вины, оставшейся от всего этого. Я почти ощущаю, что Джинни Фэблон
проделывает то же, что и я. От этого я не ненавижу ее меньше, но это
заставляет меня молчать. Мне кажется, я провела последние семь лет,
покрывая любовные делишки своего мужа, даже от себя самой. Но после
сегодняшнего дня я не собираюсь это делать и дальше.
сюда. Он спал в кабинете, как он это делал уже последние годы, и взял
отводную трубку. Я слушала по другому аппарату. Она была в панике,
холодной панике. Она сказала, что вы загнали ее в угол, и она уже не может
молчать дальше, в особенности потому, что она не знает, что происходит.
Затем она спросила его, это он убил ее мать и отца. Он сказал, что,
конечно, нет. Странный вопрос: "какая для этого причина, убивать их".
Потому что они знали о ее беременности и что он был отцом ребенка.
губах, как бы перебирая в памяти слова, которые она сказала.
виду. Я думала, что мы избавились от нее. Но затем она снова появилась во
Французском кружке. Тапс отвез ее домой в тот вечер. Думаю, он хотел
держать ее подальше от Сервантеса. Когда он вернулся, у нас вспыхнула
ссора. Он имел наглость сказать, что я интересуюсь Сервантесом в такой же
степени, в какой он интересуется девушкой. Тогда он сказал мне об аборте,
который она сделала. Я была виновата только потому, что существовала. Я
должна была упасть на колени и рыдать по этой девице, он так считал.
всего этого переносить. Я вызвала ее отца и рассказала ему о Тапсе. Он
исчез через день или два, и я терзала себя за его самоубийство. Я решила
ничего больше не говорить. - Снова казалось, что она прислушивается к
своим словам. Их значение как бы стало мутить ее глаза. - Вы думаете, мой
муж убил миссис Фэблон и мистера Фэблона?
не переставала скорбно качать головой. - Ее мать звонила сюда на днях.
подслушать. Во всяком случае, тогда ничего не случилось. Он сказал, что
поговорил с ней, и ушел.
вернулся.
Ее глаза были широко раскрыты, как у куклы, и, казалось, ничего не видели,
как у статуи.
сказала в трубку. Какое-то грязное слово, оно как-то вырвалось у меня. Мне
казалось таким ужасным, что он мог так говорить с другой женщиной в то
время, как трое его детей спят в доме. Я пошла в кабинет в ночной рубашке.
Это было впервые, когда я пошла к нему с тех пор, как был зачат наш
маленький, последний счастливый день для нас. - Она замолчала,
прислушиваясь, не плачет ли трехлетний малыш во сне. Но в доме было так
тихо, что я слышал, как капает вода из крана на кухне. - С тех пор наша
жизнь проходила как в лагере на леднике. Я испытала это раз в Висконсине,
когда была там с отцом. Вы уверены в том, что лед представляет собой
прочную опору, хотя и знаете, что внизу темная, глубокая вода. - Она
посмотрела вниз на изношенный ковер у нее под ногой, будто там, под ним,
плавали страшные чудовища. - Мне кажется, что я каким-то образом была в
сговоре с ними. Не знаю почему я это делала или почему я чувствовала,
будто делаю. Это была моя семья, и она рушили ее, но все эти годы я как-то
была вне всего этого. Я просто казалась себе участиником этого странного
брака. Мне казалось, что это не моя жизнь. Моя еще не началась.
этим утром.
руке. Он выглядел таким истощенным и остроносым, как выглядят люди,
собирающиеся умереть. Я испугалась, что он решил застрелиться, я подошла к
нему и попросила отдать мне пистолет. Это было почти точное повторение
того, что произошло, когда маленький был зачат. И это был тот же пистолет.
подержанный револьвер, который я нашла в лавке у старьевщика. Тапс
пропадал ночь за ночью вместе с девушкой, притворяясь, что дает уроки, и
настал день, когда я не смогла больше этого выносить. Я решила прикончить
нас всех троих.
Фэблон и сказала ей, что я собираюсь сделать и почему. Она знала об
интрижке, конечно, но не знала, кто был мужчина. Она думала, что Тапс был
просто учителем Джинни, этакой отеческой фигурой, находящейся на заднем
плане.
бросился домой и отобрал у меня револьвер. Я была рада. Я не хотела
пользоваться им. Я ухитрилась даже убедить себя, что Тапс меня любит. Но
все, чего он хотел достичь, - избежать скандала, еще одного скандала.
колледжа и устроила в какую-то клинику неподалеку от больницы. Некоторое
время я думала, что связь их прекратилась. Я снова забеременела. Это был
третий ребенок, и я решила, что и Тапс никогда не бросит меня. Он мне это
обещал. Он сказал, что забросил мой револьвер в океан.
сегодня утром, он наставил револьвер на меня. Он говорил, что я заслуживаю
смерти за то, что говорила грязные слова, когда Джинни это слышала. Она
всегда была чиста и прекрасна, говорил он, а я всю жизнь была вонючей
лягушкой.
он видел меня. Он говорил, что мое тело похоже на мужское лицо, длинное,
мрачное, с красными глазами, безносое, как у сифилитика, и с глупой,
маленькой бородой. - Она разглаживала руками грудь и живот и ниже к центру
тела. - Он приказал мне убираться и сказал, что убьет меня, если я снова
зайду в его личную комнату. Я сидела и смотрела, как занимается заря.
Некоторое время спустя, когда совсем рассвело, я слышала, как он вышел и
уехал на "фиате". Я отправила детей в школу и затем начала уборку дома. С
тех пор и убираюсь.
что болен.
останется неприбранным.
ящике письменного стола около двадцати вариантов первой страницы книги
Таппинджера о французском влиянии на Стефена Крейна. Самый последний
вариант, над которым Таппинджер работал, когда я пришел к нему в
понедельник, лежал сверху на столе.
города своего Разума. Где он обнаружил прототип для своего города? В
Афинах, мраморного подобия Запада, или в божественных предначертаниях,
завещанных нам Августином в его "Граде Божьем"? Или в Париже, городе
искусства? Возможно, он смотрел на тело потаскушки с картины Мане.
Возможно, блестящий град его интеллекта был сотворен из созерцания
грязного разврата".
Таппинджер сходил с ума, и началось это еще тогда, когда я первый раз
пришел к нему.
вопросов, которые он составил для Мартеля. Ознакомившись с ними так, как
они представились Таппинджеру, я понял, что они имеют для него личную
значимость. Он использовал их, возможно, бессознательно для общения с теми
силами, которые толкали его к самому обрыву: опасная сексуальная связь,
лицемерие, чувство вины, боязнь тюрьмы. Человеческая душа, заключенная в
железу внутренней секреции.
были своего рода ответы, составленные Таппинджером в соответствии с его
представлениями и моральным состоянием. Я вспомнил с некоторым удивлением,
что ответом на пятый вопрос был Сартр, и подумал, что это было связано с
тем спектаклем на студенческом вечере семь лет назад, когда ставилась
пьеса Сартра.
Володихин Дмитрий
Березин Федор
Акунин Борис
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Шилова Юлия