уличными фонарями, остановил машину у тротуара. Переложив пистолет в левую
руку (сосед оставался на прицеле, вел себя тихо), я извлек из кармана его
куртки тяжелый револьвер, пахнущий свежей краской. Добавил его к уже
собранному арсеналу, лежавшему у меня в отделении для перчаток.
своей территории... пока с тобой ничего не случилось.
кармана кожаной куртки я вытянул бумажник и расстегнул его. Посмотрел, в
свете приборной доски: в его водительских правах стояло имя Оскара
Фердинанда Шмидта.
вписать такое имя в заключение по делу об убийстве.
жгучее желание ударить этого Шмидта. Рядом с водительскими правами в
бумажнике его была маленькая синяя карточка в конвертике из прозрачного
целлюлоида, она свидетельствовала о том, что Оскар Ф.Шмидт является
специальным служащим Компании Тихоокеанских Очистительных Заводов. Были в
бумажнике и деньги, но не крупнее двадцати долларов. Я засунул доллары в
его карман, а бумажник - в свой.
или мне будет в чем тебя обвинить.
собственной шкуре. Шериф собирается отыскать твой бумажник в кустах около
Нотч-Трейл.
куртки.
уста наконец. - Как, по-твоему, был он избран, твой шериф?
ФБР. Или у тебя есть рука и там?
появились тоненькие обертоны испуга.
Так я хочу, Шмидт, чтоб ты кое-что мне рассказал. Сколько ты заплатил
Фрэнксу за информацию и кто дал тебе деньги?
поворачивалось, останавливалось, потом снова медленно поворачивалось.
тобой.
невозможно дышать. Мне захотелось, чтобы он убрался поскорее.
сотен... Ты просто сумасшедший, если собираешься продать Килборна.
перевалу, я свернул налево и поехал назад в Нопэл-Велли, вместо того,
чтобы свернуть направо, в сторону Куинто.
их контролировать в одиночку... Итак, дело представлялось таким образом:
Килборн решил вести двойную игру, в которой, надеялся, ни один журналист
его не уличит, - он заплатил Ривису, чтоб отделаться от миссис Слокум, а
потом заплатил Шмидту, чтобы отделаться от Ривиса. Логично? Да, мне не
нравилась эта гипотеза, она объясняла наиболее очевидные факты - убийства,
деньги, - но не давала ключа к разгадке всего остального. Тем не менее
лучшего варианта, за который я мог бы зацепиться, не было. Во всяком
случае, я не мог действовать дальше, не посоветовавшись с клиентом. Сама
жена Джеймса Слокума не была вне круга подозрений, но не стала же она
звать меня для того, чтобы я затянул петлю вокруг ее красивой шейки.
места закрыты. Несколько припозднившихся пьяных джентльменов совершали
рейс по тротуарам. Видимо, они не расположены были провести здесь остаток
ночи и встретить рассвет, некоторые уверяли своих дам, что развлечения
будут продолжаться, черт возьми, что и в темных стенах есть двери, за
определенную плату открывающие путь в романтические миры. Дамы были из
тех, что редко появляются при дневном свете.
теплится огонек. В моем потайном кармане лежало десять тысяч долларов,
возникновение которых мне было бы очень трудно объяснить, если бы меня
застукали с ними и заставили раскошелиться полицейские. Еще трудней мне
было бы остаться в живых, знай про эти деньги кто-нибудь другой, из тех,
кого полицейские обязаны ловить и преследовать. Я обернул помятый
коричневый сверток газетным листом и перевязал тесьмой... Я разговаривал с
Антонио только один раз и не знал его полного имени, но он был тем
человеком, кому я решил довериться в Нопэл-Велли.
зеркальное стекло с тротуара, и открыл ее на три-четыре дюйма - настолько
позволяла цепочка.
просунул ему край свертка.
произошло тут у меня вчера вечером...
движения внутри дома, все было тихо и снаружи, слышались только
посвистывающие вздохи цикад, что подымались с земли и падали в траву. Я
постучал в дверь и стал ждать ответа, дрожа от холода: безветренная ночь
была прохладной. Впрочем, насекомые вздыхали и свистели словно ветер в
ветвях осенних деревьев.
холле, тут же над моей головой зажегся фонарь входной двери, и дверь стала
отворяться - медленно, дюйм за дюймом.
долго приглядывалась ко мне:
отворотах на груди виднелась фланелевая ночная рубашка в розовый цветочек.
постели. Спит. Что и вам следовало бы делать сейчас. В столь позднее
время...
разбудить ее?
собираясь закрыть передо мной дверь, потом вдруг передумала: - Это важно?
жизни и чьей смерти.
Уложенные крендельком на затылке две ее поседелые косы показались мне
жесткими и сухими, как старый забытый цветок.
тревога так и читалась в глазах.