тогда я скажу. Пожалуйста, приезжайте.
другом месте. В гавани, знаете, там стоит такой большой столб...
надеюсь, будет пусто. Вы приедете?
улицы сбегали вниз к пустынному темному океану. Воздух был удивительно
чист, но на переднем стекле машины появились водяные капли, и запах моря,
горький и свежий, вторгся ко мне в кабину из безлюдного города. Ночью на
море стояла застава, наполненная холодными морскими ветрами и
перемещающейся подводной чернотой.
свете светофора, сгрудилось четыре-пять грузовиков. Словно буйволы у
водоема. Я увидел склонившихся над ранним завтраком водителей и
тонкобровую, с мордочкой мопса официантку, что стояла в дверях забегаловки
с сигареткой во рту. С большим удовольствием я тоже остановился бы здесь,
съел бы три яйца, немного поболтал бы с этими людьми, а потом отправился
бы обратно, в мотель, и лег бы спать. На следующем перекрестке я резко
повернул налево, и шины, раздираемые жалостью к самим себе, взвизгнули:
уже так поздно, они так устали. Я произнес вслух, обращаясь к самому себе
и к скулящим шинам: "Надо как-нибудь со всем этим справиться".
черную ленту шоссе. Внизу длинные белые волны лизали песок, плескались о
сваи и заграждения, защищавшие мол. Я медленно вел машину, фары освещали
белые перила, шедшие из одного конца мола до другого. У начала перил
сгрудилось несколько маленьких построек: будка для хранения сетей,
закусочная, магазинчик, где продавались сувенирные ракушки, разные
инструменты для починки лодок, - все сейчас запертое и темное. Я остановил
машину между постройками и морем, около туристского телескопа, в который
любопытствующие могли глянуть за десять центов, и пошел вдоль берега.
Ладонь ощущала влажную холодную поверхность отполированной рукоятки
пистолета.
неспокойной горькой воды. Запах заполнял мое сознание, или выплывал из
недр памяти, словно он был в крови у всех в нашей семье. Поверхность
океана медленно вздымалась и снова опадала, пока я шел по молу, и мрачные
отблески ложились на доски настила. И весь мол, казалось, тоже вздымался и
опадал, жесткий, скрипящий, подражая волнам-разрушителям, танцуя долгий и
медленный танец своего разрушения. Я дошел до конца мола, но так никого и
не увидел, и не услышал ничего, кроме своих шагов, скрипа балок и волн,
плещущих о мол. В пятидесяти футах подо мной темнела вода. Самой ближней
землей впереди были Гавайи. Я повернулся к Гавайям спиной и направился
обратно.
утверждала моя хладнокровная голова - ничего не значило. Мэвис и тогда
была странной, держалась безответственно, на нее нельзя рассчитывать. Или
намерения вдруг изменились, потому что обстоятельства изменились внезапно
в ее пользу?.. Я медленно шел по настилу. "Слишком поздно, ты слишком
стар, слишком устал".
подножия расположились улицы Куинто - паутина, усеянная огоньками.
Падающие звезды-грузовики, полные виски и содовой воды, из Сан-Франциско,
Портленда и Сиеттла двигались на юг по 101-ой. Справа от меня дуга
волнореза уходила в океан; на молу свет маяка то зажигался, то гас, и в
его узком коридоре перемежались серые и зеленые полосы. А вдали за
волнорезом в тихой гавани покачивались суда - высокой и низкой посадки,
лебеди и гадкие утята, стрелой проносящиеся сторожевики и широкие
рыболовецкие посудины, корабли для путешествий, и спасательные катера, и
маленькие ялики, - все темные, не видимые, а скорее угадываемые. Лишь на
двух "рыбаках" светились ранние огоньки.
контрастировали с темной низкой рубкой. Вытянутый корпус был выкрашен
белоснежной краской. С расстояния в четверть мили яхта выглядела как
маленький аккуратный крейсер. Килборн вполне мог выбрать его для
путешествия.
зрение, словно пытаясь разглядеть, что происходило там, на борту за
продолговатыми окошками. Просто глаз не мог отвести от "крейсера".
отскочил в сторону, выхватил пистолет.
из-под берета. Голос прошептал:
лишила меня присутствия духа. - Пуля сорок пятого калибра могла бы угодить
в ад вместе с вашим телом.
свитер и брюки на темном фоне серой воды. Лицо все еще в движении - будто
от долгого бега.
Мгновенно она приняла другую позу - показывающей себя маникенщицы. - Как,
Арчер?
моих доходов.
могут увидеть.
отпуская меня, Мэвис двинулась по забранным в перила сходням к плещущей
внизу воде. Мы спустились на покачивающуюся от волн деревянную приступку,
где к ржавому железному кольцу была привязана маленькая лодка.
суматошные, и потом... они бы узнали, куда я собираюсь.
вместе с тем Мэвис умела сделать его обольстительным. - Я совсем не хотела
этого. Я должна была убедиться, что там были именно вы.
имя?
показав на длинный белый корпус корабля, дремавшего на другом конце
гавани.
например, милого друга моего мужа, Меллиотса. Прошлой ночью мой дражайший
супруг силой удерживал меня в распластанном виде на койке, пока милый
доктор Меллиотс вводил дозу морфия, чтоб я заснула.
рук. Зажигая спичку, я заглянул ей в глаза. Темно-серые зрачки были
маленькими, как у птички.
Послушайте-ка сердце. - Она прижала мою руку к левой груди. В кончиках
моих пальцев что-то застучало, но это были, думаю, удары моего
собственного сердца.
Хотя сейчас я ощущаю... во мне разливается... хмель. Мне лучше бы
присесть. - Все еще держа мое запястье, Мэвис опустилась на ступеньку
сходней и, потянув, усадила меня рядом с собой. - Показать вам след от
иглы? Правда, так не поступают леди, не так ли?
случае, так было. И мне хотелось бы, чтобы так было бы всегда... Но я
собиралась рассказать вам о докторе Меллиотсе. Он сидел за рулем, когда
Рико привез вас в тот дом.
медицине.
санаторием в Венеции. А у Уолтера болезнь кишок. Он не расстается с
Меллиотсом. Даже берет его с собой в круизы, что очень удобно, особенно
когда он хочет... чтобы я... заснула. Но в тот раз я их провела. Я не
заснула, и я слышала, что происходило вокруг меня. Так вот... Я услышала,
что мой муж собирается убить человека. Пэта Риана, того, о ком вы меня
спрашивали. Уолтер приказал человеку по имени Шмидт убить Риана. Через
пару часов Шмидт вернулся на борт и сообщил, что дело сделано. - Мэвис
пристально посмотрела на меня, глаза в глаза. - Разве это вам ни о чем не