Чтение 44–й страницы книги ~Пешие прогулки~

-- Выходит, вы почти дон Корлеоне, Крестный отец? -- спросил Амирхан
Даутович, постаравшись скрыть усмешку.

-- Выходит, что так, прокурор. Вы быстро освоились с моей видеотекой,
-- засмеялся Артур Александрович. -- Теперь я уж и сам не понимаю, какой
талант в жизни действительно более важен, хотя меня и не радует, что
прокурор Хаитов побаивается меня, -- ведь он далеко не трус. Я бы не хотел
такой зловещей популярности.

Разговор делался все более напряженным, и Амирхан Даутович подумал,
что пора бы остановиться: дальнейшее любопытство могло привести к
непредсказуемому результату. И так он получил массу информации, которую
еще необходимо переварить.

-- Я замучил вас сегодня вопросами, вы уж извините. Не хотел бы больше
злоупотреблять вашим гостеприимством и откровенностью... Завтра у вас --
впрочем, уже сегодня -- напряженный день. Да и мне выходить на работу,
потому разрешите поблагодарить за столь насыщенный и приятный вечер и
откланяться...

Артур Александрович бросил взгляд на часы и удивился.

-- Да, скоро светать начнет, -- сказал он со странным сожалением --
ему, кажется, не хотелось расставаться с прокурором, словно он спешил
выговориться, исповедаться.

"Что бы это могло значить? -- мелькнула у Азларханова мысль. --
Минутная слабость? Расчет? Искреннее желание заполучить в деле надежного
союзника, для которого деньги не играют особой роли в жизни? Или он, как и
я, чует грядущий ветер перемен в общественной жизни и хочет сам подпалить
свой "театр" со всех сторон? Хлопнуть напоследок дверью?" Об этом еще
предстояло поразмыслить.

-- Это вы извините меня, ради Бога, что заговорил вас. Я ведь знаю,
что вы живете в определенном режиме, а я сегодня лишил вас не только
прогулки, но и сна. Неделю назад, в первое наше знакомство, я заверял вас,
что мы будем всячески оберегать ваше здоровье, а сам, выходит, не держу
слова. Хотя я рад, что так вышло. Кажется, я никогда в жизни не был столь
многословен. Как говорят женщины: наболело...

Он опять глянул на часы:

-- Сейчас уже почти утро. Вы отдыхайте, затем, как обычно, обед у
Адика, а после обеда я представлю вас на работе -- к этому времени
подготовят ваш кабинет, я распорядился там кое-что изменить...

Он проспал почти до обеда, и крепкий сон восстановил его силы.
Принимая душ, Азларханов подумал, что, пожалуй, придется привыкнуть и к
ночной жизни, коли уж взялся выяснить истинные размеры айсберга и выявить
по возможности всех актеров уникального театра Шубарина.

Зная пунктуальность Шубарина, Амирхан Даутович спустился вниз в точно
назначенное время. Шубарин уже сидел за своим столиком и подливал помятому
после бессонной ночи Икраму Махмудовичу "Боржоми" в тяжелый хрустальный
бокал -- чувствовалось, что Файзиев появился лишь минутою раньше, наверняка
зная, что застанет здесь своего компаньона. Перекинувшись с Шубариным
двумя-тремя фразами, Плейбой от обеда отказался и ушел отдыхать.

Глядя на Шубарина, никто бы не предположил, что у него за плечами
бессонная ночь, а до обеда он уже провел в трех местах планерки, посетил два
ремонтных завода и нанес визит в горисполком.

Ритуал обеда, похоже, тоже был выработан давно и носил деловой
характер: суеты не было, все чинно, размеренно, но в этой размеренности
чувствовался ритм, и Адик с ног не сбивался -- он хорошо владел своим
ремеслом, не зря же ценил его Артур Александрович. На обед они затратили
ровно столько времени, сколько и в первый раз. Амирхан Даутович обратил на
это внимание -- отныне он должен был свыкаться с ритмом жизни Японца.

Когда они поднялись из-за стола, прокурор увидел, что Ашот тоже в
зале, и обедал он за тем же столом, где и в прошлый раз. Видно, Артур
Александрович все, что мог, доводил до системы, до автоматизма, подвергал
все тщательному учету и анализу, ничто в его поступках не было случайным, и
это следовало учитывать, если задумал разобраться в конструкции его
системы...

-- Давайте пройдемся до службы пешком -- вам ведь вчера не удалось
погулять, -- предложил Артур Александрович и подал знак Ашоту, уже
дожидавшемуся их в машине. "Волга", медленно вырулив на дорогу, тут же
уехала. -- Это совсем недалеко, да и после обеда, пройтись не мешает.

Идти пришлось действительно недолго и не совсем туда, куда предполагал
Амирхан Даутович.

Они подошли к внушительному зданию бывшего рудоуправления.

Поднявшись по мраморной лестнице, Ликург увидел респектабельную,
золотом на граните вывеску: "Управление местной промышленности".

-- Да, теперь это наше здание, -- подтвердил не без гордости Шубарин,
заметив удивление прокурора.

