Рауль Мир-хайдаров

Пешие прогулки

---------------------------------------------------------------

OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
---------------------------------------------------------------

Глава I. ПРОКУРОР

Ранний междугородный телефонный звонок. Звонили ему домой, на Лахути.
Взволнованный мужской голос, назвавший его по имени-отчеству, сказал:

-- Беда, большая беда, товарищ прокурор. Убили Ларису Павловну, срочно
приезжайте... -- и тут же положил или уронил трубку.

Амирхан Даутович не успел спросить: как -- убили?! Где?! Но минут
через пять, когда он лихорадочно собирался, телефон звонил беспрерывно.

Вызвав свою машину, Амирхан Даутович сделал единственный звонок;
работал у них в областной милиции один толковый парень, капитан Джураев,
сыскник от Бога. Но жена Джураева ответила, что он уже час назад вылетел на
вертолете на место происшествия, -- значит, милиция уже была поднята на
ноги. После первого звонка еще оставалась какая-то смутная надежда, что
произошла ошибка или если что и случилось с Ларисой, то по крайней мере
жива, но после второго и третьего звонка он понял, что надеяться не на что
-- в таких случаях даже районные судмедэксперты точны в диагнозе. Через три
часа Азларханов был на месте -- в самом дальнем районе области, хотя точно
знал, что Лариса с двумя коллегами работала неподалеку, но уже в другой
республике, где ее тоже хорошо знали. Там местные археологи вскрыли крупное
захоронение XVI века, и Ларису пригласили как специалиста, потому что
обнаружилось много хорошо сохранившейся домашней утвари из керамики.

У морга районной больницы, куда привезли Ларису, как только обнаружил
ее мальчик, случайно наткнувшийся на нее во дворе заброшенной усадьбы,
Амирхана Даутовича поджидало почти все руководство района. Вошел он туда
один и оставался так долго, что капитан Джураев на всякий случай заглянул в
приоткрытую дверь. Прокурор стоял в изголовье жены и окаменело глядел на
нее, все еще не веря в случившееся. Густой кровоподтек на левом виске и явно
испуганное выражение лица говорили Амирхану Даутовичу и без подсказки
медиков, что смерть наступила почти мгновенно. "Я не уеду отсюда, пока не
найду негодяев сам", -- молча поклялся он Ларисе и вышел к дожидавшимся его
людям.

-- В нашем районе двадцать лет не было убийства, -- сказал ему
районный прокурор.

Район, не имевший каких-либо серьезных промышленных предприятий и
избежавший наплыва людей из других мест, и впрямь числился в благополучных,
но до того ли было сегодня областному прокурору.

-- Я думаю, что к вечеру выйду на след, -- сказал Эркин Джураев, когда
они остались с прокурором одни в комнате милиции, которую выделили
специально для Амирхана Даутовича, и протянул ему цветную фотографию,
сделанную "Полароидом".

В их доме на Лахути было много подобных снимков -- фотографы из
"Совэкспортфильма" использовали их для рекламных плакатов.

На веранде сельской чайханы, на айване, покрытом грубым домотканым
дастарханом, где лежала кисть винограда и стояла тарелка с парвардой,
постным сахаром, сидели четверо стариков; перед каждым -- чайник и пиала.
Живописные старцы, в глазах удивление. Отчего -- Азларханов догадывался:
Лариса вынимала из "Полароида" готовый снимок и дарила каждому из них -- как
тут не удивиться. "Полароид" помогал Ларисе устанавливать контакты с людьми,
будь то на базаре, в чайхане или в частном доме.

-- Я успел уже побеседовать с каждым из них, они выражают вам
соболезнование, говорят -- очень милая женщина, так много знает о нашем
крае. Она выпила с ними чайник чая и все расспрашивала о Каримджане-ака,
которому уже почти сто лет, а он до сих пор делает из глины игрушки. Ее
интересовало, не работал ли он в молодые годы в русских мастерских на
станции Горчакове, потому что старики уверяли, что родом тот из Маргилана.
Вот и весь разговор. Она пробыла с ними почти час и, расспросив дорогу к
дому Каримджана-ака, поспешила к нему.

-- Как она попала сюда? -- спросил Амирхан Даутович.

-- Они вчера возвращались домой с раскопок в Таджикистане на "рафике"
краеведческого музея, по пути подвезли какую-то женщину, которая и
рассказала о старике, что живет тут в районе и делает потешные игрушки из
глины -- этим всю жизнь и кормится. Лариса Павловна и загорелась, сошла,
машину задерживать не стала -- коллеги спешили домой, сказала, что зайдет в
районную прокуратуру и попросит, чтобы как-нибудь ее отправили. До
Каримджана-ака она не дошла, но двор, где ее нашли, в глухом переулке по
пути к нему. -- Джураев тяжело передохнул. -- Ясна мне и причина. При ней,
Ларисе Павловне, осталась сумка, а в ней триста восемьдесят рублей, судя по
документам, взятые ею в подотчет в бухгалтерии, на случай, если придется
что-либо приобретать для музея. Скорее всего кто-то польстился на необычный
фотоаппарат, пытался вырвать, Лариса Павловна оказала сопротивление, и
тот, или те, со страху или по злобе ударили ее чем-то тяжелым и тупым по
виску.

