принадлежала Чарльзу Синглентону, и на Хэйсе была одежда Синглентона.
неприятным и странным. Мне казалось, что я зацепился рукой за колючий
кустарник. Я стряхнул ее руку.
Кто-то оглушил Хэйса, обрядил его в одежду Синглентона и разыграл дело
таким образом, будто этим утром был убит Синглентон. Но ведь вам хорошо
это известно, не так ли?
голову, она сказала:
его сиделки. Лео очень больной человек.
профессиональную тайну. Ну, я им покажу профессиональную тайну, когда они
в следующий раз пришлют мне счет!
распознать симптомы паранойи.
ухаживают опытные сиделки! Каждый день приходит врач. Я служу ему как
раба, готовлю ему любимые блюда. Если нужно, сама кормлю его с ложки.
своего второго "я" - заботливой пожилой женщины.
верх загораживал солнце. Я посмотрел на зарешеченные окна, за которыми
сидел Лео Дюрано, получая самый лучший уход, и услышал тихое слово,
повторяющееся за стенами, много раз, как эхо.
наверх. Уна поднялась по ней и повела меня по длинному коридору. Почти в
самом конце его у закрытой двери сидел в кресле полный молодой человек в
белом халате.
иметь дело. Мне пришлось запереть его.
изодранное кресло-качалка. С зарешеченного окна свисало несколько
лоскутков - все, что осталось от занавески. На крашеной стене возле окна
виднелись отпечатки пальцев и вмятины, которые могли быть сделаны
кулаками. Внутренняя сторона дубовой двери была расколота и починена с
помощью свежеструганных дубовых досок.
коленях, были скреплены коричневым кожаным ремнем, на котором отчетливо
виднелись следы зубов. Он посмотрел на нас через гущу черных волос,
беспорядочно свисавших ему на лоб. Его окровавленный рот открылся и
закрылся в попытке выпихнуть слово.
стражи. Сказал старьевщику, что ты не станешь гнать честного человека,
сказал им, что я занимаюсь делами своего отца.
где был утром Лео.
каждую ночь и каждое утро. Дюрано теперь уже почти не выходит.
Лео Дюрано, ты бы и сейчас еще таскал ночные горшки за шестьдесят в месяц.
Он для тебя мистер.
немка-жена.
коридор.
я. - Лео был в своей комнате?
вчерашний вечер. Вчера он был нехорош.
части дома. Солнечное пламя занимало всю западную часть неба и касалось
краями моря. У берега, там, где его линия закруглялась, несколько
запоздалых купальщиков покачивались как спички на кровавой пене прибоя. Я
сел в кресло у стены, откуда мне была видна вся комната, все двери и окна.
красивой на старомодный манер. Если бы ее содержали в порядке, она могла
быть прекрасной. Но ковры и мебель были серыми от пыли и завалены вещами:
разорванными журналами, скомканными газетами, окурками сигарет и немытыми
тарелками. Блюдо с гниющими фруктами кишело насекомыми. Растения на стенах
в горшках завяли и погибли. С потолка свисал на толстой нити паук. Римская
вилла, занятая вандалами.
играли накануне вечером, были раскиданы по столу вместе с картофельными
очистками. Уна стала собирать карты, ее руки засуетились над столом.
ладили, пока она не ушла. Она была чертовски хорошей медсестрой, этого у
нее не отнимешь.
"Дейле". Это известный ресторан в Детройте, ночной ресторан. Он без конца
пытался заставить оркестр играть одну и ту же вещь, отрывок из оперы. Они
сыграли ее три раза и больше не захотели. Лео сказал, что они издеваются
над знаменитым итальянским композитором и хотел застрелить дирижера. Я его
остановила.
знала другое, я наблюдала за ним с лета. Весь последний год он страдал
головными болями, а осенью выходил из себя буквально каждый день. Это Бесс
его довела. Он никак не мог ее вернуть. Они все время дрались как дикие
коты. Потом он начал терять память. Это зашло так далеко, что он даже
забыл имена своих коллекционеров.
разняла.
защиты. Я не думала, что Лео опасен, пока он не попытался застрелить
дирижера. Доктор в Детройте сказал, что он безнадежен и долго не протянет.
Мне пришлось увезти его из Мичигана. Я не могла допустить, чтобы моего
брата упрятали под замок.
Калифорнии он тоже мог кого-нибудь застрелить.
намерения.
продолжать разговор об убийствах. Я держу его под строгим присмотром.
Смешно даже предположить, что Лео мог совершить это убийство.