совсем крошкой, лилипуткой. Собака доходила ей почти до плеча. Она
казалась нам маленькой девочкой с огромным псом, до тех пор пока не
подошла поближе, и я навсегда запомнил ее такой.
разговора, ладно? Пусть это останется между нами.
показывая ей дорогу.
ребенок.
выдуманное имя гулко отдавалось от стен огромного гаража. Наконец она села
за стол между мной и дядей. Она немного запыхалась.
Хочешь мятной настойки с водой? С холодной водой или со льдом?
меня, как всегда, немного закружилась голова.
что он опять будет держать ее во рту до тех пор, пока она не обожжет ему
губы. - Твой граф очень мил... и прекрасно воспитан.
глупо вел себя, что Ивонна в конце концов ущипнула меня за щеку и сказала:
мне просить руки вашей племянницы". Я до сих пор считаю, что тогда для
этого был самый подходящий момент, но... я так и не договорил...
могли бы начать новую жизнь. И не расставаться до самой смерти. Мне было
так хорошо сидеть с ними за столом в огромном гараже, которого, скорей
всего, теперь уже давно не существует.
сиреневатым флером. Флером? Нет, скорее я вижу Ивонну и Мейнта сквозь
заглушающую звуки завесу и не могу сорвать ее, чтобы услышать их голоса.
Боюсь, что скоро перестану различать даже лица и, чтобы немного оживить их
в памяти, я и...
давным-давно. Оба они скучали в своем захолустном городишке, оба мечтали.
Это их сблизило. Они надеялись при первой же возможности уехать из этой
"проклятой дыры" (по выражению Мейнта), где было весело только летом, в
"сезон". И вот однажды Мейнт сошелся с бельгийским бароном-миллиардером,
остановившимся в "Гранд-Отеле" в Ментоне. Барон влюбился в него без
памяти, что для меня нисколько не удивительно, поскольку в юности Мейнт
был недурен собой и обладал прекрасным чувством юмора. Под конец бельгиец
уже не мог без него обходиться. Мейнт представил ему Ивонну как свою
"сестренку".
мне о нем с нежностью, почти как об отце. У него была большая вилла на
мысе Ферра, и он постоянно снимал роскошный номер в отеле "Пале" в
Биаррице и в "Бо-Риваж" в Женеве. При нем состоял целый штат прихлебателей
и прихлебательниц, сопровождавших его повсюду.
ходил очень быстро, а при ходьбе сутулился. У него были некоторые причуды:
летом он не выходил на солнце и целые дни просиживал в своем номере в
"Пале" или в комнатах на вилле при закрытых ставнях, занавешенных окнах и
вечернем освещении. При нем находилось безотлучно несколько молодых людей.
От постоянного сидения взаперти с них сходил их великолепный загар.
противоречили. То становился резок, то очень ласков. Мейнту он говорил со
вздохом: "В душе я - бельгийская королева Елизавета... Понимаете,
несчастная, несчастнейшая королева Елизавета... Мне кажется, ты
чувствуешь, как тяжело мне приходится!" От барона Мейнт узнал имена всех
членов бельгийской королевской семьи и мог в одну минуту начертить их
генеалогическое древо на уголке бумажной скатерти. Он многократно
проделывал это, чтобы меня позабавить.
многими интересными и утонченными людьми. Он часто навещал на мысе Ферра
своего соседа и близкого друга английского писателя Сомерсета Моэма. Мейнт
вспоминал, что однажды ужинал за одним столом с Сомерсетом Моэмом, даже не
подозревая, что это он.
зачастили к барону, привлеченные роскошью его прихотливой жизни. Так
собралась "компания", превратившая свое существование в вечный праздник.
Каждый раз с виллы уезжало по пять-шесть открытых автомобилей. Ездили на
танцы или на корриду.
шестнадцать, ему - двадцать. Все их обожали. Но когда я просил показать
мне фотографии тех лет, оба уверяли, что не сохранили их. И вообще
рассказывали обо всем этом неохотно.
