спине юноши зияла рана величиной с кулак. Стрелок упал, и от веса его тела
стволы "эрликонов" задрались вверх. Оба ствола по-прежнему стреляли.
Стреляли до тех пор, пока не опустели магазины; пальцы убитого судорожно
сжимали гашетки.
Одна за другой смолкали пушки судов конвоя, вой авиационных моторов стал
едва слышен. Налет окончился.
Тэрнер поднялся на ноги - на этот раз медленно, тяжело. Перегнувшись через
край мостика, посмотрел на гнездо стрелка и отвернулся. Лицо его
оставалось неподвижным.
Позади послышался кашель. Странный, булькающий. Тэрнер резко обернулся и
оцепенел, сжав кулаки.
Не в силах ничем помочь, Кэррингтон опустился на колени рядом со
штурманом. Тот сидел на палубе, опершись спиной о ножки адмиральского
кресла. От левого бедра юноши к правому плечу, рассекая вышитую на груди
букву "X", шла ровная, аккуратная строчка круглых отверстий, прошитых
пулеметом "хейнкеля". Должно быть, воздушной волной молодого штурмана
отшвырнуло на самую середину мостика.
Тэрнер стоял как вкопанный. Ему стало не по себе; он понял, что жить
штурману оставалось считанные секунды. Любое резкое движение оборвет
тонкую нить, еще связывавшую юношу с жизнью.
Почувствовав присутствие старшего офицера, ощутив на себе его взгляд,
Капковый мальчик с усилием поднял голову. Ясные голубые глаза его уже
помутнели, в лице не было ни кровинки. Машинально проведя рукой по
пробитому пулями комбинезону, он ощупал отверстия. Взглянул на стеганый
капковый костюм и невесело улыбнулся.
- Пропал, - прошептал он. - Пропал костюмчик! - Рука его с раскрытой
ладонью соскользнула вниз. Голова тяжело упала на грудь. Ветер шевелил
льняные волосы юноши.
В ВОСКРЕСЕНЬЕ утром
"Стерлинг" погиб на рассвете. Погиб, по-прежнему имея ход, по-прежнему
разрезая форштевнем могучие волны. Изуродованный мостик и надстройки
накалились докрасна; а когда адское пламя, питаемое соляром из разбитых
топливных цистерн, раздувало ветром, металл раскалялся добела. Нелепое,
страшное, хотя и не новое зрелище: именно так выглядел "Бисмарк", похожий
на кусок стали в горниле, прежде чем торпеды "Шроп-шира" отправили корабль
на дно.
"Стерлинг" погиб бы в любом случае, но пикировщики ускорили его конец.
Северное сияние давно померкло. На севере темнела туча, которая готова
была вот-вот затянуть все небо. Моряки молили провидение, чтобы туча эта
закрыла собою конвой, спрятала его под снежным покровом. Однако "штуки"
(*16) опередили тучу. "Штуки" - наводившие на противника страх пикирующие
бомбардировщики "Юнкерс-87" с изломом крыльев, как у чайки, - появились с
юга. Пролетев на большой высоте над конвоем, они развернулись и полетели
назад, на юг. Очутившись на западе, на самом траверзе "Улисса",
замыкавшего конвой, они начали новый разворот. Один за другим, в типичной
для "юнкерсов" манере, пикировщики стали выходить из строя, падая на левое
крыло. Сделав разворот, вражеские машины коршунами кинулись из поднебесья
на свои жертвы.
Всякий самолет, пикирующий на изготовленную к бою зенитную установку,
обречен. Так говорили ученые мужи, преподаватели артиллерийского училища
на острове Уэйл и, теша собственное тщеславие, доказывали и без того
очевидную истину, используя в качестве наглядных пособий зенитные орудия и
воссоздавая боевую обстановку. К сожалению, воссоздать пикировщики было
невозможно.
"К сожалению" - потому, что в боевых условиях единственным решающим
фактором был именно пикирующий бомбардировщик. Чтобы убедиться в этом,
надо самому очутиться возле орудия, слышать пронзительный вой и свист
"штуки", падающей почти отвесно вниз, самому прятаться от ливня пуль,
видеть, как с каждой секундой вражеская машина увеличивается в сетке
прицела, и знать при этом, что никакая сила не предотвратит полет
подвешенной под фюзеляжем пикировщика бомбы. Сотни человек - из тех, кто
был свидетелем атаки "юнкерса" и остался в живых, - с готовностью
подтвердят, что война не создала ничего более жуткого и деморализующего,
чем зрелище "юнкерса" с его У-образным изломом крыльев в ту минуту, когда
он с оглушительным ревом падает на вас перед самым выходом из пике.
Но в одном из ста, а, возможно, и из тысячи случаев, когда тот факт, что
за пушкой сидел живой человек, не шел в счет, могло оказаться, что ученые
мужи правы. Именно теперь-то и был этот тысячный случай, ибо ночью призрак
страха исчез. Пикировщикам противостоял лишь один многоствольный зенитный
автомат да полдюжины "эрликонов" - носовые башни использовать было
невозможно. Но и этого оружия было достаточно, даже более чем достаточно,
ибо оно находилось в руках людей нечеловечески бесстрастных, исполненных
ледяного, как полярный ветер, спокойствия и проникнутых решимостью, от
которой становилось страшно. В течение каких-то трех секунд были сбиты три
"юнкерса". Два из них упали в море, не причинив кораблю вреда, а третий со
страшным треском врезался в и без того разрушенный адмиральский салон.
