потому что я не понимаю вас. Вы достаточно умны и представительны,
чтобы у вас была работа получше и большего веса, что ли.

- Как у вашего друга Надсона? Я пять лет работал в департаменте
муниципальной полиции, а потом бросил службу. Слишком много случаев, когда
официальная версия не согласовывалась с фактами, которые были мне
известны.

- Ральф - честный человек. Всю свою жизнь он работает в полиции, и у
него осталась, все еще осталась совесть.

- Вероятно, две совести. У многих из хороших полицейских есть
общественная совесть и частная совесть. У меня же осталась только частная
совесть, вещь неказистая, но зато своя.

- Я не ошиблась на ваш счет: вами движет страсть к справедливости.

- Не знаю, что такое справедливость, - сказал я. - Хотя... правда
меня интересует. Не правда вообще, а правда конкретная: кто сделал, что,
когда, почему. Особенно почему. Например, мне хотелось бы знать, почему
вас так заботит, интересуюсь ли я справедливостью. Может быть, вы хотите
таким путем попросить меня отказаться от нашего дела?

Некоторое время она сидела в полном молчании.

- Нет. Это все не то. У меня самой сохраняется доля уважения к
правде. Женское уважение: я хочу знать правду, если только она не
причиняет слишком большую боль. И я просто, признаться, побаиваюсь немного
человека, который очень сильно заботится о правде. Вас ведь действительно
заботит, виновен Ривис или нет...

- А разве это не волнует Надсона и оставшуюся у него совесть?

- Не знаю. Происходит вообще слишком много такого, чего я не понимаю.
("Это нас объединяет", - подумал я.) Например, мой уважаемый супруг
удалился к себе и отказывается попадаться кому бы то ни было на глаза. Он
утверждает, что проведет остаток жизни в своей комнате, как Марсель Пруст.
- Ненависть мелькнула в глазах Мод, глазах цвета морской волны. И тут же
исчезла, как плавник акулы в морских волнах.

Я загасил свою сигарету, вкус которой (на пустой-то желудок) был
слишком острым.

- Этот Марсель... как его там, он ваш друг?

- Теперь вы снова собираетесь ломать комедию?

- У вас дома, по-моему, такая мода. Вы определенно желаете вести
беседу о каких-то абстракциях вроде правды и справедливости. Но не
сообщили мне ни одного факта, который мог бы мне помочь выяснить, кто
написал письмо или кто убил вашу свекровь.

- Ах, письмо... Мы снова вернулись к письму.

- Миссис Слокум, - сказал я, - письмо писалось не обо мне. Оно
писалось о вас. Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто его написал, помните?

- С того времени случилось столько всего... Теперь все это кажется не
важным.

- Теперь, когда она мертва?

- Да, - холодно ответила Мод. - Теперь, когда она мертва.

- А не приходило ли вам на ум, что автор письма и убийца могут быть
одним и тем же лицом?

- Нет. Я не вижу тут никакой связи.

- И я тоже не вижу. Если бы со мной сотрудничали, я смог бы ее
разглядеть. То есть: если вы рассказали бы мне все, что знаете об
отношениях между людьми в этом доме.

Она пожала плечами с усталой покорностью.

- Я не могу, как Кэти, требовать для себя освобождения от ответов на
вопросы под предлогом крайней молодости. Но я очень устала. Что вы хотите
знать?

- Как давно вы знаете Надсона и насколько хорошо?

Она смерила меня еще одним своим долгим, "зондирующим" взглядом (я
уже успел к ним приноровиться).

- Год. Последний год. Или около того, и вовсе не так близко.

- Вчера вы упомянули о подруге по имени Милдред Флеминг. Возможно,
она расскажет мне другую историю вашего знакомства.

Она холодно заметила:

- Думаю, вы несколько нарушаете приличия, мистер Арчер.

- Очень хорошо, мэм, будем впредь играть по джентльменским правилам.
Оба, мэм!

- Ладно, я скажу вам кое-что... Я знаю Уолтера Килборна. Честно
говоря, я видела его сегодня.

В холле послышались тяжелые шаги Надсона, его покатые плечи и мощный
торс загородили дверной проем.

- Я наконец выгнал шерифа из постели. Он встретится с нами.

