семь долларов и семьдесят центов.
солнцем Куинто, поглядел мне вслед. Уж не знаю, пошли актеры снова на
сцену репетировать драму, которая была драмой лишь в их представлениях,
или разошлись по домам.
В телефонном справочнике Нопэл-Велли не значилось имя Джеймса Слокума,
зато была упомянута миссис Оливия Слокум, вероятно его мать. Звонок к ней
стоил десять центов. Я набрал номер и услышал, сквозь потрескивания,
нейтрально-сухой голос, который мог принадлежать как мужчине, так и
женщине:
никому не могу задавать вопросов, начинать разговор с кем бы то ни было. У
меня поэтому нет направления для действий, нет никаких контактов. Нельзя
ли все-таки найти предлог для знакомства с вашей семьей, вашим мужем, в
конце концов?
подозрения.
ничего не объясняя, ни с кем не разговаривая, то наверняка их вызову.
шансы хоть чем-то обнадежить вас. Даже тех, кого можно было бы
подозревать, вы мне отказываетесь назвать.
Неужели - без моих предположений - этот случай настолько безнадежен?
нас интересующий, натолкнется на меня посреди улицы и исповедуется...
Поймите же, я должен поближе увидеть вашу жизнь.
мне надо оттолкнуться, и эта точка вы и ваша семья. Я только что видел
вашего мужа и вашу дочь, но со стороны.
завязываю с этим делом и возвращаю деньги.
аппарата.
возможное. Давайте какое-то конкретное предложение, если оно у вас
появилось.
вас друзья в Голливуде, киношники или связанные с ними?
Сегодня мы с ней виделись во время ленча.
замечательная пьеса, а она вам, о том, что у нее есть приятель, который
работает в агентстве, занимающемся сценариями. То есть я. Ваши - поверят.
естественная. В общем, все это должно пройти неплохо... Кстати, сегодня
некоторые из друзей Джеймса придут к нам на коктейль. Смогли бы вы быть у
нас в пять?
в мотель, надел плавки и пошел на пляж. Голубовато-зеленая поверхность
воды медленно волновалась, подчиняясь прибою. Несколько белых яхт
пересекали горизонт, их паруса, словно развернутые крылья, казались
неподвижными. Я тряхнул головой, отвел от них глаза и бросился в
прохладную воду. Проплыл с четверть мили. Меня остановили дальние буйки,
целый барьер из перепутанных коричневых и желтых цилиндров и шаров.
Поднырнуть под них - плевое дело, но терпеть не мог встреч с подводным
миром.
на короткое время, но возникло ощущение полной свободы и покоя, будто
остались далеко-далеко от меня все люди с их проблемами. Они понастроили
пляжей от Сан-Диего на калифорнийском юге до Сан-Франциско на побережье
Золотых Ворот, они проложили дороги через горные цепи, вырубили
тысячелетние деревья, принося цивилизацию в дикие пустыни. Они таки дошли
до океана, мои предприимчивые соотечественники, теперь сбрасывают в него
свои грязные воды, но пока еще они его не сгубили.
здесь много гор. Небо чистое, и вода, несмотря на жару, прохладна. Я
подплыл к буйку и все же нырнул под него. Дотронулся до скользкого
стержня, соединявшего буек с якорем на дне, холодного и липкого, как
внутренности у Страха. Противное ощущение! Я вдохнул побольше воздуху и
что есть сил поплыл к берегу, будто некая морская пакость хватала меня за
пятки.
ветерок, неся с собой маленькие иголочки-песчинки.
добирался до Нопэл-Велли. Горная дорога даже на самых высоких ее местах
была широкой и еще не заезженной. Значит, ее проложили чьи-то "большие
деньги". Их запах сопровождал меня до того, как моя машина соскользнула в
долину по стороне перевала, противоположной моему движению.
которых несло сероводородом, разбежались по обеим сторонам дороги. Я мог
их видеть с высоты шоссе, по которому проезжал: решетчатые треугольники
буровых вышек рядом с деревьями; насосы-качалки, с клацаньем высасывающие
нефть, а неподалеку от них пасутся коровы. С тридцать девятого или
сорокового года, когда я видал его в последний раз, городок Нопэл-Велли
разросся, подобно здоровенной опухоли. Он выбросил свои побеги во всех
направлениях - кучки домов, напоминающие спичечные коробки, и тут же
вполне современные строения, а к ним прилепились хижины доисторических
времен. На полмили растянулась полоса одноэтажных построек: ветеринарных
лечебниц, парикмахерских, привлекательных магазинчиков, ресторанчиков,
баров, лавок, торгующих спиртным. Здесь расположились и новая
четырехэтажная гостиница, и белый куб христианского храма, современной
конструкции, и кегельбан, достаточно просторный для того, чтобы в нем
можно было разместить самолет "Б-36".
иной, чем в пригородах, вид, благодаря огнеупорному кирпичу, пластику,
неону. Тихий городок в солнечной долине делал крупную ставку, это было
заметно, хотя знал ли он на самом деле, что ему с собой делать?..
другими. Их стало намного больше, чем при въезде в город. Множество мужчин
с деловыми лицами, опаленными солнцем, фланировали по улице, входили в
бары и выходили оттуда, - на лицах читалось ожидание: над чем бы
посмеяться или во что бы ввязаться. Женщины расхаживали без видимой цели,
демонстрируя себя. А вот на повороте улицы стоит полицейский в голубой
рубашке, прикрепленная к поясу кобура расстегнута, и оттуда выглядывает
пистолет.
где по нефтяным полям отлого взбиралась к горам, с которых видна была вся
долина. Петляя по освещенным солнцем холмам, она сужалась в предгорье,
превращаясь в конце концов в черную точку.
лобовым стеклом машины, они погружались постепенно в тень.
огромными дубами, расположился на склоне, словно валун-гигант, не
нарушающий собой природного ландшафта. Прежде чем подъехать прямо к нему,
я вынужден был остановиться, чтобы открыть ворота, что перегораживали
путь. С внутренней стороны стены, футов шести высотой, была сплошняком
натянута колючая проволока, с дороги не видная.
аллею охраняли два ряда молодых пальм. На полукруглой стоянке перед домом
я увидел парочку автомобилей. Один из них - старый "паккард", тот самый,
что стоял недавно у "Театра Куинто". Я оставил рядом свою машину, пересек
террасообразную лужайку, где переливались струйки небольших фонтанов.
прижатый к земле тяжелой крышей, крытой красной черепицей, своей
массивностью походил на крепость. Правда, по фасаду его тянулась глубокая
веранда, на которую вели низкие бетонные ступеньки. В углу веранды стояла