знаку Артура Александровича они быстро разлили водку и коньяк -- вероятно,
знали, кто чему отдает предпочтение.
которой они сегодня здесь собрались. Потом он стал говорить о Ларисе
Павловне, наверное, адресуясь прежде всего к тем нескольким мужчинам за
столом, что были незнакомы прокурору. Говорил долго -- он действительно знал
о ней немало... Упомянул события, подзабытые и самим прокурором. Память
незаметно унесла Амирхана Даутовича в минувшие счастливые дни, и он перестал
слушать Артура Александровича. Он не отрывал глаз от портрета жены,
висевшего прямо над головой Коста... Мелькнула мысль, что ведь это первые
многолюдные поминки Ларисы -- все прошлые годы он поминал ее один, и годы
выпадали один безрадостнее другого, единственным утешением ему служило то,
что хоть успел, не оставил ее могилу безымянной.
поставившим памятник Ларисе, -- братья, не сводя глаз с Артура
Александровича, внимательно слушали взволнованную речь. И когда все подняли
рюмки, Амирхан Даутович тоже выпил коньяку. Потом слово взял прокурор
Хаитов -- он говорил о трагической судьбе Ларисы, которую хорошо знал,
говорил о доле, выпавшей Амирхану Даутовичу, о том, с каким мужским
достоинством нес он свой крест. Слушая выступавших одного за другим Икрама
Махмудовича, братьев Григорянов, старого бухгалтера Кима, прокурор вдруг
ощутил, какой волшебной магией обладает целенаправленное, страстное
слово... Скажи сейчас Артур Александрович, что нужно тут же встать и пойти
врукопашную на Бекходжаевых, вряд ли кто уклонился бы, не говоря уже о том,
чтобы усомниться душой в необходимости такого шага. Какой дух братства,
единства, жертвенности витал над столом! И создал эту атмосферу Шубарин.
такое сострадание своему горю, услышит столько искренних слов сочувствия,
взволнованные заверения в том, что он всегда может положиться на них,
сидящих за столом, в борьбе со своими недругами, сгубившими его жену. Не
рассчитывал он и пить более одной-двух рюмок армянского коньяка "Ахтамар",
любимого Икрамом Махмудовичем, главным администратором по части достать --
столы были тесно уставлены бутылками, но как можно было отказаться, если
обращались к тебе с такими трогательными словами и заверениями.
взад-вперед, меняя холодные закуски на горячие, одни деликатесы на другие,
выставлять все новые и новые батареи охлажденного "Боржоми". Принесли и
первое горячее -- плов из перепелок, который, как объявил Файзиев, он
приготовил по такому случаю сам. Постепенно в банкетном зале становилось
все более шумно, как и в большом, к плову появились за столом новые лица, в
основном люди, близкие Артуру Александровичу и Икраму Махмудовичу. Шубарин,
державший все под контролем, глазами отдавал распоряжения все понимающему
Адику, не забывал ухаживать за Амирханом Даутовичем, замечая, что тот время
от времени как будто выпадает из компании, проваливаясь памятью в прошлое.
Подкладывал прокурору закуски, потчевал, как хлебосольный хозяин: попробуйте
-- это миноги, или вот этот особый салат из молодого папоротника, его
регулярно присылают бухгалтеру с Камчатки, или шампиньоны, приготовленные
по давнему греческому рецепту, хранящемуся в семье Георгади.
врывался свежий ветерок. Наступало время его каждодневной прогулки, но уйти
из-за стола было неудобно, хотя прокурор ощущал потребность побыть одному.
И вдруг, в который уже раз словно читая его мысли, Артур Александрович,
наклонившись, тихо предложил:
чем в зале?
ним.
Александрович, -- подышим. Может, нагуляем аппетит -- еще предстоит отведать
какие-то особенные манты и самсу, начиненную рублеными ребрышками из
баранины. Икрам Махмудович привез из кишлака какого-то чародея по этой
части -- вы ведь знаете, Файзиев у нас гурман, и вкус у него отменный. Ему
бы еще такой вкус в делах проявлять, цены бы не было.
цветы на могиле Ларисы, и за вечер памяти, так прекрасно организованный, и
за добрые слова о ней, но что-то сдерживало его.