Надежды на то, что топливные баки самолета не взорвутся, а бомба не
сдетонирует при ударе, почти не было. Но ни того, ни другого не произошло.
Казалось излишним восторгаться храбростью ветерана - в минуты испытаний
мужество становится обычным явлением, - когда бородатый Дойл, оставив свой
скорострельный автомат, забрался на полубак и упал на бомбу, тяжело
перекатывавшуюся по шпигату, наполненную чистым авиационным бензином.
Достаточно было крохотной искры, высеченной башмаком Дойла или одним из
стальных обломков "юнкерса", царапавших, по надстройке, и произошло бы
непоправимое... Контактный взрыватель бомбы был цел, и бомба, словно
живая, скользила накаталась по обледенелой палубе. Вырываясь из рук.
Дойла, крепко. державшего ее, бомба так и норовила ткнуться носом в
переборку или в пиллерс.
Если же Дойл и подумал о том, что может произойти, то ему это было
безразлично. Спокойно, почти небрежно, ударом ноги он сбил уцелевшую
стойку ле-ерного ограждения и спихнул бомбу вниз стабилизатором, резко
оттолкнув в сторону ее нос, чтобы детонатор не стукнулся о борт. Бомба
упала в море, не взорвавшись.
Она упала в воду в ту самую минуту, когда первая бомба, проткнув, словно
лист картона, дюймовую палубную броню "Стерлинга", взорвалась в машинном
отделении. Вслед за нею в самое сердце гибнущего крейсера вонзились три,
четыре, пять, шесть бомб, после чего освободившиеся от груза "юнкерсы",
круто взмыв, отвалили в обе стороны от корабля. Люди, находившиеся на
мостике "Улисса", взрыва этих бомб не услышали. Вместо него была жуткая,
окаянная тишина. Бомбы попросту исчезли в дыму и реве адского пламени.
"Стерлинг" был сражен не одним ударом, а целой серией все более мощных
ударов. Он многое вынес, но терпеть далее у него не осталось сил. Так под
градом ударов, наносимых неумелым, но свирепым противником, шатается и, не
выдержав их лавины, падает на ринг боксер.
С окаменевшим лицом, мучаясь сознанием собственного бессилия, Тэрнер
безмолвно смотрел, как гибнет "Стерлинг". Странное дело, думал устало
старпом, он таков, как и все. Должно быть, крейсера, - пришла ему в голову
отвлеченная мысль, - самые стойкие в мире корабли. Он видел гибель многих,
и ни один из них не погиб просто, легко, эффектно. Ни внезапный нокаут, ни
"удар из милосердия" не могли оборвать их жизнь - всякий раз их
приходилось бить, бить до смерти... Так случилось и со "Стерлингом".
Тэрнер, так крепко вцепился в разбитое ветрозащитное стекло, что у него
заболели предплечья. Для него, как и для любого хорошего моряка, любимый
корабль становился любимым другом, а старый храбрый "Стерлинг" вот уже
пятнадцать месяцев был верным спутником "Улисса" и вместе с ним нес тяжкое
бремя, участвуя в самых трудных конвоях. "Стерлинг" был последним из
старой гвардии, ибо один лишь "Улисс" дольше него ходил в опасные походы.
Тяжко видеть, как погибает друг; уставившись в обледенелый палубный настил
и втянув голову в сгорбленные плечи, старпом отвернулся.
Тэрнер мог закрыть глаза, но не мог заткнуть уши. Он содрогнулся всем
телом, услышав чудовищный клекот кипящей воды и шипенье пара. Это
раскаленные добела надстройки "Стерлинга" стали погружаться в студеные
воды Ледовитого океана. Пятнадцать, двадцать секунд продолжался этот
страшный предсмертный вздох и внезапно оборвался, словно отсеченный ножом
гильотины. Заставив себя поднять голову, Тэрнер увидел впереди лишь
пустынное, мерно вздымающееся море да крупные жирные пузыри, поднимающиеся
на поверхность. Когда к ним прикасались капельки дождя, выпадавшие из
огромного облака пара, уже превращавшегося во влагу на этом лютом холоде,
они лопались.
"Стерлинг" погиб, но потрепанные остатки конвоя, раскачиваясь с борта на
борт и с носа на корму, упорно продвигались на север. Осталось всего семь
судов - четыре "купца", в том числе флагманское судно коммодора, танкер,
"Сиррус" и "Улисс". Ни одно из судов не было целым, все получили
повреждения, тяжелые повреждения, но больше остальных досталось "Улиссу".
Уцелело всего лишь семь судов. А ведь вначале в конвое насчитывалось
тридцать шесть единиц.
В 08.00 Тэрнер послал светограмму "Сиррусу": "Радиостанция выведена из
строя. Сообщите командующему курс, скорость, место. Подтвердите рандеву в
09.30. Зашифруйте".
Ответ пришел ровно час спустя. "Задержка из-за сильного волнения. Рандеву
ориентировочно в 10.30. Выслать авиационное прикрытие невозможно.
Продолжайте идти к месту назначения. Командующий".
- "Продолжайте идти!" - яростно воскликнул Тэрнер. - Вы только послушайте
его! "Продолжайте идти!" А мы что делаем, черт возьми? Кингстоны
Емилина Ника
Прозоров Александр
Беляев Александр
Пехов Алексей
Громыко Ольга
Прозоров Александр