повязанным бирюзовым шейным платком. Он привез из Женевы сигареты и
настойчиво предлагал их нам. "Правда, нельзя терять ни минуты, - говорил
он, - иначе мы опоздаем к Мадее (или Мадейе)".
Мейнт, закусив мундштук, на поворотах жал на газ, только чудом мы выехали
целы и невредимы на проспект д'Альбиньи. Я поглядел на Ивонну и удивился:
ее лицо не выражало ни малейшего испуга. Я даже слышал, как она
засмеялась, когда машину занесло.
австрийский кинорежиссер. Он сейчас снимал фильм неподалеку, а именно в
Клюза, на лыжной станции в двадцати километрах отсюда, а Ивонна играла у
него. Мое сердце учащенно забилось.
нажимая на газ.
"Мире кино" или в том же "Киноежегоднике", который обнаружил в ветхом
книжном магазинчике в Женеве и листал во время бессонницы, пока не выучил
наизусть имена и адреса артистов и постановщиков? Даже сейчас в памяти
всплывают какие-то отрывки:
Фильмы с ее участием: "Папаши задают тон", "Мисс Катастрофа", "Полька в
наручниках", "Заговорщики", "Привет, лекарь".
ответила шепотом: "Это секрет", - и приложила пальчик к губам. Мейнт
прибавил с еле слышным, тревожным смешком:
плыли в теплом воздухе такой ясной, ласковой ночи, какой я никогда больше
не видел, разве только в мечтах о Флориде. Пес положил голову мне на
плечо, и я чувствовал его горячее дыхание. По правой стороне до самого
озера тянулись сады. После Шавуара их сменили пинии и пальмы.
ворота. На них деревянная табличка: "Вилла "Липы" (название, как у моего
пансиона). Довольно широкая дорожка, усыпанная гравием, обсаженная
деревьями и какой-то буйной растительностью, вела к крыльцу большого
белого дома с розовыми ставнями - здания эпохи Наполеона Третьего. Перед
ним стояло в ряд несколько машин. Миновав вестибюль, мы оказались в зале,
по-видимому, гостиной. Тут, в мягком свете двух-трех ламп, я увидел
приглашенных: одни стояли у окна, другие сидели на белом диване, кажется,
больше мебели в гостиной не было.
по-немецки. Прямо на полу стоял проигрыватель, и лилась тягучая музыка,
под которую густой бас выводил все одно и то же:
искал кого-то, но сами собравшиеся не обращали на нас никакого внимания.
Мы открыли стеклянную дверь и вышли на веранду с зеленой деревянной
балюстрадой. Здесь стояли шезлонги и плетеные кресла. Китайский фонарик
отбрасывал гирлянды причудливых, словно узор на гипюре, теней, и казалось,
что кружевные вуали внезапно укрыли лица Ивонны и Мейнта.
всевозможных закусок. Очень высокий светлый блондин приветственно взмахнул
рукой и направился к нам, опираясь на трость. В бежевой рубашке с
короткими рукавами, расстегнутой на груди, он мне напомнил колонизатора
тех времен, когда в колониях было много всяких личностей "с темным
прошлым". Мейнт представил мне его: "Рольф Мадейя, режиссер". Тот
наклонился, поцеловал Ивонну и похлопал Мейнта по плечу. Он выговаривал
его имя с придыханием на "т", на английский манер. Он повел нас к буфету.
А вот и жена хозяина - высоченная блондинка, почти одного с ним роста,
валькирия с отсутствующим взглядом (она смотрела словно сквозь нас
невидящими глазами).