сюрпризы, но все же не удержусь от возможности сообщить одну приятную для
вас новость именно в этот горестный день. Я буду рад, если известие утешит
вас и отчасти вернет утерянный душевный покой.
ошибся.
прокурора Анвара Бекходжаева...
свою очередь спросил Шубарин. -- Его убили вчера вечером, и я даже знаю --
кто.
свое волнение и охвативший его неожиданно страх.
побледневшему Азларханову.
прилепился невзрачного вида молодой человек с короткой стрижкой. Сколько
Азларханов ни вглядывался в снимок, сделанный в зале "Лидо", человек с
раскосыми глазами на тонком бледном лице с крупным ртом, портившим симметрию
лица, был ему незнаком. Он не мог припомнить его, а фотография была
настоящая, не монтаж, скорее всего незнакомец присел рядом с ним на секунду
по сценарию и по приказу Японца в один из вечеров, когда прокурор спускался
в разгар веселья выпить свой чайничек чая.
срок за убийство вашей жены, а точнее за своего дружка, Анвара Бекходжаева,
убившего Ларису Павловну.
мальчишкой...
дел натворит. Я ведь уже говорил вам: зло рождает только зло... --
прокомментировал Шубарин.
он понял ход Японца -- оттого и фотография на всякий случай. Вот оно, дело,
которым тот решил повязать его на всю жизнь. Теперь Шубарин не сомневается,
что прокурор у него на привязи, и крепко -- даже мысли вильнуть в сторону не
может возникнуть -- вместе до гробовой доски. Старый, как мир, прием
уголовников -- привязать кровью, мокрым делом, то есть убийством. И если
что, Азат Худайкулов, приведись ему отвечать за содеянное, скажет, что
нанял его прокурор, чтобы отомстить за свою жену.
того в адъютантах ходил чуть не с пеленок?
стороны, оттого и месть крутая. Не сдержали Бекходжаевы свое слово... На
первых порах помогали, посылки регулярно присылали, наведывались, матери
его больной оказывали всяческое содействие. А потом внимание иссякать
стало -- мало кто выдерживает испытание временем -- в обузу стали
Худайкуловы. Мать умерла, а перед смертью написала горестное письмо Азату и
обвинила в своей смерти Бекходжаевых. Каково в тюрьме получить такое письмо
от матери, зная, что ты отбываешь срок за них? И стал он жить одной мыслью,
одной-единственной надеждой: отомстить своему вероломному другу -- других
желаний, насколько мне известно, у него в жизни нет. И подогревали его,
конечно, дружки по тюрьме, тем более узнав, что вероломный товарищ к тому же
прокурор, злобный, невежественный, свирепствующий, задушивший поборами всех
вокруг. Ведь в тюрьму, как ни парадоксально, сведения доходят быстро и в
большом объеме, и о реальной изнанке жизни здесь имеют представление
получше, чем в райкоме. Так что он жил, моля аллаха, чтобы не убили его
врага другие, потому что год назад узнал, что есть люди, и весьма серьезные,
которые уже приговорили к смерти прокурора Бекходжаева. А в той среде, где
это было сказано и в которой Азат теперь не последний человек, словами не
бросаются -- это не профсоюзное собрание, отвечать приходится, репутация в
уголовной среде дороже жизни.
несчастного молодого человека, пострадавшего, как и вы, я понял, что ваши
интересы совпадают. А для себя я посчитал весьма благородным поступком, если
смогу помочь установить, хоть и запоздало, справедливость. Я попросил
доставить Азата в "Лас-Вегас" на несколько часов, тогда и засняли вас
случайно, на память. Я хотел поговорить с ним, понять, насколько серьезны
его намерения и что он за человек, можно ли положиться на него. В тюрьме он
прошел большую школу, рассуждал вполне здраво, а намерения его были
серьезные, дальше некуда. Я обещал ему помочь, обговорив кое-какие условия,
-- он принял их.
использовать Коста на воле против вас почти полгода, так почему я не мог
взять Азата из колонии всего на несколько часов. Люди Ашота, хорошо изучив
привычки Бекходжаева, разработали план, и Азату преподнесли все на блюдечке