поспешила назвать бедного сержанта главным лицом в побеге, организатором
операции. Да, вчерашний солдатик наверняка сделал что-то для этого побега,
но он скорее всего был лишь связным между покровителями Солоника на воле и
самим знаменитым заключенным. Я даже думаю, что роль у него была одна --
подстраховать Македонского, ведь уходили по отвесной стене, по вбитым
за-ранее кем-то крючьям, в темноте, затем перебирались по крыше и снова
спускались по стенам с высоты пятиэтажного дома. После операции на почке
обессилевший киллер, конечно, нуждался в помощи -- рисковать покровители не
могли.
поверил бы, принял за писательские байки, у них богатое воображение. --
Тоглар, кажется, понял, почему Аргентинец так долго расписывал ему эту
поистине феерическую историю русского гангстера.
лето и ласковый океан, зализывает раны, ему надо набраться сил, прийти в
себя. Но когда он окрепнет, восстановит форму, наверняка сделает где-нибудь
в Париже или Берлине пластическую операцию, получит от покровителей или
заказчиков мокрых дел новые документы и снова появится в России. Заказчиков
у него не убавилось, только цена за выстрел выросла на порядок -- работа-то
опасная. Он обязательно вернется на родину, в Москву, я знаю таких людей:
без риска, острых ощущений они не представляют жизнь, покой им
противопоказан. Надеюсь, ты понял, братан, к чему я рассказал тебе эту
историю?
за интересным разговором. Ну что ж, выпьем кофе и разбежимся. Через полчаса
должны появиться мои партнеры, они не любят до-жидаться у закрытых дверей,
-- и повернувшись к залу, отыскал глазами долговязого парня и нервно
крикнул: -- Официант!
город, погода, да и сама свобода, с которой он еще толком не освоился,
тянули его на улицу, на люди. Как это здорово -- пойти, куда хочешь, зайти,
куда задумаешь, посидеть там, где душа изволит. Да, по-настоящему свободу
ценит только тот, кто ее терял, или не имел вовсе, или только обрел. Как же
сладки ее первые часы, дни!
время года -- еще в богатом убранстве, не опаленные осенью стоят деревья в
многочисленных парках и скверах, хороши и столетние дубы и вязы, высаженные
в начале века вдоль центральных улиц.
реклама, со вкусом, а где-то и с претензией сделанные броские вывески,
столики крошечных кафе на улицах, под яркими тентами, на парижский манер,
роскошно отреставрированные фасады многих исторических зданий, где не
пожалели ни красного дерева, ни полированного мрамора и бронзы -- все это
радовало глаз и душу. Заметил эти городские перемены и Тоглар. Сегодня он
видел Ростов по-особому. Может, оттого, что именно здесь он по-настоящему
глубоко вдохнул воздух свободы, может, Наталья тому причиной -- влюбленные
смотрят на жизнь добрее, мягче, нежнее, и больше замечают прекрасного, таков
уж человек. Но как бы ни пьянила свобода, как бы ни очаровывал предосенний
город, как бы ни волновалось сердце от предстоящей встречи с Натальей,
Константин Николаевич невольно возвращался к разговору с Городецким в номере
и в ресторане. Он был благодарен судьбе за неожиданную встречу с
Аргентинцем, такой полный расклад криминогенной жизни в столице не перед
всяким выложат, да и не всякий ее знает. Впрочем, ни он сам, ни Городецкий,
хотя и имеют вес в преступном мире, ни к грабежам, ни к убийствам, ни к
кражам, ни к рэкету отношения не имеют, не зря же его называют -- чистодел!
Его дело -- бумаги, ксивы. У Городецкого -- карты.
работы среди братвы, как верно подметил Городецкий, он ни разу не подделывал
документ, сам по себе вытягивающий деньги откуда-нибудь из банка или
предприятия. Он мог поклясться в этом. Просто раньше была другая жизнь,
миллионы безналичных денег на счетах любой организации ничего не значили. На
них нельзя было ничего купить не только в розницу, но и на товарных базах.
Оттого и не было "беловоротничковой", бумажной преступности, фальшивых
авизо. В той прежней жизни не было необходимости воровать уголь, нефть,
металл, золото, бриллианты -- никто лично не мог обогатиться за счет
природных ресурсов страны. А счет в швейцарском банке мог присниться разве
только сумасшедшему -- назавтра такой аферист, будь он даже в ранге
министра, сидел бы в подвалах Лубянки. Все надежно охранялось, поэтому
подделывать лицензии, таможенные декларации, разрешения на ввоз и вывоз не
имело смысла, даже и прецедентов таких не было.
все это он широко использовал на своем "монетном" дворе в Чечне, там к его
услугам была самая совершенная техника. И, хотя подручные компьютерщики были
асами своего дела, всегда наступал момент, когда требовалось обязательное
вмешательство человека, особенно когда возникала необходимость в личной
подписи. Взять тот же доллар... Есть детали на купюре, особенно вся
изощренная связь и микрошрифт, которых на фальшивках компьютерной графикой
добивались, а вот подпись казначея штата, а она на каждой серии своя,
никакой техникой не передашь: перевести-то можно, но она получится
мертворожденной, тут нужно четкое клише, сделанное рукой мастера.
