мужу. Все зовут меня тетушкой. У меня три замужних дочери и четыре сына в
Филадельфии и Чикаго. Двенадцать внуков, шесть правнуков, вот как.
Посмотришь мои фотографии?
такую работу, сынок?
ваших соседей. Я не мог добиться ответа от мужчины из соседнего дома.
Гидальго-стрит.
могла распоряжаться своими ногами, но я не была такой упрямой. Она находит
стыд даже в радиомузыке. Энни утверждает, что это новое изобретение
дьявола, а я сказала ей, что она не идет в ногу со временем. Она даже не
позволяет своему мальчику ходить в кино, и я сказала ей, что с мальчиком
могут случиться куда более скверные вещи, чем невинные развлечения. Могут
и случаются.
простынью колен.
напротив спорили два женских голоса.
уловил обрывки сказанной ей фразы: "так слушайте... из моего дома...
строить глазки моему сыну... убирайтесь... мой сын..."
денег за оставшиеся дни. Они понадобятся вам на спиртное, мисс Чампион.
сказал твой отец, если бы услышал, как ты разговариваешь со своей матерью?
случае, после таких оскорблений я здесь не останусь.
только о фактах, мисс Чампион, и я сказала ещё не все. Я не стану поганить
язык другими, пока здесь слушает Алекс...
вы использовали ее прошлым вечером. Вчера вы принимали у себя в комнате
мужчину и не пытайтесь лгать и изворачиваться.
Неррис внезапно появилась у кухонного окна. У меня не было времени
отодвинуться из поля ее зрения, но она не подняла глаз. Лицо ее было
каменным. Она опустила окно и задернула штору.
сама напросилась на неприятности, сдавая комнату этой молодой особе, Люси,
когда у нее в доме взрослый парень.
терять, кроме своей жизни:
которые можно послушать.
чем ходить по домам. Я знаю, каково все время быть на ногах. Я всю свою
жизнь готовила в больших домах. Нужно заботиться о своих ногах.
чтобы можно было наблюдать за домом Неррисов. Моя работа связана с ходьбой
и ездой, но главным образом - с сидением и ожиданием. В машине было жарко,
но она была мне нужна как прикрытие. Я снял пиджак, сидел и ждал. Секунды
медленно складывались в минуты, как стопки разогретых центов.
желтое такси. Оно замедлило ход, посигналило перед домом Неррисов, потом
развернулось и остановилось у тротуара за "фордом". Из дома вышла Люси в
шляпке и с сумочкой в руке. За ней Алекс Неррис, теперь полностью одетый,
тащил два одинаковых чемодана. Шофер поставил их в багажник, и Люси
неохотно и робко забралась на заднее сиденье. Алекс смотрел, как машина
скрылась за поворотом. С крыльца за ним следила мать.
Гидальго-стрит, до Мейн, потом к югу от Мейн. В этом направлении
находилась железнодорожная станция и я был почти уверен, что Люси спешит к
поезду. Такси повернуло на улицу, ведшую к станции, и подвезло Люси к
платформе. Она прошла на станцию. Я остановился за зданием и направился к
задней двери комнаты ожидания. В тот же момент вышла Люси. Лицо ее было
густо напудрено, волосы подобраны под шляпу. Не взглянув на меня она
подошла к стоянке такси на другой стороне улицы и села в черную с белым
машину. Пока шофер забирал с платформы ее багаж, я развернул машину.
квартала вдоль шоссе. Затем она замедлила ход, резко повернула налево под
натянутое над двумя столбами полотнище с надписью:
успел заметить, как белое с черным такси отъехало без пассажира.
другую сторону сиденья. Мотель "Горный вид" и стоянка прицепов размещались
на бесплодной земле между шоссе и железной дорогой. Они обладали горным
видом в такой же степени, в какой им располагало любое высокое здание в
Белла-сити. Сквозь проволочную ограду, оплетенную лозами дикого винограда,
я видел два-три десятка домов-прицепов, лежащих на грязной площадке, как
киты на берегу. Вокруг них и под ними играли дети и собаки. На другой
части двора стояло Г-образное здание из бетона, пробуравленное двенадцатью
окнами и двенадцатью дверями. На правой двери висела табличка "Офис". На
его низком бетонном крылечке стояли чемоданы Люси.
чемоданы и отвел ее к седьмой двери на углу постройки. Даже с такого
расстояния Люси казалась неестественно скованной от напряжения.
комната, разделенная надвое невысокой раскрашенной деревянной
перегородкой. У двери стояла потертая брезентовая кушетка. По другую
сторону перегородки находилось заваленное бумагами бюро, неубранный
диван-кровать, и надо всем этим господствовал кислый запах кофе, исходящий
из электрической кофеварки, полной зерен. Грязная карточка, висящая на
перегородке, гласила:
Татуировка на его предплечьях напоминала клеймо на говядине. Одна из них,
на правой руке, заявляла: "Я люблю Этель", а его маленькие глазки
утверждали: "Я не люблю никого".
порядке, но не мог понять, что именно.
адрес.
числах. Подскочила почти до сорока трех. Вот почему мало туристов.
Половина комнат пустует.