лестничной площадке стояли двое -- из тех, что раскланялись с ним недавно
из-за соседнего столика в "Лидо".
хозяина дома. -- Проезжали мимо, видим огонек, решили зайти проведать, не
возражаете?
сорок, Амирхан Даутович убедился еще раз, что он их не знает. Нельзя
сказать, чтобы бывший прокурор обрадовался ночным визитерам, но он не
испугался и не растерялся. Терять ему в этой жизни больше было нечего: все
дорогое уже потеряно или отнято. Поэтому он шире распахнул картонную дверь
своей квартиры и пригласил нежданных гостей в дом.
уверенный, назвался Артуром Александровичем, а другой, чернявый, вертлявый
-- Икрамом Махмудовичем. Амирхан Даутович предложил сесть, но гости
усаживаться не спешили. Оглядев более чем скромную обстановку в комнате,
Артур Александрович сказал:
приглашением к разговору, но прокурор промолчал. -- Не жалеете, что
отказались от компенсации в сто тысяч?
но прокурора уже ничего не удивляло после того, что произошло с ним,
поэтому он ответил бесстрастно:
вы знаете таких подробностей из моей жизни, Артур Александрович?
досконально -- ни в школе, ни в институте, как вашу...
Даутович -- разговор начинал вызывать у него интерес.
-- не возражаете, если я буду вас так называть? -- изучал я вашу биографию
по личной инициативе и, не скрою, с симпатией. Хочу надеяться, что мы с вами
будем друзьями, по крайней мере нам этого очень хочется.
попытался расположить к себе, настораживало. Ему уже ясно стало, что никакие
это не бывшие его коллеги и не работники партийного или советского аппарата,
за кого он принял их тогда в "Лидо". Но вот кто они, он и предположить не
мог.
один козырь:
Бекходжаев с прошлого года работает прокурором в районе, где некогда
совершил преступление. Ну а чтобы вы не сомневались, что мы знаем о вас
все, Икрам зачитает то, что нам удалось собрать о вас. Пожалуйста, Икрам.
сторонам, явно отрепетированным жестом открыл кожаную папку и достал
бумаги.
Воспитывался в детском доме, так как родители, юристы, были репрессированы в
1937 году. Служил четыре года в военно-морском флоте на Тихом океане.
Закончил в родном городе университет с отличием и аспирантуру в Москве. Был
женат. Жена -- Лариса Павловна Турганова, искусствовед, собравшая частную
коллекцию восточной керамики, которая неоднократно выставлялась за рубежом.
В 1978 году...
и бывший прокурор не сомневался, что знают о нем все или почти все.
для кого-то интерес, даже шантажировать меня нет смысла...
представляете нынче интерес. Время такое: интерес, внимание только к тем,
кто на коне, то есть в кресле. Однако хотелось бы, чтобы вы не принимали нас
и за филантропов -- у нас совсем другие цели, но они не могут принести вам
худого, наоборот, изменят вашу жизнь в лучшую сторону. А то, что нам
пришлось столь тщательно изучить вашу биографию, этого требовали
обстоятельства -- вы потом это поймете и, надеюсь, не будете в претензии.
Слишком многое мы собираемся вам вверить, оттого и не хотели бы подвергать
себя неоправданному риску.
когда получим ваше принципиальное согласие на сотрудничество.
промышленность. Нам позарез нужен юрисконсульт, если уж вы так настаиваете
на краткости.
развелось хоть пруд пруди -- разве это проблема?
вздохнул, удивляясь непонятливости бывшего прокурора, и пояснил: -- Нам
ведь не всякий юрист требуется. Нужен юрист с большим опытом, юридическим и
жизненным. Больше того, человек, изощренный в законах, знающий и понимающий
их противоречия. Ведь недаром же ваши коллеги называли вас Законником и
Ликургом. И притом человек не робкий, привыкший к коридорам власти, знающий
дорогу в Москву, -- и туда простираются наши интересы. Нужен человек
немолодой, внушающий доверие и уважение, образованный и эрудированный. В
общем, нужен человек с умом и характером. Отсюда и столь подробное ваше
досье, прокурор... Признаемся, доля риска, и немалая, свяжись мы с вами,
имеется. Но в случае удачи, если мы найдем пути к сотрудничеству, --
выигрыш для нас несомненен: ваш юридический опыт, ваши связи сослужили бы
нам неоценимую пользу.