В просторной приемной на втором этаже слева и справа располагались
кабинеты бывших руководителей рудоуправления. На одной массивной дубовой
двери, что слева, столяр прилаживал ярко начищенную бронзовую табличку:
"Азларханов А.Д.". На противоположной двери на такой же табличке значилось:
"Шубарин А.А.". Туда и пригласил своего юриста Артур Александрович.

"Помещение не по рангу. И тут наш "хозяин" пожинает, что не сеял", --
успел подумать Азларханов, переступив порог роскошного кабинета.

У Артура Александровича, видимо, день был расписан по минутам: он не
дал возможности ни толком разглядеть кабинет, ни порассуждать о нем, тут же
распорядился по селектору:

-- Татьяна Сергеевна, будьте добры, пригласите ко мне тех, кому я
назначил на четырнадцать двадцать. -- Обращаясь к прокурору, пояснил: --
Сейчас я представлю вас нашим главным специалистам, они помогут вам войти в
курс дела. Есть несколько неотложных исков по штрафным санкциям к
поставщикам, есть материалы, которые, на мой взгляд, стоит передать в
Госарбитраж; но таких дел мало, и у вас будет время спокойно ознакомиться и
со структурой, и с отчетной документацией. Если вам будет не ясно, эти
товарищи помогут разобраться.

Распахнулась высокая дверь с тамбуром, вошли двое. Первым Артур
Александрович представил Александра Николаевича Кима, а вторым -- Христоса
Яновича Георгади. У каждого в руках было по три-четыре увесистые папки.

И главный бухгалтер, и главный экономист управления оказались людьми
преклонного возраста, чего Амирхан Даутович никак не ожидал. Не исключено,
что старый кореец застал еще времена нэпа, по крайней мере, имел о них не
книжное понятие, в этом можно было не сомневаться.

Георгади, судя по выговору, принадлежал к тем грекам, что приехали к
нам в страну в конце сороковых. Этот тоже, видимо, знал рыночную экономику
отнюдь не по учебникам, да и "Капитал" Маркса, наверное, трактовал несколько
иначе, чем предполагал автор.

И прокурор лишний раз убедился, что айсберг Шубарина, безусловно,
создан умом и потопить его будет непросто. В таком составе мозговой трест,
конечно, представлял силу, изощренную силу, -- таких голыми руками не
возьмешь.

Вся церемония представления прокурора высшему совету управления заняла
не больше десяти минут. Оставив папки с документами для ознакомления новому
юристу, старики удалились, пообещав Амирхану Даутовичу всяческое содействие
в работе.

-- У вас, я вижу, интернациональный коллектив, -- не преминул заметить
Амирхан Даутович, надеясь, что хозяин кабинета несколько шире представит
своих главных специалистов.

Но Шубарин, видимо, в рабочее время редко пускался в пространные
разговоры, потому и ответил коротко:

-- Видите ли, у меня несколько иной принцип подбора кадров, чем,
положим, в обкоме. Я не раздаю должности ни по номенклатуре, ни по связям,
тем более для меня не важен пятый пункт в анкете, то есть национальная
принадлежность, я подбираю людей по деловым качествам -- иных критериев у
меня нет. И пусть моему бухгалтеру уже восемьдесят, я не променяю его и на
двух сорокалетних и мирюсь с тем, что он работает два-три часа, да и то не
каждый день.

Наверное, заметив, что юрист удивлен краткостью церемонии
представления, счел нужным добавить:

-- Не удивляйтесь, что они ничего у вас не спрашивали. Они знакомы с
вашим досье, как и я, и я не один решал, пригласить вас на эту должность
или нет. Они знают, чем вы будете заниматься и чего мы от вас хотим. А
теперь я покажу ваш кабинет, и приступайте... с Богом...

Артур Александрович поднялся из-за стола, чтобы помочь Амирхану
Даутовичу перенести оставленные для него папки.

Столяра в приемной уже не было. Послеобеденное солнце било в окно,
надраенная табличка с именем сияла отражением. Привинчено было основательно,
на четыре медных шурупа. Надолго ли? -- мелькнуло у прокурора. С Шубариным
шутки плохи!

А тот широко распахнул дверь:

-- Добро пожаловать, -- и пропустил Амирхана Даутовича в кабинет
первым.

Кабинет по размерам, по убранству походил на тот, из которого они
только что вышли, но там чувствовался стиль самого хозяина -- он был строг,
официален, а этот как бы еще не имел лица.

Амирхан Даутович положил папки на двухтумбовый стол, крытый зеленым
сукном, и огляделся. И сразу же на боковой стене, как прежде у себя в
прокуратуре, увидел привычный рекламный плакат выставки Ларисы. Амирхан
Даутович невольно шагнул к стене и долго молча вглядывался в лукавое лицо
старика на ишачке, возвращающегося с базара с голубым ляганом. Неожиданное
волнение охватило бывшего прокурора; не оборачиваясь, он сказал:

-- Спасибо, я тронут вашим вниманием. -- Затем, возвратившись к столу,