вида, а сами переходили от одной группы гостей к другой. Ивонна со всеми
перецеловалась и на вопрос, кто я такой, отвечала: "Мой друг". Насколько я
понял, большинство присутствующих участвовало в "фильме". Все разбрелись
по парку, ярко освещенному луной. Блуждая по заросшим аллеям, мы набрели
на чудовищной толщины кедр. Дошли до ограды, за которой слышался плеск
воды в озере, и долго стояли. Дом отсюда едва виднелся, он выглядывал
из-за ветвей разросшихся деревьев так же неожиданно, как неожиданно
возникал из зарослей поглотившего его девственного леса старинный городок
в Южной Америке с оперным театром в стиле рококо, собором и особняками из
каррарского мрамора.
промелькнули мимо нас, прячась в густых зарослях под покровом ночи.
Остальные держались поближе к дому или сидели на веранде. Мы
присоединились к ним. Но где же Мейнт? Может быть, внутри, в гостиной? К
нам подошел Мадейя. Он сказал с немецко-английским акцентом, что охотно
остался бы здесь еще на пару недель, но ему необходимо съездить в Рим. Он
снова снимет эту виллу в сентябре, "когда монтаж фильма будет закончен".
Он обнял Ивонну за талию, и я не мог понять, фривольность это или
фамильярность.
взгляд его заволакивается туманом. - Вас зовут Хмара, не так ли? - Туман
вдруг рассеивается, глаза вспыхивают голубым холодным огнем. - Хмара... в
самом деле Хмара, да?
затуманился, расплылся. Он, безусловно, обладает способностью наводить
свои глаза на резкость, как бинокль. Когда он хочет отстраниться, его
взгляд становится туманным и все вокруг кажется смутным, бесформенным. Я
хорошо знаю этот прием, потому что сам частенько так делаю.
Ильзе?
молодыми людьми. Она оборачивается с улыбкой.
продолжила свой разговор. Мадейя пожал плечами и обеими руками взялся за
трость.
да?
огромный, грузный, глядя на залитый луной парк.
Молодая черноволосая женщина с таким большим вырезом на платье, что видны
были ее груди (готовые при каждом резком движении выскочить из декольте),
протянула нам два бокала с чем-то розоватым. Женщина захлебывалась от
смеха, целовала Ивонну и упрашивала нас по-итальянски попробовать
коктейль, который она приготовила "специально для нас". Ее звали, если мне
не изменяет память, Дэзи Марчи. Ивонна объяснила мне, что она сыграла в
фильме главную роль и тоже станет знаменитостью. Ее знают в Риме. Женщина
уже отошла от нас и, смеясь еще громче, встряхивая длинными волосами,
направлялась к стройному мужчине лет пятидесяти с узким лицом, стоявшему в
проеме стеклянной двери с бокалом в руке. Это был голландец Гарри
Дрессель, один из актеров, снимавшихся в фильме. Остальные сидели в
плетеных креслах или стояли, облокотившись о балюстраду. Какие-то женщины
обступили жену Мадейи, по-прежнему улыбавшуюся с отсутствующим видом. Из
гостиной доносился приглушенный гул голосов и монотонная, тягучая музыка,
только на этот раз бас повторял:
человечком, едва достававшим ему до плеча, так что, разговаривая с ним,
Мадейе все время приходилось наклоняться. Так они прохаживались перед
верандой: Мадейя, ссутулившийся и отяжелевший, а собеседник, вытянувшийся,
чуть ли не поднявшийся на цыпочки. Человечек гудел как шмель и только одну
фразу произносил по-человечески: "Va bene Rolf... [Ладно, Рольф (итал.)]
Va bene Rolf... Va bene Rolf... Va bene Rolf".
поводя головой из стороны в сторону.
успокаивал себя, повторяя: "В самом центре Верхней Савойи", - мне все
равно вспоминаются Карибские острова или африканская колония. Где еще
может быть этот мягкий, всепоглощающий свет, эта ночная синева, когда все
фосфоресцирует: и глаза, и кожа, и шелковые платья и костюмы? Здесь от
каждого человека исходило таинственное излучение, электрический разряд, и
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей
Доставалов Александр
Акунин Борис
Суворов Виктор