Амирхан Даутович невольно видел эту картину и слышал душераздирающий
крик жены о помощи.

-- У нее должен был быть с собой еще один фотоаппарат, более дорогой,
западногерманский "Кодак", -- подсказал он капитану.

Джураев внимательно выслушал прокурора.

-- Этого я не знал. И никто мне о втором аппарате ничего не говорил,
не оказалось "Кодака" при ней, не было его и в сумке, где лежали деньги. И
это меняет дело. Она сошла с "рафика" на автостанции, где, я уже установил,
в тот час было многолюдно. Человек, понимающий толк в аппаратуре, склонный
к преступлению, увидев ценную вещь у хрупкой женщины, к тому же одинокой,
мог пойти за ней следом. Но человек, знающий цену "Кодака", -- он скорее
всего не из местных. С "Полароидом" проще: его явная необычность могла
привлечь и местного -- это сужало, по-моему, круг поиска. Но если человек,
которого мы ищем, пошел вслед за Ларисой Павловной с автостанции, сегодня он
вполне может гулять по Москве или Ростову, в любой точке нашей страны... --
Тут Джураев осекся: -- Амирхан-ака, клянусь вам, я добуду негодяя хоть
из-под земли -- такие преступления не должны прощаться... -- и с
покрасневшими глазами выскочил из комнаты.

Азларханов просидел в комнате час, другой -- телефон молчал, новостей
не было. Он держал в руках фотографию и вглядывался в добродушные лица
стариков, которые беседовали с Ларисой всего шестнадцать часов назад, всего
шестнадцать... И при этой мысли он как бы наперед почувствовал всю
предстоящую горечь жизни, одиночество, пустоту, ибо знал, что до конца дней
своих будет прибавлять к этим шестнадцати сначала часы, затем дни, месяцы,
годы... Ему вдруг так захотелось увидеть стариков, последних, с кем
говорила его жена, увидеть без всякой цели, без намека на допрос, ибо ничего
нового они ему сказать не могли -- все, что нужно, уже выспросил дотошный
Джураев.

Он выглянул в коридор -- у двери дежурил милиционер -- так, наверное,
распорядилось местное начальство, на всякий случай. Передал милиционеру
фотографию, чтобы вернули ее тому, у кого взял Джураев, -- он не хотел
отнимать подарок жены; попросил собрать стариков в чайхане через полчаса.

Машина вернулась минут через десять -- старики, оказывается, в чайхане
с утра и готовы встретиться с ним. Но старики были явно чем-то напуганы, и
разговора не получилось, хотя Амирхан Даутович понимал, что вряд ли их
напугал Джураев -- не та школа, не тот стиль. Настораживало его и то, что
старики прятали свой испуг. Одно прояснилось: был у Ларисы и второй
фотоаппарат, и они точно описали его. Значит, версия с человеком с
автостанции могла быть верная.

Когда Амирхан Даутович шел к машине, на высокой скорости подскочил
милицейский мотоцикл. Сержант, не слезая с сиденья, выпалил:

-- Поймали, товарищ прокурор. Поймали...

Амирхан Даутович нырнул в кабину, и машина рванула с места.

В милиции толпился народ в штатском и в форме. Когда в узком коридоре
появился Азларханов, толпа расступилась, растекаясь вдоль обшарпанных стен,
и Амирхан Даутович шел как сквозь строй, но он вряд ли кого видел -- взгляд
его тянулся к полковнику, стоявшему у распахнутой настежь двери в середине
длинного безоконного прохода. Полковник широким жестом хозяина пригласил
Амирхана Даутовича в кабинет и, торопливо, боясь, что его опередит кто-то из
местных должностных лиц, мигом заполнивших помещение, выпалил:

-- Признался, подлец, признался. Все бумаги подписал.

Посреди комнаты, на стуле, сидел неопрятного вида мужчина средних лет,
по виду бродяга. Шум, гам, толчея в коридоре и в кабинете его словно не
касались, его отрешенный взгляд анашиста говорил о покорности любой судьбе,
лишь бы его оставили в покое. Амирхан Даутович лишь глянул мельком на
задержанного -- сказал собравшимся:

-- Оставьте меня с ним наедине.

Люди нехотя освободили помещение.

Через полчаса Азларханов попросил зайти в кабинет начальника милиции.
Полковник, не отходивший от двери все это время, вошел, заметно волнуясь.

-- Послушайте, Иргашев, я в области почти десять лет прокурор -- и
разве я когда-нибудь давал повод, потакал раскрытию преступлений любой
ценой? Может, это практиковалось там, откуда вас перевели, но вы работаете
у нас в районе пять лет, пора бы и уяснить. Я не могу вас благодарить за
рвение, даже если в данном случае оно касается меня лично. Признание,
которое вы выбили у этого несчастного, ничего не стоит. Что же до ваших