еще не понимая, чего от него хотят ночные гости.
задумываясь:
-- Гость выразительно повел взглядом.
кажется, не утратили прокурорской хватки. Но мы ведь не зря зачитали ваши
анкетные данные. А логика такая, хотя и придется кое в чем повториться. Нам
кажется, государство никогда не ценило и теперь уже вряд ли когда оценит
вашу верность идее или долгу -- затрудняюсь, как это точнее назвать. Как не
оценили в свое время ваших родителей, скажем так. Они сгинули без следа,
сами вы росли сиротой. Вашу жену убили, вас лишили дома, работы, честного
имени, здоровья... Убийца и его покровители не только на свободе, но и
процветают на тепленьких постах. Так что у вас, на наш взгляд, должны уже
сложиться свои взгляды на отношения личности с государством. В то же время
то, что вы не взяли сто тысяч у Бекходжаевых, вызывает наше уважение.
мелькнула даже мысль показать гостям на дверь. Но какое-то внутреннее
чувство удержало его от такого поступка. Кто знает, может, жизнь
предоставила ему редкий, последний шанс послужить правосудию, и хоть
запоздало, но искупить, пусть частично, свою вину перед обществом? Вину эту
Амирхан Даутович, как прокурор, с себя не снимал. А выгнать непрошеных
гостей он всегда успеет, не в этом геройство.
поднявший разваленное предприятие, не вылазившее из прорыва лет десять.
Привлекался он за то, что без документации, без государственных строительных
организаций построил ремонтную базу и утепленные гаражи для своего
автохозяйства. Нарушение с точки зрения закона было налицо, хотя корыстных
целей он не преследовал. Так этот хозяйственник сказал ему однажды с
горечью:
сделанное.
праведным гневом, указать пришельцам на дверь, и это был бы искренний
поступок; но разумнее выходило сдержаться, ждать, слушать, вникнуть в суть
-- ведь он даже не знал еще сути дела, в котором ему отводилась роль, и
немалая, судя по откровению ночного гостя. А что касается логики Артура
Александровича, которую тот считал неотразимой, единственно верно
рассчитанной, бьющей в десятку, в сердце, так был ли смысл ее оспаривать --
все равно каждый из них останется при своем мнении, в таком возрасте им
обоим поздно менять свои убеждения. Разве понял бы ночной гость, что для
Амирхана Даутовича Бекходжаевы, Иргашевы никак не олицетворяли ни Советскую
власть, ни партию, ни государство, как не олицетворяли эти понятия и те, что
сгубили его родителей. Беда его родителей была одним из осколков общей
беды, и сейчас, на новом витке истории, случившееся с ним также нельзя было
считать только личной бедой, это тоже было одно из лиц общей беды -- и
только так понимал события вокруг Амирхан Даутович. Сейчас было ясно -- его
втягивали в какое-то крупномасштабное предприятие, и дело это скорее всего
напоминало айсберг: верхняя, надводная, часть имела легальный статус, а
основная, подводная, была темна, как океанские глубины, и она-то требовала
определенного юридического прикрытия.
новой волны советских миллионеров, ворочавших "теневой" экономикой, о
существовании которой проницательные люди не только догадывались, но и
ощущали ее присутствие повсюду. И идти добровольно в объятия такого
синдиката, где царят свои жестокие законы, было небезопасно. Уж об этом
Амирхан Даутович знал. Но была и другая мысль: "С юности я поклялся
посвятить жизнь борьбе за справедливость и оказался вдруг не нужен закону и