собой. Либо погиб в автомобильной катастрофе. Мейнт снял квартиру с
Женеве. Ивонна поселилась вместе с ним. Позднее она стала манекенщицей в
миланском доме моделей, никаких других подробностей мне выяснить не
удалось. Может быть, Мейнт между делом окончил медицинский? Он часто
говорил, что у него в Женеве "медицинская практика", и я каждый раз хотел
спросить: "В какой области?" Ивонна жила то в Риме, то в Милане, то в
Швейцарии. Работала, что называется, "манекенщицей по контракту". Вот,
кажется, последняя подробность. Но если я спрашивал, где именно она
познакомилась с Мадейей: в Риме, в Милане или в "компании" барона - и
каким образом он выбрал ее на роль в "Liebesbriefe auf dem Berg", она
уклонялась от ответа.
неопределенно намекали на что-то и противоречили друг другу.
я в конце концов вычислил. (Сами они упорно отказывались назвать его по
имени. Стыдились? Или хотели замести следы?) Когда-нибудь я разыщу всех,
кто составлял "компанию", и, может быть, кто-нибудь из них вспомнит
Ивонну... Я съезжу в Женеву, в Милан. Может быть, я разыщу потерянные
кусочки завещанной ими головоломки.
на лето в родной город и после длительного отсутствия - до сих пор они
заезжали сюда редко и ненадолго - чувствовали себя здесь чужими. Ивонна
призналась, что, скажи ей кто-нибудь в шестнадцать лет, что когда-нибудь
она остановится в "Эрмитаже", словно в незнакомой гостинице неизвестного
курортного города, - она бы не поверила. Я же всегда мечтал родиться в
провинциальном городке и не понимал, как можно отречься от места, где
прошло твое детство, от родных тебе улиц, площадей и домов, с которыми
столько связано. От своей родины. Вернуться на родину и не испытать
восторга! Я очень серьезно объяснял Ивонне, как тяжело мне самому дается
жизнь изгнанника. Она меня не слушала, валялась себе на кровати в драном
шелковом халате и курила сигареты "Мюратти": ей очень понравилось их
название, необычное и таинственное. Мне же оно казалось скучнейшим,
поскольку в нем слышалось что-то итальянское или египетское, как в моей
выдуманной фамилии. Я напоминал ей о 201 шоссе, о церкви Святого
Христофора, о дядином гараже. А как же кинотеатр "Блеск"? А как же улица
Руаяль, на которой она в шестнадцать лет останавливалась у каждой витрины?
А как же множество других мест, которых я не знаю, но зато знает и помнит
она? Вокзал, например, или парк около казино. Она пожимала плечами. Нет.
Никаких воспоминаний об этом городе у нее не сохранилось.
того. Мы приходили туда днем, часа в два, когда отдыхающие сидели на пляже
или спали после обеда. Нужно было пройти под аркадами до "Таверны",
пересечь улицу и опять нырнуть под аркады. Они окружали два больших
квартала, застроенных зданиями вроде казино в стиле тридцатых годов, такие
встречаются в Париже на окраине семнадцатого округа и на бульваре
Гувьон-Сен-Сир, ну и, конечно, в Диксмюде, Изере и на Сомме. Называлась
чайная - "Регана", и аркады защищали ее от солнца. Чувствовалось, что
раньше здесь было посетителей в избытке, но "Таверна" вскоре затмила
чайную. Мы садились за столик в самой глубине зала. Кассирша, коротко
стриженная брюнетка по имени Клод, дружила с Ивонной. Она подсаживалась к
нам. Ивонна расспрашивала ее о людях, имена которых я уже знал из их
разговоров с Мейнтом. Да, Рози получила от отца в наследство гостиницу в
Ла-Глюза, а Паоло Эрвье работает в магазине антиквариата. Пемпин Лаворель
по-прежнему гоняет на машине как бешеный. Он недавно купил "ягуар". Клод
Акунин Борис
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Муркок Майкл
Черепнин Владимир
Ильин Андрей