перевести, но в случае экспертизы легко определить, что тут компьютерами и
ксероксами нахимичили. Никакой компьютер никогда не сравнится с человеческим
умом, талантом, его беспредельными возможностями. Тоглар помнит, как Алик
Тайванец, тоже, как и Аргентинец, крупный катала, ныне живущий в Германии и
контролирующий почти всю Европу, сказал одному восторженному поклоннику
модной техники: какой бы ни придумали компьютер, он никогда не сможет, как
человек, говорить одно -- подразумевать другое.
"Метрополя", тот верно просчитал: для большой аферы нужна подлинная подпись
и настоящая печать. Но в грандиозные накруты он влезать теперь не
собирается, в этом нет необходимости, пяти миллионов долларов, что лежат в
спортивной сумке "Найк" на втором этаже гостиницы "Редиссон-Ростов", должно
хватить ему надолго. Да и пятьдесят годков, что стукнут в декабре и накатили
незаметно, -- все-таки возраст, хотя и выглядишь, и чувствуешь се-бя на
сорок. Пора думать о своем доме, семье, не век же одному куковать, хочется
пожить спокойной и сытой жизнью буржуа -- само время, обстановка в стране
предоставляли эту возможность, были бы деньги. Поселиться в районе Садового
кольца, ходить на концерты, выставки, вернисажи, попутешествовать по свету
не меньше разыскиваемого всеми спецслужбами мира Македонского. Слетать в
Лос-Анджелес на могилу своего деда, -- говорят, он на него похож, как
вылитый, -- да и вообще попытаться наладить отношения с американской родней.
Для этого не мешало бы издать каталог работ академика Фешина, ведь насколько
он знает, кроме зала в национальном музее Татарстана, ему посвященного,
работы его предка хранятся почти во всех музеях городов Поволжья: в Самаре и
Саратове, в Уфе и Сыктывкаре, в Ижевске, Саранске и Воткинске. И в этом
случае, если он выберет спокойную и размеренную жизнь, Тоглар должен умереть
навсегда, тут всезнающий Аргентинец прав. Но и Модильяни ему воскрешать не
очень бы хотелось, однако скорее всего никуда от братвы не денешься,
особенно в такое время, когда обывателю кажется, что страна живет только по
криминальным законам. Да он и сам без воровского иммунитета тут же станет
объектом повышенного риска -- богатство в России, увы, грозит бедой. А
история с чеченцами может иметь продолжение, тут без старых связей не
спастись. Выходит прямо по пословице: хотел бы в рай, да грехи не пускают.
Но одно хорошо, что криминальный мир Москвы, России потерял прежнюю
однородность, стал пестр, как цыганское одеяло, и ему будет легче
затеряться.
нему, стало гораздо меньше, время нещадно вытеснило его редкую профессию из
обихода, те же ксероксы и компьютеры -- просто рай для тех, кто склонен к
аферам. Любые акции и векселя, облигации и больничные бюллетени, любые
документы от паспорта до водительских прав -- дело трех дней.
тысячи, сотни тысяч конкурентов. Новые алчные чиновники России за деньги
готовы какие хочешь документы выправить, и не фальшивые. Оттого-то братва,
имея за спиной по пять-шесть ходок в зону, свободно разгуливает по миру в
красных пиджаках с зелеными и синими паспортами. Из всех компьютерных
систем, за очень большие деньги, изъяты все данные об их ухабистой, покрытой
кровью дороге, и выглядят они, по новым анкетам, кристально чистыми,
законопослушными гражданами, с шлейфами несуществующих знаний и должностей.
Один пахан на заре освоения запредельных территорий, отдыхая на Солнечном
Берегу в Болгарии, вдруг узнал, что он по документам академик,
член-корреспондент, специалист по каким-то редчайшим наукам, и к нему стали
валом валить тамошние ученые. Но начальное образование нельзя было скрыть
никаким карденовским костюмом, и нашему человеку, во избежание международной
огласки и шума в прессе, пришлось срочно ретироваться домой. Впрочем, это
был еще только восемьдесят седьмой год, нынче подобный "академик" мог просто
послать дотошных коллег на три буквы.
опять оказался на центральной улице Ростова. Только случайно столкнувшись со
встречным прохожим, вернулся в действительность и сразу услышал шумы, звуки
города, ощутил запахи зрелого лета, увидел краски самой нарядной улицы.
"Боже, как хорошо жить, как прекрасна свобода, как сладко ждать любимую
женщину", -- подумал с улыбкой Тоглар. При воспоминании о Наталье он глянул
на свои шикарные "Юлисс Нардан" -- до встречи с нею оставался ровно час.
Магазин ее, "Астория", находился рядом, за углом, но она просила не заходить
на работу. Сегодня приезжал из Парижа их патрон, молодой француз Робер
Ларссон Стиг
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Посняков Андрей