- С вами, - поправил я. - Не со мной. Миссис Слокум была сейчас
настолько любезна, что предложила мне еще бокал, а он мне крайне
необходим. Утром я представлю шерифу заявление. Возьмите с собой паренька.
Его зовут Массельман, Бад Массельман, он в моей машине и теперь скорее
всего спит. Вы еще можете обнаружить четкие следы в том месте, где
грузовик развертывался, чтобы перегородить дорогу.

- Огромное спасибо за великолепное предложение.

В его тоне прозвучала ирония, но, мне кажется, он остался доволен,
что я не поеду с ним. Они с шерифом смогут тогда побродить вокруг места
преступления, подобрать останки, отвезти их в город и - ничего иного не
делать.

- Посмотрите, чтобы у мальчика было где выспаться, хорошо? И
передайте ему от меня вот это, я ему остался должен.

Надсон взял у меня десятидолларовую бумажку.

- О'кей, Арчер. Спокойной ночи, миссис Слокум. Я ценю ваше
сотрудничество.

- Я тоже, Ральф.

"Давние любовники, - снова подумал я, - играют с двойной
осмотрительностью, в паре".

Надсон ушел. Мы снова остались вдвоем. Мод Слокум поднялась с дивана,
взяла мой пустой бокал.

- Вы действительно хотите что-нибудь выпить?

- Немного, пожалуйста. И с водой.

- И я составлю вам компанию. Без воды.

Она налила из графина виски, в два пальца мне и в четыре себе. Выпила
свой виски залпом.

- Чего я действительно хочу, так это информации о Килборне, - сказал
я, медленно потягивая содержимое своего бокала.

- Несчастный искатель правды, - неожиданно произнесла она, совсем не
по правилам джентльменской игры. Тяжело и небрежно она опустилась на диван
рядом со мной. - Я ничего не знаю об Уолтере Килборне, я имею в виду -
ничего, что могло бы говорить против него.

- Это разъяснение уникальное, я полагаю. Где видели вы его сегодня
вечером?

- В ресторане "Бодвок", в Куинто. Я думала, что Кэти заслуживает...
чего-то отвлекающего от мрачного дня, который она провела с полицией и...
с отцом. Ну, я и повезла ее в Куинто пообедать. И увидела в ресторане
Уолтера Килборна. Он был вместе с белокурым юным созданием, очень милым...

- Со своей женой. Вы с ним ни о чем не разговаривали?

- Нет. Он не узнал меня, а я никогда ему не симпатизировала. Я
спросила старшего официанта, откуда он здесь. Очевидно, его яхта стоит в
гавани.

Это было то, что мне нужно. Усталость высосала из моего тела энергию
и перешла в наступление на мою волю. Но оставались еще вопросы, которые
мне нужно было задать.

- А как получилось, что вы его знаете?

- Года два назад он хотел заключить деловое соглашение с моей
свекровью, взять на пробу нефть на ее ранчо. Это было, когда открыли
месторождение нефти по другую сторону долины, эту сторону еще не трогали.
Целая компания мужчин прибыла сюда вместе с Килборном и провела несколько
недель на нашей территории, вырывая ямы и ставя взрывчатые заряды и
приборы... Я забыла техническое название...

- Сейсмограф?

- Сейсмограф. Они нашли тогда, что нефть очень хорошая, но сделки не
получилось. Мама, - губы Мод, округлившись, выпустили изо рта это слово
так, будто у того был какой-то странный и неприятный привкус, - мама
решила, что нефтяные вышки заслонят ей изысканный вид. И разорвала с
Килборном все связи. Конечно, здесь сыграло роль и другое: ей не
понравился мужчина, не думаю, чтобы она отнеслась к нему с доверием... Так
мы и продолжали жить в благородной бедности.

- А другие компании?

- Она вообще не захотела сдавать участок кому бы то ни было. Но
первый отказ был дан Килборну.

Рука Мод слепо потянулась за сигаретой. Я достал одну из портсигара,
вложил ее между пальцев Мод. Она курила бестолково, как ребенок, - видно,
виски вместе с усталостью тяжело действовали на нервную систему.

Я задал ей главный вопрос, который причинил бы ей боль, будь она
трезвой и собранной, и внимательно глядел в лицо, ожидая, какой он